Находясь вблизи Петрограда и имея в своём распоряжении прямой провод, высшее начальство Кронштадта было всегда в курсе происходивших событий. Когда там вспыхнуло восстание, оно должно было тщательно разобраться в обстановке и осветить всё так, как это было в действительности. Вместо того начальство предпочло всё скрыть, как будто ничего и не случилось. Были введены ещё новые строгости. Матросов решительно никуда не выпускали, и они безвыходно находились на кораблях и в казармах. Для усиления присмотра за ними по всем учебным судам были расписаны офицеры–слушатели, которые, не принося никакой пользы, очутились благодаря этому в очень опасном положении. Они были чужды этим командам и в такой критический момент только зря возбуждали против себя злобу.
Наивно было думать, что какие‑либо меры могли совершенно изолировать такое большое количество людей от внешнего влияния. Конечно, из нелегальных источников к ним доходили все известия, но уже в сильно извращённом виде. Злоба и ненависть, возбуждаемые агитаторами, накапливались всё больше и больше; положение обострялось с каждой минутой. Начальство же всё ещё не прозревало.
Вот тут‑то и произошла трагедия. Когда у главарей революции в Кронштадте составилось впечатление, что положение восставших в Петрограде окрепло, а следовательно, они мало чем рискуют, ими было поднято восстание.
Ночью взбунтовавшиеся команды стали врываться в каюты офицеров с вопросом, признают ли они Временное правительство? Что могли отвечать офицеры на подобный вопрос? Если «никакого Временного правительства не знаю», — «враг народа», и, в лучшем случае, арест, ато — удар штыком. К чести офицеров, надо сказать, что, несмотря на всю трагичность своего положения, они давали отрицательные ответы.
Одновременно дикие, разъярённые банды матросов, солдат и черни, со зверскими лицами и жаждой крови, вооружённые чем попало, бросились по улицам города. Прежде всего выпустили арестантов, а потом, соединившись с ними, начали истребление ненавистного начальства.
Первой жертвой этой ненасытной злобы пал адмирал Р. Н. Вирен.
Когда толпа подошла к дому главного командира, адмирал Вирен, услышав шум и крик, сам открыл дверь, однако оставив её на цепочке. Увидев матросов, он стремительно распахнул её настежь и громко крикнул: «Что нужно?!» Матросы, ещё так недавно трепетавшие при звуке его голоса, и теперь сразу притихли и растерялись. Только когда из задних рядов послышались единичные выкрики: «Тебя надо, кровопийца, вот кого нам надо», — толпа опять взволновалась, заревела и, бросившись на адмирала, стащила его полуодетым вниз и поволокла по улицам.
Матросы улюлюкали, подбегали к Вирену, плевали ему в лицо и с площадной бранью кричали: «А ну‑ка покажи свой номер!..»
Толпа была одета в самые фантастические костюмы: кто — в вывернутых шерстью наружу полушубках, кто — в офицерских пальто, кто — с саблями, кто — в арестантских халатах, и так далее. Ночью, при свете факелов, это шествие имело очень жуткий вид, точно демоны справляли свой адский праздник. Мирные жители, завидев эту процессию, с ужасом шарахались в стороны.
Посреди этой толпы шёл адмирал. Он был весь в крови. Искалеченный, еле передвигая ноги, то и дело падая, медленно двигался мученик навстречу лютой смерти. Из его груди не вырывалось ни одного стона, что приводило толпу в ещё большее бешенство. Её вой напоминал собой вой шакалов, чувствующих близкую добычу.
Когда‑то, в дни Порт–Артура, в неравном бою с несколькими японскими крейсерами и миноносцами погибал миноносец «Страшный». Разбитый неприятельскими снарядами, он парил. Пар этот был предсмертным дыханием умирающего бойца. Японские корабли уже готовились было его захватить. В это время на выручку «Страшному» нёсся «Баян». На командном мостике стоял его командир, тогда ещё капитан 1–го ранга Вирен. Впившись глазами вперёд, он всё время приказывал передать в машины, чтобы дали ещё больший ход. Крейсер уже перешёл пределы своей скорости и летел, рассекая волны, чтобы прикрыть «Страшного». Весь корпус его дрожал. Ещё немного, и он опоясался бешеным огнём. Японские суда повернули, а «Баян», подлетев к месту недавнего побоища, застопорил машины. «Страшного» уже не было, он скрылся под волнами. Подобрав оставшихся людей, «Баян», при общем восторге, возвратился в Артур. Что, если бы теперь пред этой зверской толпой вдруг встали бы те матросы, которые были тогда спасены «Баяном»? Что сказали бы они убийцам адмирала Вирена? Сумели бы отстоять ему жизнь?..
Пожалуй, нет. Толпа уже была опьянена кровью; в ней проснулся многоликий зверь, который не отдаёт назад своей добычи.
Мукам Вирена приближался конец. Пресытившись терзанием жертвы, палачи окончательно добили её на Якорной площади, а тело сбросили в овраг. Там оно лежало долгое время, так как его было запрещено хоронить.
На следующий день, рано утром, был арестован и начальник штаба порта контр–адмирал
A. Г. Бутаков [16] на просьбы близких уехать из Кронштадта он отвечал решительным отказом, сказав, что предпочитает смерть бегству. На двукратное предложение матросов признать новую власть адмирал, не задумываясь ни на одно мгновение, ответил: «Я присягал государю и ему никогда не изменю, не то что вы, негодяи!» После этого его приговорили к смерти и расстреляли у памятника адмиралу Макарову. Первый залп был неудачен, и у адмирала оказалась простреленной только фуражка. Тогда, ещё раз подтвердив свою верность государю, адмирал спокойно приказал стрелять снова, но целиться уже как следует.
Очень зверски также был убит командир 1–го Балтийского флотского экипажа генерал- майор Н. В. Стронский, нелюбимый матросами за свою требовательность.
Командир учебного корабля «Император Александр II» капитан 1–го ранга Н. И. Повалишин был убит на льду, когда он, видя, что ему неизбежно грозит смерть, хотел скрыться от преследователей. Его заметили и тут же расстреляли.
Старшего лейтенанта Н. Н. Ивкова, плававшего на учебном судне «Африка», команда живым спустила под лёд.
Всю ночь убийцы рыскали по квартирам, грабили и вытаскивали офицеров, чтобы с ними расправиться. В числе убитых были капитаны 1–го ранга К. И. Степанов и Г. П. Пекарский; капитаны 2–го ранга А. М. Басов и В. И. Сохачевский; старшие лейтенанты В. В. Будкевич, B. К. Баллас и мичман Б. Д. Висковатов. Остальные — были офицеры по Адмиралтейству, подпоручики и прапорщики. Только по официальным сведениям штаба, очень неполным, убитых было свыше двадцати пяти человек. Кроме того, было убито много кондукторов и сверхсрочнослужащих [17].
Оставшиеся в живых на кораблях офицеры находились уже в это время под арестом; у них было отобрано оружие и сняты погоны. Жившие на берегу были заключены на гауптвахту, среди них — вице–адмиралы А. Д. Сапсай, А. П. Курош и контр–адмирал Н. Г. Рейн. Адмирал Курош всего только три дня тому назад приехал в Кронштадт, чтобы принять должность коменданта крепости. Контр–адмирал Рейн тоже совсем недавно приехал в Кронштадт, где получил Учебно–минный отряд. Как Курош, так и Рейн держали себя во время ареста и допросов с редким достоинством и стойко переносили глумления.
Всех офицеров непрерывно допрашивали, предъявляя им самые нелепые обвинения. Часть из них была расстреляна на площади перед гауптвахтой. Офицер, который вызывался, мог быть почти уверен, что его расстреляют.
Когда вызвали адмирала Рейна, старого Георгиевского кавалера, он спокойно простился со всеми и сказал, что идёт на смерть. Действительно, через несколько минут его уже расстреляли. Во время расстрела его хладнокровие поразило даже самих убийц. На его гордом, красивом лице при виде заряжаемых винтовок мелькнула только презрительная усмешка.
Далее для тех несчастных офицеров, которые пережили этот бунт, потянулись долгие дни тюремного заточения. Маленькие камеры были так переполнены ими, что одновременно все не могли лежать. Спать приходилось на голых досках; заставляли исполнять самые грязные работы и зачастую «забывали» кормить. Пища же, которую давали узникам, была до того отвратительна, что принимать её можно было только с самым неприятным чувством. Родственников не допускали; провизия, приносимая ими, или не передавалась, или просто не принималась. О нравственных пытках говорить нечего: разнуздавшиеся хамы были очень изобретательны на этот счёт. Особо утончённым издевательствам подвергался адмирал Л. П. Курош, на котором старательно вымещали энергичное подавление им Свеаборгского бунта в 1906 году.
Через две недели, благодаря хлопотам приехавших депутаций от команд кораблей Действующего флота, были отпущены офицеры — слушатели Минных классов. Остальные же заключённые, несмотря на увещевания слабого Временного правительства, на которые Кронштадт «плевал», продолжали томиться в тюрьмах, одновременно служа заложниками и объектами слепой ненависти.
