этого перекрытый перегородкой, ушедшей сейчас кверху.
Керк так удивился, что вскочил с сиденья.
Но проход не исчез, как он запоздало успел подумать: перегородка осталась поднята на высоту всё тех же трёх метров. Керк подошёл и внимательно осмотрел коридор за ней. Поморгал, пощурился. Позвал:
— Полина! Вы, вроде, хвастались, что теперь всё отлично видите. А у меня, похоже, всё ещё минус один.
Полина встала, подошла.
— Обычный коридор. Только загибается вбок и вверх — и в этом всё отличие от предыдущих.
— Дайте и мне посмотреть… — но едва Рахель встала со своего сиденья, проход закрылся: вернее, скорей — захлопнулся! Перегородка, толщиной, как прикинул Керк, с дюйм, так ударила в пол, что дрожь через пол передалась ногам!
С полминуты все молчали — возможно, от неожиданности, но лично Керк — от испуга. Он радовался, что ни он, ни Полина ещё не успели пройти дальше вперёд — за перегородку. И невольно представил, что было бы, хлопни перегородка по ничего не подозревавшему человеку!..
По кому-то из них.
— Чёрт. Ненавижу мышеловки. Похоже, нас хотят-таки разделить.
— О чём вы, Рахель?
— Я говорю — Полина наверное права. И что мы — в тупике. Ну, фигурально выражаясь. Чтоб не умереть с голода, нам нужно пройти туда, дальше. А пока не нажат хотя бы один рычаг, это невозможно. А тот, кто его будет нажимать — просто не успеет! Или, что хуже — успеет частично.
Вы понимаете, что я хочу сказать?
— Понимаем. — Керк сглотнул ставшую почему-то вязкой, и с медным привкусом, слюну, — Его просто разрежет пополам!
— Н-да, смерть хоть и почти мгновенная, но вряд ли приятная…
— Да, уж, Рахель. Озадачили они нас.
— И всё-таки, думаю, задача имеет решение. Иначе нам её не подсунули бы.
— Согласен. Ну что, подумаем? Полина?
— Мне кажется, нужно сесть на ближайшее к проходу сиденье, или, вернее, встать на него ногами, и попробовать допрыгнуть… Вы — как самый сильный — могли бы?
— Хм-м… Здесь больше трёх метров. С места — вряд ли. А уж вам, дамам — и подавно!.. Нет, этот план мы пока отметём, как малореальный. И слишком рискованный.
— Тогда, может быть, с разбега?
— В смысле?
— Ну, разбежаться вон оттуда, из глубины, прыгнуть на сиденье, и, оттолкнувшись от него — влететь в коридор!
— Мысль интересная. Так. Хорошо. Оставим этот вариант на крайний случай. А ещё предложения? Рахель?
— Насчёт прыгать — нет. Прыгать-то точно — придётся вам. Я несколько грузновата для этого, — вес женщины, похлопавшей себя по нехудым бокам, как прикидывал Керк, и правда, несмотря на «обеднённую калориями» диету, наверняка ещё превышал семьдесят килограмм. — Поэтому предлагаю попробовать другое.
Вот, смотрите: меня всё не покидает подозрение, что это-таки — карусель. Давайте же попробуем сесть и раскрутить её! Отталкиваться будем — ногами от пола! Вдруг это что-то даст?
— А что — неплохая идея. Попробовать-то можно. Осталось лишь убедиться, что эта штука может вращаться!
«Штука» вращаться смогла.
И более того: даже когда они, раскрутив её до приличной скорости, поспрыгивали на пол, массивная конструкция вращалась ещё секунд десять, пока скорость вращения не упала, и не раздалось три щелчка — сработали «запоры» сидений! — и удар: это перегородка снова грохнулась о порог тоннеля, так, что опять заходил под ногами эластичный пол!
— Ага. Цели намечены, задачи ясны. Приступаем.
На этот раз Керк встал на сиденье на одно колено: так отталкиваться было куда удобней, чем сидя, и спрыгивать тоже. Да и скорость они смогли набрать побольше!
Они снова раскрутили «карусель» что было сил, и посваливались, и поспрыгивали, отброшенные центробежной силой, наземь. Керк заорал:
— Быстрее! Уходим!
Однако только через целых двадцать четыре секунды после того, как он сам, последним, вбежал в тоннель, дверь-ловушка захлопнулась…
— Какого же … эта дрянь загибается ещё и кверху? Мы что — идём по спирали?
— Думаю, об этом ещё рано говорить. Мы прошли не больше километра.
— Ну и что? Этот чёртов пандус уже сидит у меня в печёнках: так и ждёшь, что из-за поворота кто-то выскочит. Когтистый и зубастый!
— Знаете, Рахель, если б такое сказала Полина, я бы насторожился. Потому что насчёт попыток нашего разделения она почуяла ещё до того, как мы увидели, как действует дверь-перегородка. Полина?
— Нет. Когтисто-зубастого я никого не чую. Но насчёт предвидения… Мне просто показалось это логичным. И никакого «предчувствия» я не испытывала.
— Жаль. Если б у нас был кто-то, способный чуять предстоящие ловушки и препятствия, нам было бы полегче.
— Сама знаю, — женщина нервно дёрнула плечом, — Но насчёт вот этого — внутреннего голоса! — нет у меня ничего такого. Иначе я не вышла бы замуж за своего первого.
Да и за второго.
— Понимаю. Сам обжёгся только на первой. Другая, вроде, попалась, если мне позволят так выразиться, очень… Хорошая и домовитая. Жаль, умерла восемь лет назад.
— Это была ваша вторая… официальная?
— Да. Она была старше меня на пять лет. И куда мудрее… Недаром же говорят: всё в браке зависит от женщины. И если она… — он невольно помрачнел и вздохнул про себя.
— Словом, мне было хорошо с ней. И я в меру сил старался и ей отплатить тем же. Мы… Понимали друг друга. — он знал, что это звучит и банально, и стандартно-штамповано, но не мог подобрать более подходящих слов, — Все дети пристроены, все самостоятельны, и я уже почти спокойно обо всём вспоминаю. Вместо безысходности и тоски осталась лишь лёгкая горечь утраты. А ведь мы могли бы на старости лет… Поездить по миру. Расслабиться, отдохнуть. Мне казалось, я честно заработал для нас такую возможность…
Но — не вышло. Рак матки.
— Керк. Мне очень жаль. — Полина мягко дотронулась до его плеча.
— Да, Керк. Мои соболезнования тоже.
— Спасибо. — он почувствовал, как на скулах невольно заходили желваки, но заставил себя разжать кулаки, и расслабить челюсть. — Вначале, конечно, было очень плохо. Но сейчас я уже достаточно свыкся с участью вредного и замкнутого вдовца. И даже иногда нагло пользуюсь, чтобы… Ну, в своих интересах.
А как с мужьями — не сочтите за бестактность! — обстояло у вас?
— Нет. Мои гады-бывшие живы ещё все! И иногда я ловлю себя на мысли, что — жаль. Я бы от души позлопыхала, если б удалось кого-то из них пережить.
— Ох, какая вы… Злопамятная.
— Ну, что есть, то есть. А вы, Полина?
— Нет. Я не злопамятна настолько. А мой первый погиб. В автокатастрофе.
— Мои соболезнования, Полина.
— И мои.
— Спасибо. Но… Я и сама-то тогда не расстроилась,
