После «разминочного» марш-броска жизнь снова смогла удивить Ивана. На этот раз чудо приняло образ десятиминутного душа и чистого комплекта нательного белья. Жуков крякнул и поклялся ничему больше не удивляться.
И нарушил клятву через полчаса, попав на осмотр к доктору, одетому по дореволюционной моде. Это был пожилой мужчина с наметившимся животиком, седыми волосами и ухоженной бородкой клинышком. Из-под белоснежного, накрахмаленного до хруста медицинского халата были видны двубортный чёрный костюм с бабочкой и белая сорочка. Круглые очки в тонкой золотой оправе довершали образ преуспевающего буржуа.
– Что ж вы стоите, голубчик? Докторов не видели или уколов боитесь?
Застывший Иван не сразу понял, что вопросы, заданные мягким приятным баритоном, адресованы ему.
В следующие несколько минут доктор всё тем же приятным баритоном буквально вывернул Ивана наизнанку, заставив вспомнить и рассказать не только о своём здоровье, но и о недомоганиях всей своей многочисленной родни. Попутно курсант приседал, нагибался, высовывал язык и делал всё, что так любят проделывать со своими пациентами люди в белых халатах.
Из кабинета он выскочил, как из застенков вероятного противника, и только смог махнуть рукой, посылая следующую жертву к «доброму» доктору.
После вкусного завтрака с ненормированными порциями всех курсантов собрали в помещении, которое дежурный назвал конференц-залом. Что это значит, Иван понятия не имел, но на всякий случай приготовился в очередной раз не удивляться.
Вошёл и сразу не удивился. Подумаешь, круглое помещение, усечённое в противоположной от дверей стороне, со сценой. На стене белый экран, а на самой сцене, которую полукольцом окружили ряды кресел, каждый выше предыдущего, стол со стулом. Кинопроектор, соседствующий с неопознаваемым издали аппаратом, также присутствовал на своём месте. «Не кино же мы сюда пришли смотреть? – подумал Иван. – Или кино?»
Что он, круглых кинозалов раньше в частях не встречал? Вообще никаких не встречал, кинопередвижка приезжала. Ну и что? Доктора такие ему тоже раньше не попадались. Это не повод удивляться. К тому же над экраном висит такой до боли знакомый, привычный транспарант: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино. В. И. Ленин».
Сидевший справа Братуха наклонился к Ивану:
– Жук, у тя чё над койкой нарисовано?
– Вроде самолёт какой-то, не успел рассмотреть. А что?
– Вот ты даёшь, Жук! Все уже рассмотрели, один ты наше отделение позоришь. У меня, например, рыцарь, только не обычный, а не знаю, как сказать, прям сказочный, что ли. Доспехи чёрные с позолотой, крылья за плечами, шипы везде и меч под два метра весь в узорах. Короче, братуха. Это надо смотреть. А вот у Айбекова…
Что было у Айбекова, сосед Ивана рассказать не успел по причине появления начальства. Инструкторы сели на свободные места, которых в зале было предостаточно, один устроился у стойки с кинопроектором. А вот начальник курсов, всё ещё с тростью, но уже почти не прихрамывая, устроился за столом, положив её перед собой.
Иван поймал себя на мысли, что ему нравится здесь. Атмосфера неуловимо отличалась от тех собраний, на которых ему приходилось бывать раньше. Обычному расположению участников, когда высокий президиум и ровные ряды слушателей подчёркивают незыблемость армейской иерархии, тут был противопоставлен абсолютно другой принцип. Ивану не хватало знаний сформулировать его, но интуитивно ощущалось чувство сопричастности, единства, когда командир становится естественным центром группы. Как нельзя лучше это объясняли слова инструктора, бежавшего рядом с ними ночной марафон: «Все мы тут братья по оружию».
Ивану вдруг стало совершенно ясно: не многочасовые марш-броски, не новый пулемёт и не нож разведчика, а этот ещё молодой парень с короткой стрижкой и усталыми глазами, пробежавший с ними бок о бок шестьдесят километров без пальцев на ноге – вот кто изменит его жизнь. И сержант 64-й стрелковой дивизии, отличник боевой подготовки Иван Жуков приготовился слушать так, чтоб не пропустить ни единого слова.
– Здравствуйте, товарищи курсанты!
– Здравия желаем, товарищ начальник курсов!
– Вы прям как на плацу, только что по стойке смирно не сидите. Обращаться ко мне можно просто – Командир. Все так делают, так что и мне привычно, и вам удобно. Устраивайтесь поудобней, разговор у нас будет небыстрый. И прежде всего хочу сказать: я очень рад, что все вы решили остаться. Конечно, инструкторы приложат максимум усилий, чтоб вы как можно чаще об этом жалели. Но у них работа такая.
Командир на мгновение замер и продолжил:
– Не смеётесь. Правильно. Поступим следующим образом: я вам постараюсь рассказать, чему вас будут учить, как учить и почему именно так, а не иначе. По мере разговора у вас будут возникать вопросы. Если считаете вопрос серьёзным, поднимаете руку. На какие-то вопросы буду отвечать сразу, на какие-то, надеюсь, получите ответы в ходе разговора. Согласны?
Курсанты, не привыкшие к такому, сначала кивнули и только потом удивились: а что, можно не согласиться?
– Тогда я начну. Прежде всего, чтобы понять, чему и как вас учить, мы должны понять, а к чему мы, собственно, вас готовим. Конечно, вы сейчас скажете «К войне!», некоторые уточнят – к войне с мировым империализмом. Ну, не буду спорить и даже уточню: на данный момент для нас наиболее вероятными противниками являются Германия и Япония. Если кто-то удивлён, просто примите как данность. Ну а вас будем готовить к войне с Германией, всё-таки она поопасней Японии будет.
Но встаёт вопрос: каков характер будущих военных действий? Будет ли будущая война походить на империалистическую, но с более массовым применением танков и самолётов, или это будет нечто совершенно иное? Не знаете? И я, товарищи, сказать с уверенностью, какой будет следующая война, вам не могу, а вот какой она точно не будет, я, пожалуй, знаю. У нас принято, чтоб каждый боец чётко понимал не только свою задачу, но и важность её выполнения. Ваша задача на следующие два месяца – учиться, как говорится, не за страх, а за совесть. Поэтому начну я издалека. Никто не торопится?
Зал заулыбался и энергично замотал головами. Уже оценив пристрастие наставников к «лёгким» марш-броскам, поменять удобные кресла на неизвестность дураков не было.
– Итак, все вы знаем, что Советский Союз – первое в мире государство, где нет паразитических классов. Рабочие и крестьяне являются производителями продукта и основой нашего государства. А служащие и интеллигенция, к которым относятся врачи, юристы, музыканты и так далее, хоть и не создают продукт, который можно потрогать руками, но занимаются обслуживанием, и без их участия, согласитесь, нормальное функционирование государства также невозможно. А вот военные только потребляют, ничего не производят и обслуживанием не занимаются. Может быть, распустить армию? Что думаете?
Так, не вижу рук. Что, не желаете думать или не умеете? Ничего страшного, армии и такие бойцы нужны: например, боеприпасы подносить. Тем, кто не хочет думать, устроим маленький марш-бросок с утяжелением… Ты смотри-ка, как у вас шестерёнки в голове заработали, меня чуть не оглушило. Судя по поднятым рукам, все желают что-то сказать! Ну вот, пойдём по порядку. Первый ряд, первый справа от прохода. Встал, представился, высказался по существу вопроса.
– Сергей Максимович, первое отделение. Так это, нельзя без армии: а вдруг война, вот, опять же, с Германией?
– Так может, начнётся война, тогда и об армии подумаем, а, Сергей?
– Нет, товарищ командир, поздно будет.
– Поздно, значит? Ну тогда давайте за неделю или за две, а? Так и быть, танки и пушки оставим, а вас всех домой. А за две недели снова призовём. Серёга, садись. Кто ещё хочет высказаться? Так, вижу, шестой ряд, слева, курсант обе руки тянет.
– Старшина первого отделения первой учебной роты Аркадий Леонидович Фишман. Разрешите доложить, товарищ командир.
– Разрешаю, и давай попроще, Аркадий, у нас не митинг.
