— Ты ошибаешься, — возразил Люк. — Я просто удивился, вот и все. Это место вызывает у тебя весьма противоречивые чувства. Неужели ты хочешь поселиться здесь? По-моему, это несколько нелогично.
Раф сказал ей примерно то же самое. Но Люку об этом знать вовсе не обязательно.
— Думаю, время покажет, — улыбнулась она.
— Ты уже осмотрела дом во владениях Хаммершмидта? — спросила Симона.
— Еще не успела.
Люк нахмурился:
— Я снова удивлен, но не тем, что ты можешь позволить себе купить эту землю, а кое-чем другим. Точнее, кое-кем. — Он с негодованием взглянул на сестру.
— И нечего испепелять меня взглядом, — заявила Симона. — Да, ты прицениваешься к этим виноградникам, но почему бы вам не прийти к соглашению? — Ее глаза заблестели. — В самом деле, Люку нужна земля, а Габи — дом, погреба и офис. По-моему, вы оба от этого только выиграете.
— Нет, — отрезал Люк.
— Нет, — эхом отозвалась Габриель. — Вероятно, с деловой точки зрения это удачное решение, но не в нашем случае.
— Тогда почему вы так переполошились? — пожала плечами Симона. — Я всего лишь предложила.
— Не самое удачное твое предложение, — вздохнула Габриель и вкрадчиво продолжила: — Почему бы тебе не позвонить Рафаэлю и не предложить ему подобную сделку? Так вы станете партнерами. Может быть, ты тоже все эти годы поддерживала с ним связь втайне от меня? — почти медовым голосом закончила она.
— Ничего подобного. — Симона заерзала на стуле. — Ладно, если вам не по душе мое предложение, давайте поговорим о чем-нибудь другом.
Люк тут же согласился с сестрой:
— С удовольствием.
Глава 5
Габриель не стала задерживаться после ужина. Она быстро, насколько позволял горячий и крепкий напиток, осушила чашку кофе, помогла Симоне и Люку прибраться в кухне и спросила, не может ли она перед отъездом воспользоваться ванной комнатой.
Девушка помнила, что ближайшая ванная находится справа от лестницы. Идя по просторному холлу и погрузившись в размышления, Габи не заметила Жозе.
Мать стояла неподвижно, как прекрасная, но холодная мраморная статуя. Неужели она ждала ее?
— Мама, — чуть склонила голову Габриель. — Здравствуй. — Она сделала попытку улыбнуться. — Ты хочешь со мной поговорить?
— Ты, верно, думаешь, что теперь ты одна из них? — негромко произнесла Жозе, не ответив на приветствие. — Общаешься с ними, напрашиваешься к ним на ужин, рассчитываешь, что старые друзья тебе не откажут.
Габриель почувствовала, как улыбка замерзает на ее губах.
— Ты никогда не желала помнить свое место.
— Как раз наоборот, мама. Ты никогда не позволяла мне это забыть. — Габриель выпрямилась. Она уже не та маленькая девочка, которой полагалось молча выслушивать свою мать и так же молча сносить ее удары, когда Жозе считала, что она своим поведением заслужила порку. — И вот еще что. Теперь я сама решаю, где мое место и с кем мне общаться. И если мне захочется поужинать со своими друзьями, причем по их приглашению, я не собираюсь спрашивать у тебя разрешения.
— Он никогда на тебе не женится, и ты это знаешь, — презрительно бросила Жозе. — Ты ниже его по положению.
Габриель не составило труда догадаться, о ком идет речь.
— А что, если я не хочу выходить за него? Подобная мысль никогда не приходила тебе в голову?
— Тогда зачем ты вернулась, щеголяя новыми тряпками и трубя о ваших виноградниках? Думаешь, твое материальное положение что-то изменит? Ты можешь нацепить на себя все, что угодно, но навсегда останешься для Люсьена Дювалье и подобных ему мужчин дочерью экономки.
— Это для тебя сословные предрассудки все еще существуют, мама, хотя на дворе двадцать первый век. Кстати, я вернулась не ради Люсьена, а ради тебя.
— Где Рафаэль нашел деньги, чтобы приобрести те виноградники? — поинтересовалась Жозе.
Габриель, не ожидавшая такого вопроса, даже растерялась.
— Харрисон дал. — Отец, с которым до своего приезда в Австралию она лишь обменивалась поздравительными открытками на день рождения и Рождество. — Харрисон Александер. Помнишь такого? Мужчина, за которого ты вышла замуж. Отец твоих детей. Ты была не права, заявляя, что мы ему не нужны. Мы были нужны ему.
— Вот как… — Голос Жозе слегка дрогнул. — Почему он это сделал?
— Может, потому, что для этого и существуют родители? — с легким сарказмом предположила Габриель. Ей вдруг расхотелось объяснять что-либо матери. — Или ты не в силах представить себе, что нашелся человек, который поверил в Рафаэля? Неужели тебе необходимо постоянно сомневаться в способностях своих детей и отрицать, что они могут чего-нибудь добиться?
Жозе молчала.
— Я только на минутку загляну в ванную, а затем вернусь в деревню, — закончила разговор Габриель. — Не жди меня. Я знаю, где выход.
Мать повернулась к ней спиной, но девушка успела заметить, как исказилось ее лицо.
— Харрисон всегда отличался чувствительностью, — донеслось до Габи. — Мне это не нравилось. Я бы никогда не вышла за него замуж, если бы вконец не отчаялась. Харрисон любил меня. Любил мою внешность, а вот душу не понял, не разглядел… Потом было уже поздно. Для него. — Жозе обернулась к дочери. Ее глаза были полны такой муки, что Габриель невольно вздрогнула. — Харрисон Александер твой отец, Габриель, но не отец Рафаэля. — Она стала подниматься по лестнице, держась за перила.
Габриель стояла как громом пораженная.
— Нет, — прошептала она и покачала головой.
В такое невозможно поверить! Харрисон — любящий, внимательный отец, всегда был готов прийти на помощь и ей, и Рафаэлю по первому зову. Они бы ничего не добились без его поддержки.
— Я не верю тебе, — громко сказала она, чувствуя, как от слез начинает щипать глаза. Ее мать продолжала подниматься по лестнице. — Ты лжешь! — сжимая кулаки, выкрикнула Габи и шепотом повторила: — Ты лжешь…
Люк Дювалье являл собой пример для подражания — так считали все. Вот на кого стоило равняться! У него имелось все: деньги, здоровье, молодость. Ему было всего двадцать девять, но он уже руководил одной из старейших во Франции фирм по производству шампанского, с завидной регулярностью заключал многомиллионные контракты и имел репутацию человека, который не теряет голову ни при каких обстоятельствах.
И еще он отличался волей. Именно воля в конечном итоге помогла ему забыть тот поцелуй в саду — хотя бы на время. Этому также способствовали его любимая утка в апельсиновом соусе и беседа, которую поддерживала его сестра, старательно избегая опасных тем. Все, что теперь от него требовалось, — это проводить Габи до машины и закончить приятный во всех отношениях вечер, в течение которого они вели себя как цивилизованные люди. Наверное, ему можно было себя похвалить, но Люк не спешил с этим.
