Девушка направляется к окраине нашего городка, к стадиону. Он вытянулся в долинке, и, к счастью, дорога идет под гору. Сейчас – да, а вот как я буду выбираться – сам не знаю…
Наконец мы достигаем стадиона, девушка легко перепрыгивает через изгородь, стаскивает с себя толстовку и оставляет ее висеть на ограде. А я, пошатываясь, перехожу на шаг и падаю на землю под ближайшим деревцем – там тенек, и то хорошо.
Девушка нарезает круги.
Вокруг меня все быстро кружится.
Тошнота наползает, похоже, сейчас вырвет. И пить хочется до невозможности, – но как дойти до крана? Я даже встать не могу, лежу на спине, с меня ручьями течет пот.
«Боже мой, Эд, – вздыхаю я. – Что-то ты вообще не в форме, да…»
«Это точно», – отвечаю сам себе.
«Но это же отвратительно!»
«Да знаю я».
Еще я понимаю, что вот так просто лежать под деревом не годится. Но прятаться от девушки у меня нет сил. Увидит так увидит. Я двинуться не могу, не то что встать и пойти куда-то. А уж как завтра все мускулы будут болеть…
Между тем девушка перестает бегать кругами и приступает к упражнениям на растяжку. К этому времени воздух наконец-то начинает поступать в легкие в нужном объеме, и мне уже полегче.
Она ставит ногу на ограду. Нога длинная и очень красивая.
«Не смей об этом думать. Не смей об этом думать», – твержу я себе.
И вдруг она меня замечает. И тут же отворачивается. Опускает голову и смотрит в землю. Прямо как тем утром. На меня глядит не больше секунды. Я понимаю: девушка сама ко мне не подойдет. Умная мысль посещает меня, как раз когда она снимает одну ногу с ограды и ставит на нее другую. Хочешь пообщаться, Эд? Подойди сам.
Растяжка завершена. Девушка берет толстовку. И тут я резво подымаюсь и иду к ней.
Она начала было бежать, но тут же остановилась.
Потому что все поняла.
Я думаю, она должна это чувствовать: я здесь, потому что она здесь.
Между нами шесть или семь метров. Я смотрю на нее. Ее взгляд упирается в землю где-то в ярде от моей правой ноги.
– Здравствуйте… – выговариваю.
Глупым до невозможности голосом.
И перевожу дыхание.
– Привет, – отвечает она.
Ее глаза все еще изучают землю где-то рядом со мной.
Я делаю шаг. Один.
– Меня Эд зовут.
– А я знаю, – говорит она. – Эд Кеннеди.
Голос высокий, но мягкий – в него можно упасть с разбегу. Чем-то напоминает Мелани Гриффит. У нее похожий голос, помните? Вот и у девушки такой же, да.
– А как ты узнала, кто я? Мне же интересно.
– Ну, папа газету читал, а я твою фотографию видела. Там про ограбление банка было, да?
– Ага, – говорю я и подхожу ближе.
После нескольких неловких мгновений она все-таки поднимает на меня глаза.
– А зачем ты за мной ходишь?
И вот стою я, одолеваемый усталостью, и говорю:
– Я пока еще сам не понял.
– А ты точно не извращенец или вроде того?
– Да нет же!
И тут же начинаю судорожно думать: «Не смотри на ее ноги. Не смотри на ее ноги!»
А она глядит на меня и улыбается – приветливо, как тогда.
– Ну и отлично. А то я уже начала бояться – ты ведь каждый день приходил.
А голосок сладкий-сладкий, даже не верится, что такие бывают. Прямо как клубничный наполнитель в мороженом…
– Слушай, извини. Не хотел тебя пугать.
На губах ее выступает осторожная улыбка.
– Ладно, ничего страшного. Просто… ну… у меня с людьми разговаривать не очень-то получается.
Она снова отворачивается, будто от стеснения ей перехватило горло. Потом говорит:
– Вот… В общем, ты не против, если мы не будем разговаривать?
Она спешит добавить, боясь меня обидеть:
– То есть я совсем не возражаю, чтобы ты по утрам сюда приходил. Просто я говорить не буду, ладно? Я не очень себя удобно чувствую и все такое…
Я киваю в ответ, надеюсь, она это замечает.
– Да не проблема.
– Спасибо.
Девушка оглядывает землю у моих ног в последний раз и вдруг спрашивает:
– А ты, похоже, бегаешь не очень регулярно?
Вкусом ее голоса можно наслаждаться – в данный момент я, например, распробовал на губах девушки клубнику. Вполне возможно, мы вообще в последний раз говорим, и я ее больше не услышу. Но потом все же отвечаю:
– Да, не очень.
И мы обмениваемся понимающими дружелюбными взглядами.
А потом она убегает. Я смотрю ей вслед и слушаю, как босые ступни легонько касаются земли. Чудесный звук. Он напоминает ее голос.
В общем, на стадион я прихожу каждый раз до работы. И каждый день она бегает. Каждый божий день, ни единого пропуска! Помню, однажды утром лил дождь как из ведра – так она все равно наматывала круги.
В среду я беру отгул (оправдываясь перед собой, что человек, у которого есть высокое призвание в жизни, должен идти на жертвы). Швейцар плетется вслед за мной, и мы направляемся к школе. Время около трех, и она выходит после занятий. С ней небольшая компания друзей, и это отрадно. Как я и предполагал, от одиночества девушка не страдает. Хотя, видя такую стеснительность, начинаешь беспокоиться.
Вы никогда не замечали: если смотришь на людей издалека, видишь только картинку, без звука. Как в немом кино. И начинаешь строить догадки: о чем это они говорят? Наблюдаешь, как раскрываются и закрываются рты, воображаешь звуки шагов, шарканье подошв. И все гадаешь: так на какую тему у них разговор? И самое главное – о чем они думают, произнося то, что произносят?
Кстати, я замечаю одну странность. К их компании – сплошь из девчонок – подошел парень. Ну и некоторое время они шли рядом. И моя бегунья тут же стушевалась, принялась смотреть в землю. А когда парень ушел, снова оттаяла.
Остановившись и подумав, я делаю следующий вывод: девушке просто не хватает уверенности в себе. Мне ее, кстати, тоже не хватает.
Возможно, она себе кажется неуклюжей дылдой. И не понимает, что все остальные считают ее очень красивой! Ну, если дело только в этом, все быстро уладится.
И тут же качаю головой.
Осуждающе.
«Как тебе не стыдно так говорить, – отчитываю себя. – Все быстро уладится! Аты почем знаешь? У тебя уладилось, Эд? Сомневаюсь… Вот и у нее так же будет».
Да, я прав. Нечего тут планы планировать и предсказания предсказывать. Нужно делать то, что должно. И надеяться на лучшее.
Я даже несколько раз приходил к ее дому ночью.
Ничего такого не случилось.
Вообще ничего, ни разу.
Я смотрю на себя оценивающим взглядом, на каждое из своих заданий. Вот бегунья, вот Милла, вот жуткая Эдгар-стрит.
Смотрю и понимаю: я даже имя этой девушки не удосужился узнать. Мне почему-то кажется, что ее должны звать Элисон. Но я привык думать о ней как о «бегунье».
Еще я хожу на соревнования по легкой атлетике, летом они проводятся каждые выходные. Девушка, конечно, выступает. Я вижу ее с семьей: мать, отец, младшие сестра и брат. Все одеты в черные шорты и голубые майки с прямоугольной нашивкой на спине. У девушки номер 176, а над ним рекламный слоган какао: «Пей “Майлоу” – расти здоровым!»
Вызывают участников забега на полтора километра среди спортсменов младше пятнадцати лет. Девушка встает, стряхивает с одежды сухие травинки.
– Удачи, – говорит ей мама.
– Удачи, Софи, – эхом повторяет отец.
Софи.
Мне нравится это имя.
Повторяю про себя: «Софи». И осторожно примериваю на ее образ. Что ж, они подходят друг другу.
Девушка все еще смахивает сор со спортивных трусов, а я вспоминаю, что у нее же есть брат с сестрой. Но дети умчались. Девочка отправилась к площадке для метания ядра, а мальчик побежал играть в войну с мелким гаденышем по имени Кирен.
– Я могу поиграть с Киреном? Мам, ну пожалуйста…
– Иди. Но ты помнишь, что скоро твой забег? Слушай объявления, твое – забег на семьдесят метров. Ты понял меня?
– Да, мама. Кирен, пошли!
Некоторое время я сижу и наслаждаюсь тем, что меня зовут Эд, просто Эд. Что у меня не хитрое имя типа Эдвард, Эдмунд или Эдвин. Для разнообразия приятно почувствовать себя совершенной посредственностью.
Софи поднимается на ноги и замечает меня. На лице – удовлетворение. Да, ей нравится, что я здесь. И все равно она почти тотчас же отворачивается и смотрит в землю. Потом отправляется к месту сбора с парой раздолбанных шиповок в руке. Видимо, детям постарше разрешается бежать длинные дистанции в таких кроссовках. Тут ее окликает отец:
– Софи?
Она оборачивается и смотрит ему в лицо.
– Софи, ты можешь выиграть. Ты знаешь, что можешь. Нужно просто захотеть.
– Спасибо, папа.
Она торопливо уходит. И еще раз оглядывается на меня. Я сижу на солнышке, пихаю в рот шоколадную печеньку. Кокосовая стружка облепила мне губу, и стряхивать ее слишком поздно. Софи, впрочем, все равно ее не увидит, с такого-то расстояния. Она глядит на меня и сразу идет дальше. А я уже понял, что нужно делать.
Был бы понаглее, сказал бы, что эта миссия – как два пальца об асфальт. Легче легкого.
Но с наглостью у меня проблематично.
А еще я помню про Эдгар-стрит. И знаю: на каждое легкое, приятное поручение будет приходиться такое, от которого поджилки затрясутся. Так что я благодарен за эту миссию. Погода стоит отличная, девушка мне нравится. Она привлекает еще больше, когда бежит голова в голову с высокой худощавой девчонкой, у которой, похоже, над Софи преимущество. Они долго бегут рядом, но у финиша высокая девочка делает рывок вперед. Она ускоряется, ее поддерживает мужчина: «Вперед, Анни! Да! Да! Давай, моя девочка! Так им! Покажи им! Сделай ее, доченька, сделай ее, ты можешь!»
