защитой. Разномастные щиты за спиной. На поясах – такой же набор из меча и ножа. Только шлемы без меха, обычные остроконечные, как у былинных богатырей. Грудную клетку каждого из крайних дополнительно защищала узорная рельефная пластина, у центрального пластина была изящно выпуклой. А вот сложением всадники не вышли. Не богатыри, одним словом. Те, что по бокам – парни лет двадцати, между ними вообще девчонка. Ну, девушка, едва ли догнавшая летами спутников. Воинственная и грозная, несмотря на возраст и внешнюю хлипкость. Излучаемая ею уверенность в собственных силах не оставляла сомнений в серьезности и даже опасности воительницы. Руки всех троих лежали на рукоятях мечей, к возможному счастью для нас – пока не обнаженных.
Носильщики вынули копья из носилок Шурика и рассредоточились, остальные вместе с ними заняли оборону подковообразным построением, отрезая гостей от охраняемых объектов. Гордей, оказавшись с нами внутри ощетинившегося полукольца, выехал чуть вперед. Он явно узнал прибывших. Энтузиазма у него встреча не вызвала.
Положенный на землю Шурик сделал нам с Томой знак приблизиться.
– Не полируйте себе кровь через всяких-разных напрасных мыслей, – проговорил он в своей манере. – Малик знает, что делает. Вернется за всеми, куда бы нас ни занесло. На свободе есть выбор действий, в плену – нет.
Пугливо глянув на конвойную команду, которой сейчас было не до нас, я шепнул:
– Если не секрет, кто он по основной профессии?
– А я знаю? Но при желании любого уложит посреди мостовой безо всякого риска подцепить дополнительную температуру к остывающему организму. Кстати, можно встречный вопрос: почему «Чапа»?
Я непроизвольно вздохнул.
– Угораздило папу Ваню назвать сына Васей, вот и стал для всех Василием Ивановичем Чапаевым из анекдотов. Потом просто Чапаем. Потом совсем укоротили. Но лучше быть Чапой, потому что иначе – «Муха». Все-таки Мухины мы.
– Которые всегда в пролете, – хихикнула Тома. – «Чапа» – лучше, и если знать предысторию – героичнее.
Больше поговорить не получилось, иначе пришлось бы повышать голос и перебивать глав встретившихся отрядов.
– Приветствую, царевна Милослава. – Гордей чуточку склонил голову.
Его бойники сделали знакомый нам короткий присест, но оружие по-прежнему держали направленным в сторону прибывших.
Мы с Томой машинально переглянулись: царевна? Царских отпрысков тут как собак … пардон, волков нерезаных. И все по лесу бродят. Больше заняться нечем?
– Гордей, сколько зим! – Царевна соорудила на губах фальшивую улыбочку. – Знаком с моими мужьями?
– Не довелось, – сообщил царевич тоном «сто лет вы мне не сдались».
– Дорофей, – представила Милослава левого. Затем правого, который отличался от другого шириной груди и цветом лошади: – Порфирий.
– Очень, – кивнул Гордей, проглотив полагавшееся «приятно».
– Жаль, что ты пристроен, – не слишком правдоподобно пожалела Милослава.
– Староват я для тебя, соседка. Найдешь порезвее.
– Кто бы говорил.
Возможно, так протекали местные «чо как», то есть «как дела, как погода?» – обязательный набор фраз случайно встретившихся соседей перед тем, как разъехаться.
Странно, но Дорофей с Порфирием, представленные как мужья, равнодушно отмалчивались. Отстраненные взоры, не чувствовавшие реальной опасности, спокойно и задумчиво гуляли по сторонам. Порфирий статью превосходил более хилого – только по сравнению с ним – Дорофея. Дорофей мстил чеканной красотой лица, выразительностью глаз и недоспрятанной ухмылочкой, за которой скрывался хитрый ум. Насчет ума – предположение, а хитрость присутствовала однозначно. Или зловредность. Не люблю таких. Потому что иногда сам таким бываю. Или не иногда.
Милослава пустила коня вперед мелким шагом:
– Разве не ты обратил в посмешище оборону Мефодии, когда разметал ее защитников? А они, между прочим, долгие годы считались эталоном, символом непобедимости, недостижимой вершиной.
«Эталон», «символ»… То, что слышали уши, не вязалось с тем, что видели глаза. В какие времена мы попали?
– Или не ты, защищая вотчину, разнес в пух и прах контратаку Мефодии? Кто, как не ты, спас тогда цариссу? – продолжала Милослава.
Напоминание царевичу польстило. Когда царевна приблизилась вплотную, он обронил, нарываясь на новый комплимент:
– Противник был старше, а возраст, как я уже сказал – не последнее дело.
– Еще и скромен до безобразия. Гордей, ты мне определенно нравишься. Был бы свободен… Впрочем, кто знает? Царисса стара, слаба, болезненна, не сегодня завтра…
– Не говори так. Четвертая заповедь. Она женщина и мать, а еще она царисса. В отношении вашей цариссы ты мне таких же слов не простишь.
– Так не прощай. Вот я. Ну?
Гордей потупился.
– Ты знаешь, я не могу ударить женщину, если моей семье не угрожает опасность.
– Думаешь, не угрожает? – от царевны пахнуло холодом.
Еще секунда, и…
– Не посмеешь. – Царевич знал закон. Закон на его стороне. Он положился на закон, и закон восторжествовал.
Рука на эфесе царевны немного расслабилась.
– Как член тайного к… – Гордей стрельнул в нашу сторону убийственным взглядом и снизил голос, – ты давала определенную клятву, в том числе – карать отступников клятвы.
В сузившихся зрачках царевны полыхнули молнии, а мышцы кисти вновь натянулись в опасные струны.
– Откуда знаешь про… – она осеклась. – А-а, Евпраксия. Но ты не она.
– Тогда вспомни последнюю заповедь.
– Определяешь себя как имущество? – Милослава хмыкнула и прибавила яда во взоре.
– Я муж, – гордо сказал Гордей. – А они, – последовал кивок на свиту, включавшую нас, – имущество.
– Тогда вызови на поединок.
Царевич справился бы с царевной без труда, но с необъяснимым упорством увиливал от драки.
– Поединки запрещены.
– Законник хренов, – в сердцах выдохнула Милослава.
Сценка напоминала дорожную ситуацию с гаишником, который не может докопаться до остановленного водителя: и пристегнут, и документы в порядке, и выдох трезвый, и даже огнетушитель непросрочен.
Гордей сменил тему.
– Каким ветром в наши края?
– Решили размяться немного. Прогуляться, поохотиться.
– Далековато забрались. Цариссу Западного леса и Святого причала такое известие вряд ли обрадует.
– Не пугай, – снова окрысилась Милослава. – Охота не знает границ.
– Кстати, недалеко как раз есть кое-кто. Парочка беглых. И… еще один беглый.
Гордей не захотел сообщать посторонним статус сбежавшего Малика.
Милослава проигнорировала как сообщение, так и заминку. Повинуясь хозяйке, конь сделал еще несколько шагов в нашу сторону, обойдя царевича сбоку. Впритык поднесенные копья почти царапали кожу, глаза бойников безотрывно следили за каждым движением царевны. Даже за намерением движения.
Она их презрительно не замечала.
– Почему гуляешь по лесу со всяким сбродом? Войников в семье не осталось?
Гордей остался чуть впереди, чтобы, если понадобится, перехватить двух других всадников. Чувствовалось, что нервы у него на пределе.
– Все у границы с Конными пастбищами. В одной из деревень карантин.
– Черный мор? – картинно ужаснулась Милослава.
– Обычный жар, но крепостные дохнут, как мухи. Пережидаем, пока само пройдет.
– Про карантин я слыхала, не знала подробностей. У
