хочешь.
Уголки его губ дрогнули, Давид неторопливо опустился в кресло.
– Так-так-так, а вот это уже интересно… вы встречаете наркокурьера вместе?
Карина вопросительно подняла бровь, потом бросила взгляд на Софию. Та дёрнула плечиком, мол, ничего важного.
– Будь хорошим руководителем лаборатории, Давид, и выполни приказ прямого начальника, – сладко пропела Карина. – Ты ценный сотрудник, но не… бесценный.
– Хорошо. Михельсон – свободна, – он махнул рукой. – Кстати, Карина, нам нужен новый кулер в лабораторию, но я очень не хочу иметь дело с закупкой…
Она закатила глаза.
– Есть регламенты, Сезар.
Регламенты регламентами, а возиться с закупщиками не хотелось.
– Моя гордость сейчас пострадала, – многозначительно произнёс он, бросив взгляд на убегающую из лаборатории Софию. – Было так унизительно, что ты отчитывала меня прямо при подчинённом… Какое-то моральное насилие, Карина…
– Подлец, – беззлобно отозвалась она и велела написать на почту, в каком оборудовании он нуждается.
София и Карина ушли, а Давид откинулся на спинку кресла, задумчиво глядя вдаль. А что, если Лотти появилась в его жизни с подачи Карины? Что, если начальница решила набрать компромата на упрямого руководителя лаборатории, чтобы ситуации, подобные этой, не повторялись?
Нелепость, конечно, в «Нейме» никогда не было подобных интриг, да и при желании госпожа Брасс могла найти рычаги давления на Давида без таких сложностей.
И всё же, что, если Карина была в курсе? От этой мысли стало неуютно. Он вдруг почувствовал себя окружённым предателями и лгунами. Все хотели обвести его вокруг пальца, насмехаясь, фыркая в спину… Давид почувствовал, что начал задыхаться, и суетливо ослабил галстук. Он взглянул на сотрудников. Рыжая макушка Фантэ помогла вернуться в реальность и побороть приступ неоправданной паники.
Что бы ни связывало Карину и Софию, вряд ли это касалось Давида. А если и касалось, то рано или поздно он об этом узнает. Тогда и будет думать, что с этим делать. Спустя четверть часа он вышел в лабораторию и велел всем убираться. Сотрудники облегчённо выдохнули и счастливо засобирались домой.
На следующий день София вела себя ещё тише обычного. Как это было возможно? Что ж, она не отвечала, даже когда Давид к ней обращался. Не демонстративно и нагло, а безжизненно. Как будто действительно не слышала. Её лицо было бледнее обычного, черты будто бы заострились. Когда София не пошла на обед, Давид не выдержал и подошел к её столу.
– В чём дело? – спросил он резко.
Она вздрогнула, затем взяла стакан воды и сделала три слабых глотка. После этого с лицом Марии Магдалины кисти Тициана взглянула на Давида.
– Вы больны?
– Эти дни, – отмахнулась София.
Давид взял её руку и стал измерять пульс. Она не выказала никакого сопротивления.
– Пульс учащённый, слабость, бледность. У вас признаки анемии. Идите домой.
Он был зол на неё, но это не значит, что ему нужны были обмороки на рабочем месте. А потом скажут: это из-за того, что он задержал их накануне.
София кивнула, не без труда подцепила сумку и попыталась уйти прочь, но в последний момент опёрлась о столешницу.
– Головокружение? – уточнил Давид, всё ещё не торопясь прикасаться к ней без лишней необходимости.
Ещё один кивок.
– Коллеги вернутся, пускай помогут вызвать такси, – бросил Давид, но затем увидел пятно крови на её халате.
И это точно были не «эти дни», потому что пятно было спереди, там, где может располагаться карман брюк.
– Проклятие, – пробормотала София, тоже заметив багровый след на белоснежной ткани.
Тогда Давид, ощущая стук собственного сердца, склонился чуть вперёд, так, чтобы его следующие слова можно было прочитать по губам.
– Над вами проводят дополнительные эксперименты? – уточнил он еле слышно.
София вскинула на него удивлённый взгляд, а затем покачала головой:
– Что? Нет… Я просто… встретила бывшего… заявление уже в полиции, но… не думала, что рана такая серьёзная.
Давид с сомнением поджал губы:
– Как знаете. Вызову медиков.
Врачи появились быстро, Софию увели, оставив Давида задумчиво смотреть на её пустое рабочее место. Что-то явно происходило…
За выходные, однако, он почти убедил себя, что ему не было дела до Софии, Софи, Лотти и всех прочих её реинкарнаций. Она могла выдавать себя хоть за папу римского, какая ему разница?
Та ночь с Лотти так задела его? А не плевать ли? Внутренний голос попытался возразить – нет, не плевать: она знала, кем он был, а он не знал, кем была она. Они являлись коллегами, более того, не равными по статусу. Осложняло их отношения и положение «объект изучения – учёный», а также подписанный Давидом документ о том, что он пальцем не тронет ни одну химеру в каких-либо целях, кроме научных.
Но Давид сознательно запретил себе думать об этом. Лишние тревоги на личном фронте всегда негативно влияли на его работоспособность.
В понедельник София явилась на работу вполне бодрой, и он смог дать ей пару не самых приятных заданий, чтобы немного утолить жажду мести. Теперь Давид готов был отпустить мысли об этой дамочке навсегда.
Но ему опять помешали.
На этот раз Адам Азаро, зоолог из А-5. В этой лаборатории, в отличие от А-18, изучали анализы не человеческих форм химер, а звериных. И там работали учёные, имеющие дело с животными. Адам был одним из лучших, учёный от Бога. Не как Давид, награждённый всего лишь феноменальной памятью, а на самом деле талантливый человек, с врождённой интуицией и способностью видеть то, чего не видят другие. Именно поэтому Давид управлял лабораторией, а Адам в своей был главным специалистом.
Давида и Адама нельзя было назвать друзьями, но среди прочих сотрудников «Нейма» Адам, по мнению Давида, был самым приемлемым. Адам был хорош не только в науке, но и в коммуникациях. Настолько, что сумел расположить к себе самого доктора Сезара.
В пятницу Адам праздновал день рождения, который решил отметить в ночном клубе.
– Тебе шестнадцать? – спросил у него Давид, когда они пили кофе после обеда.
Обедать Давид предпочитал один, а вот чашку кофе мог разделить с кем-нибудь вроде Адама.
– Мне двадцать семь, и я считаю, что всё ещё молод!
Давид скривился:
– Я не смогу прийти. Завтра на работу.
Адам со стуком поставил чашку на блюдце:
– Завтра суббота.
– Ради твоего дня рождения я готов выйти и в субботу.
– Ты, наверное, шутишь! Мне впервые в жизни исполняется двадцать семь, и ты собираешься пропустить это?
Давид не шевельнул и бровью.
– Ты не обязан быть там до утра. Я и сам уже не так хорош, продержаться бы до полуночи! Но ты, как почётный пенсионер нашего коллектива, можешь уехать в десять.
Давид удивился:
– А ко скольки мы туда собираемся?
– К девяти сорока пяти. Но ты можешь приехать, подарить мне подарок, поднять бокал кислородного коктейля за здоровье – и уехать домой, гладить носки, или чем ты занимаешься по вечерам.
Всё это не звучало привлекательно. Но просто отказываться от приглашения Давид не хотел, опасаясь, что Адам будет
