— Итак, милая Лида, как вас разыскать?
— Я могу зайти к вам.
— Мне утром надо поработать в редакции "Дело народа". Не сочтите за труд заглянуть туда после полудня.
— А это удобно?
— Конечно.
Ефимов читал статью, нетерпеливо поглядывал на часы. Когда Коноплева появилась в полутемном подвале редакции, Ефимов просиял, взял Коноплеву под руку и они поехали на извозчике за город. Всю дорогу он рассказывал о Сибири, об охоте на волков и медведя. Коноплева слушала с интересом, в глубоких глазах вспыхивало детское любопытство.
Извозчика они отпустили. Углубились в лес. Выбрали подходящую полянку. Ефимов положил на пенек фуражку, отсчитал тридцать шагов, достал револьвер. Вынув тускло поблескивающие продолговатые патроны, повертел барабан, взвел курок, показал как целиться.
— Спусковой крючок нажимайте плавно, Лидия Васильевна. Дергать нельзя, иначе пуля уйдет мимо цели.
— Это меня не устраивает — я должна попадать.
— Разумеется. Итак, не дергайте. Нажимайте плавно. Старайтесь задерживать дыхание…
— Вы хотите, чтобы я задохнулась? — кокетничала Коноплева. — На всякий случай, Петр Тимофеевич, снимите с пня кепи. Боюсь повредить.
— Сие не так-то просто, Лидия Васильевна.
— И все же возьмите, зачем портить хорошую вещь?
— Ради вас я готов на любые жертвы.
— Напрасно, напрасно, рыцарь.
Сухо треснул выстрел. Фуражка слетела с пня. Коноплева насмешливо улыбнулась:
— Каково, господин прапорщик?
— Высший балл!
Впоследствии Ефимов рассказал об этом Гоцу.
— Подумайте, Абрам Рафаилович, ангел, а бьет в мишень с дьявольской точностью. Пулю в пулю всаживает.
— Ты, Петя, Лидию Васильевну недооцениваешь. Впрочем не ты один. У твоего ангела хороший послужной список. Эта учительница руководила солдатским университетом, работала среди моряков на "Андрее Первозванном". Предельно логична, собрана, непреклонна. Она не промахнется ни в буквальном, ни в переносном смысле. Одна стоит десятка сильных и смелых мужчин. Вот каков твой ангелочек, Петюша…
Гоц впоследствии по секрету передал Коноплевой этот разговор. Тогда ему показалось, что Лидия Васильевна осталась недовольна. Абрам Рафаилович не ошибся. С некоторых пор Коноплева стала щепетильной, точнее — после знакомства и дружбы с Борисом Николаевичем Рабиновичем. Поначалу она относилась к нему, как и к прочим товарищам по организации, но постепенно он стал занимать ее воображение все больше и больше.
Особоуполномоченный ЦК ПСР Е.Н.Рабинович, прямо скажем, начинал свою работу в Петрограде с большой неохотой. В столичном городе, не то что в провинциальной Пензе, откуда он приехал, по вызову своего шурина А.Р.Гоца. На каждом шагу — яма. У каждой стены — лестница. Каждый встречный — загадка. Ошибаться нельзя. Цена ошибки — голова. И потому Борис Николаевич старался быть предельно внимательным и осторожным в знакомствах и встречах, даже с членами ПСР. Исключение составляли два человека, — Гоц и Коноплева. С Абрамом вместе учились, вместе росли. Не один пуд соли съели. Все рассчитано на много ходов вперед. Как в шахматах. С Лидией Васильевной — другой ракурс. Другая раскладка. Над разумом витали личные симпатии. В ее обществе — не закиснешь. Порывиста. До предела обнажена в мыслях народовольческая душа, восторженная и романтическая. Народовластию предана фанатично. В Пензе он таких не встречал. И к нему привязалась. Кажется, искренне. Явно выделяет его среди других. Приглашает запросто на квартиру. Музицирует. Поет. И не плохо. Без фальши. Талант. Ей бы в актрисы податься, а она — в террористы. И в организаторских способностях не откажешь. За что ни возьмется — доводит до конца. Побольше бы ей удачи, как всей партии эсеров. Попутного ветра. Алых парусов. А то ведь с тех пор, как из эмиграции вернулся Ленин — сплошные катаклизмы. Провал за провалом. Катится партия вниз, со ступеньки на ступеньку. ЦК ПСР лихорадит. Один Сунгин чего стоил. Такую промашку дал Веденяпин. Помог Сунгину войти в "кольцо избранных", а тот категорически выступил против применения террора в борьбе с большевиками. Поднял в ЦК ПСР бунт. Пришлось в борьбу включаться Чернову. Не хотел Виктор Михайлович высвечиваться, а пришлось. Нельзя было выпускать из рук ЦК ПСР террор — сильнейшее оружие эсеров. Уступить Сунгину — значило создать прецедент для других. А таких в партии появляется все больше и больше. Некоторые расхрабрились до того, что предлагают сотрудничать с Советами против русской и иностранной реакции.
Коноплева ждала прихода Рабиновича с особым нетерпением. Наконец-то она решилась на индивидуальный террор против Ленина. Долго колебалась. Думала. И вот перешла рубикон. Расскажет обо всем Борису Николаевичу, а тот передаст Гоцу. Соратник Азефа знал толк в терроре. Принимал участие не в одном покушении. Прошел савинковскую школу. Пожимал дружески руки Каляева и Созонова. Собственно, она не очень обременит заботами Абрама Рафаиловича. Нужен всего один-два помощника. Для налаживания слежки. Особенно за выездами Ленина из Смольного. Гоц говорил, что он ездит без охраны. Но редко садится в автомобиль один. Всегда кого-нибудь и куда-нибудь подвозит. Приглашает с собой на митинги иностранных товарищей. И на заводах или в казармах — в окружении рабочих и солдат. Ни гранату, ни бомбу бросать нельзя. Применять можно только револьвер или браунинг…
После подписания Брестского мира поборники "народовластия" — правые эсеры — призывали рабочих и крестьян аннулировать Брестский мир, возобновить войну с Германией, ликвидировать Совнарком и возродить Учредительное собрание во главе с В.М.Черновым.
— Главным препятствием для осуществления этих задач, — вещал член ЦК ПСР М.Я.Гендельман, — является Советская власть. Поэтому ее ликвидация составляет очередную и неотложную задачу всей демократии.
Активную подрывную работу проводили правые эсеры в деревне. Они использовали продовольственные затруднения в стране. Поддерживали кулаков, провоцировали их на антисоветские мятежи. Выступали против монополии на торговлю хлебом. Организовывали нападение на продотряды. В городах подбивали рабочих на забастовки, внушали им, что большевики не способны победить голод.
В те же дни В.И.Ленин писал: "Меньшевики и правые эсеры ведут себя у нас, как наиболее подвижные, иногда даже как наиболее наглые деятели контрреволюции, ведя против Советской власти борьбу гораздо более резко, чем они позволяли себе вести против реакционных и помещичьих правительств".
Противники большевиков, совершая контрреволюционные, антисоветские акции, отличались друг от друга своими платформами, взглядами, суждениями, методами, но все без исключения сходились в одном: революция погибнет, если погибнет ее вождь — Ленин. И пытались его убить еще до намерений Лидии Коноплевой: сначала в декабре 1917 года, а затем в январе 1918 года.
… Однажды в приемной Совнаркома к М.Н.Скрыпник подошел молодой человек в студенческой форме. Попросил провести его к Ленину. По словам студента, он уже был у Владимира Ильича с письмом от товарища Артема. Прибавил, что Ленин назначил придти к нему в 7 часов вечера.
Говорил студент путано, скороговоркой. Глаза отводил в сторону. И произвел на секретаря Ленина не очень приятное впечатление. И все же Мария Николаевна сочла нужным доложить о посетителе Владимиру Ильичу. В ответ на ее доклад Ленин пожал плечами и сказал:
— Я его не просил приходить… Действительно, он привез письмо от Артема.
Скрыпник сделала движение, чтобы уйти, но Владимир Ильич сказал:
— Студент голодный. Устройте его на работу. Дайте пособие — рублей двадцать пять. Рекомендуйте в Наркопрод.
Мария Николаевна не могла возразить Ленину, хотя душа к студенту не лежала. Его блуждающие глаза вызывали в ней какую-то неясную тревогу. "А вдруг Артем потерял письмо, и оно было найдено недобрым человеком?" — думала Мария Николаевна. Поборола неприязнь, вспомнив, что студента принимал Владимир Ильич. Проявлял о нем заботу.
Сделалось стыдно, что лихорадочный взгляд и бледное лицо студента вызвали в ней не сочувствие, а подозрительность.
Вручила студенту рекомендательную записку и предложила пособие.
От пособия он отказался, а рекомендательную записку взял пренебрежительным барским жестом.
Мария Николаевна продолжала работать в приемной. И вдруг перед ней снова предстал студент. От его растерянности не осталось и следа. Он заговорил настойчиво и требовательно.
— Я плохо рассмотрел Ленина. Пропустите меня к нему.
Одна пола его пальто топорщилась, и он, глядя на Скрыпник лихорадочно блестящими глазами, неуклюже держал руку на борту пальто. В ответ на категорический отказ студент, с упорством человека, одержимого навязчивой идеей, уселся на стул и устремил глаза на дверь кабинета Владимира Ильича.
