– Слоновая кость, говорят, древняя, – произнёс он почтительно. – Из бивня косматого чудища, каковые были когда-то излюбленной добычей Трича. Труп такого зверя нашли в мерзлоте в далёком Элингарте…
– Это всё можно пропустить, – буркнула Хватка. – Показывай уже свои проклятые цацки.
Седые тонкие брови торговца в ужасе взметнулись.
– Проклятые?! Нет-нет! Неужели вы думаете, что я бы решился продать проклятые украшения?
– Да не ори, это же было просто растреклятое выражение. Пошевеливайся, а то мы тут весь проклятый день проторчим.
Дымка тихо хрюкнула, но мгновенно затихла под разъярённым взглядом своего капрала.
Старик развернул свёрток, стали видны три браслета на бицепсы, каждый из цельного куска, лишённый украшений, отполированный до мерцающего блеска.
– А где метки благословения?
– Их нет. Каждый из них был завёрнут в покрывало, сотканное из выпавшей во время линьки шерсти самого Трича – на девять дней и десять ночей…
Дымка снова хрюкнула.
– Выпавшей во время линьки? – Хватка поморщилась. – Фу, как отвратительно.
– Штырь бы с тобой не согласился, – пробормотала Дымка.
– Набор из трёх браслетов, – глубокомысленно протянула Хватка. – На правую руку, на левую… а третий куда? И следи за языком! Мы с Дымкой – нежные цветочки.
– Все для одной руки. Все три – цельные, однако сплетаются. Таково было благословение.
– Сплетаются, но бесшовные? Вот это я бы хотела увидеть.
– Увы, я не могу продемонстрировать это волшебство, ибо оно свершится лишь единожды, когда покупатель наденет их на свою правую руку.
– Да ну! От этой истории обманом несёт за десять лиг.
– Слушай, он у нас тут на виду, – проговорила Дымка. – Обманщики работают только там, где могут быстро и безопасно сбежать.
– Например, в толпе на рынках Крепи. Это точно. – Хватка ухмыльнулась, глядя на старика. – Только мы ведь не на рынке, да? Сколько?
Торговец поёжился.
– Вы избрали мою самую дорогую работу – я собирался выставить её на аукцион…
– Сколько, старик?
– Т-три сотни з-золотых советов.
– Советов. Это новая монета Даруджистана, да?
– Крепь приняла за стандарт малазанскую джакату, – заметила Дымка. – Какой курс?
– Будь я проклята, если знаю, – проворчала Хватка.
– С вашего позволения, – вмешался торговец, – обменный курс в Даруджистане – две с третью джакаты за один совет. Комиссия менялы будет не меньше одной джакаты. Так что, строго говоря, одна с третью.
Дымка перенесла вес на другую ногу, наклонилась вперёд, чтобы получше рассмотреть торквесы.
– На три сотни советов можно целую семью содержать в довольстве несколько лет…
– Такова моя цель, – заявил старик. – А поскольку живу я один и весьма скромно, рассчитываю протянуть года четыре, если не больше, включая покупку материалов для своего ремесла. Но если я выручу меньше трёх сотен советов – я разорён.
– У меня прямо сердце разрывается, – сказала Хватка. Она покосилась на Дымку. – Кто бы тут отказался?
Та пожала плечами.
– Собери-ка три столбика.
– Так точно, капрал. – Дымка прошла мимо старика и бесшумно двинулась вверх по тропе, пока не пропала из виду.
– Умоляю, – заскулил торговец, – не платите мне в джакатах…
– Успокойся, – буркнула Хватка. – Опонны тебе сегодня улыбнулись. Теперь отойди от мешка. Я его должна обыскать.
Кланяясь, старик отступил.
– Всё остальное стоит намного меньше. Признаюсь, сделано на скорую руку…
– Я больше ничего покупать не собираюсь, – сообщила Хватка, перерывая содержимое мешка. – Это уже официальный досмотр.
– А-а, понимаю. А какие-то товары нынче запрещены в Крепи?
– Ага, например, поддельные джакаты. Местная экономика задыхается, так что даруджистанские советы тоже не слишком приветствуются. У нас на прошлой неделе был такой улов…
Торговец выпучил глаза.
– Вы мне заплатите фальшивой монетой?!
– Искушение велико, конечно, но нет. Говорю же, Опонны тебе подмигнули. – Закончив обыск, Хватка отступила и вытащила из сумки на поясе восковую табличку. – Я должна записать твоё имя, торговец. По этой тропе ходят в основном контрабандисты, которые пытаются обойти пост на дороге в Разделе – ты, считай, первый честный купец здесь. А хитрые контрабандисты платят тут вдесятеро от того, что дали бы на дороге внизу, а ведь там бы им было намного легче проскользнуть – хаос, толпа, всё такое.
– Меня зовут Мунуг.
Хватка подняла глаза.
– Вот не повезло-то.
По тропе спустилась Дымка с тремя завёрнутыми в ткань столбиками монет в руках.
Торговец робко пожал плечами, не сводя глаз с денег.
– Это советы!
– Так точно, – пробормотала Хватка. – Столбиками по сотне – ты небось спину надорвёшь, когда будешь тащить их сперва в Крепь, а потом обратно. Хотя тебе теперь в саму Крепь можно и не ходить, верно? – Она пристально посмотрела на торговца, убирая табличку в сумку.
– Это было бы разумно, – согласился Мунуг, наново заворачивая торквесы и передавая их Дымке, – но я всё равно отправлюсь в Крепь – продать остальные свои изделия. – Его глаза беспокойно забегали, торговец обнажил кривые зубы в слабой улыбке. – Если удача Опоннов не изменит мне, смогу удвоить прибыль.
Хватка ещё некоторое время буравила его взглядом, затем покачала головой.
– Жадный платит дважды, Мунуг. Бьюсь об заклад, через месяц ты притопаешь обратно по этой же тропе с пустыми карманами. Что скажешь? Десять советов ставлю.
– Если проиграю, окажусь вам должен десяток монет.
– Да ладно, я согласна на безделушку-другую – руки у тебя золотые, старик, тут не поспоришь.
– Благодарю, но должен со всем почтением от этого заклада отказаться.
Хватка пожала плечами.
– Жаль. У тебя ещё колокол примерно до заката. Рядом с вершиной стоит перевалочный лагерь – если поднажмёшь, доберёшься туда до темноты.
– Приложу все усилия. – Мунуг просунул руки в лямки, с кряхтением поднялся, а затем неуверенно кивнул и пошёл прочь от капрала.
– Стой на месте! – скомандовала Хватка.
Колени Мунуга подогнулись, так что старик чуть не упал снова.
– Д-д-да? – выдавил он.
Хватка взяла у Дымки браслеты.
– Я их сперва надену. Переплетаются, говоришь. Но бесшовные.
– А-а! Да, конечно. Милости прошу.
Капрал закатала рукав своей пыльной рубахи, так что показалась бордовая изнанка.
Мунуг громко ахнул. Хватка улыбнулась.
– Верно, мы – «Мостожоги». Что только не скрывает пыль, а? – Она провела костяные кольца вверх по изрезанной шрамами, мускулистой руке. Как только торквесы оказались между бицепсом и плечом, раздался тихий щелчок. Хватка подозрительно осмотрела браслеты, а затем поражённо присвистнула. – Будь я проклята!
На миг улыбка Мунуга стала шире, затем он слегка поклонился.
– Позволено ли мне теперь продолжить свой путь?
– Иди, – буркнула она, больше не обращая на торговца внимания. Хватка не могла оторвать взгляд от блестящих торквесов на своей руке.
Дымка ещё целую минуту смотрела вслед старику и чуть заметно хмурилась.
Вскоре Мунуг нашёл боковое ответвление тропы. Раз в десятый он обернулся, чтобы убедиться, не следит ли кто за ним, а затем быстро скользнул между двумя наклонными валунами, которые обрамляли тайный проход.
Через полдюжины шагов сумрачный лаз закончился, перешёл в тропу, что вилась по дну глубокой расселины. Тени поглотили торговца, когда он зашагал по ней. До заката оставалось едва ли сто ударов сердца – задержка с «Мостожогами» может обернуться катастрофой, если он не поспеет на встречу.
– Известно, – прошептал он, – что боги не славятся склонностью к прощению…
Монеты были тяжёлыми. Сердце гулко стучало в груди. Он не привык к таким физическим усилиям. Мунуг ведь был мастером, искусником. У него тянулась чёрная полоса, это правда, он ослаб от опухолей между ног, это несомненно, но талант и смётка лишь обострились из-за боли и горя, которые ему довелось пережить. «Благодаря этим недостаткам я и избрал тебя, Мунуг. И благодаря твоему мастерству, разумеется. О да, мне необходимо твоё мастерство…»
Божье благословение наверняка поможет избавиться от опухолей. А если нет, то три сотни золотых советов хватит, чтобы оплатить услуги целителя с Дэнулом в Даруджистане. В конце концов, неразумно полагаться только лишь на божью благодарность за услуги. Мунуг сказал «Мостожогам» правду об аукционе в Крепи – следует позаботиться о путях отступления, запасных планах – и хотя ваяние и резьба были отнюдь не главными его талантами, Мунугу не хватало скромности, чтобы отрицать высокое качество своих работ. Они, разумеется, ни в какое сравнение не шли с его искусством художника. Ни в какое сравнение.
Он быстро шагал по тропе, не обращая внимания на неестественный туман, который окутал одинокого путника. Через десять шагов, когда он миновал врата Пути, склоны и кряжи восточной Тахлинской гряды совсем исчезли, а туман рассеялся, открыв безликую, каменистую равнину под болезненным небом. Чуть дальше на равнине стоял укрытый шкурами шатёр, над которым висел тёмно-синим маревом дым. Мунуг поспешил туда.
