— Хей, офицер! А на минуточку!
Я обернулся. Из обтрепанных дверей магазина быттехники торчала физиономия местного расхитителя моих финансов — Айды Кенске. Ну надо же, соизволил сам меня окликнуть. Видно, с деньгами совсем беда у человека.
— Прямо тут решаем вопросы? — спросил я, изучая замызганные очки информатора.
— Нет, офицер, — тихо буркнул Айда, быстро озираясь, и потянул меня за рукав. — Заходи сюда.
«Сюда» — в эту нору? Ну-ну. Я положил руку в карман, который был на самом деле кобурой: Айда, конечно, информатор проверенный, но очень уж давно мы с ним дел не имели. В «бездне» всякое может случиться, время и деньги делают с людьми разные вещи. Не переводятся же тут ублюдки, которые за кредиты делают морфинг лиц беглым Евам. А уж вибронож в ребро за снаряжение оперативника — это почти и не безобразие. Так, мелкая сделка с совестью.
— Ну как, Икари?
Я осмотрелся в полутемном помещении. Да, тут было на что взглянуть: за грязным фасадом скрывался настоящий паноптикум древностей и новинок домашней техники, а также запчастей к ним. Все было аккуратно разложено, рассортировано и, похоже, с этой ерунды даже вытирали пыль. Ох ты ж. Вот как даже?
— Ты купил себе лавочку, Айда?
Кенске довольно закивал, щурясь от удовольствия. «Экий маньяк ты, парень». С другой стороны, это даже хорошо — теперь у бродяги-старьевщика есть поводок, строгий поводок, за который можно подергать при случае. Я изобразил что-то вроде приветливой улыбки.
— И ты хочешь, чтобы я сделал капиталовложение, так?
— Само собой.
Хозяин лавки шлепнулся в облезлое кресло, и отсвет единственной сильной лампы превратил его лицо в напряженную маску. Сейчас начнется цирк жадности, и его счастье, что я имею неплохой кредит в счет премиальных.
— Полторы.
Кенске зевнул и даже не стал спорить — просто полез, подлец, в ящик стола. Дескать, постой пока тут, офицер: у меня дела, а ты подумай.
— Ну, ну, не борзей. Это для начала — за любую информацию, — сказал я и сел на край стола. — Обрисуй в общих чертах, что у тебя. Да что я тебе правила объясняю?
— Есть фото одной девушки, которой поправили лицо. Фото сделано после правки.
— У вас тут много таких, которым надо лицо править. Что с того?
— У вас наверху тоже, — огрызнулся Кенске. — Но эта сразу пошла в стрип-клуб устроилась.
Одна из беглых была «экзотической танцовщицей», и это уже тепло — но меня пока что не грело.
— Мечта детства — трясти задом. Плюс с детства же кривая рожа, — я пожал плечами. — Накопила деньжат, наконец.
— Новенькая. Не из Токио-3. Живет при клубе.
«Бинго», — подумал я.
— Пять тысяч.
— Хм. Уже стоит обсуждать, — задумчиво сказал Кенске.
— Верни мозги с небес. Тут уже обсуждать нечего. Пять.
— Она тебе принесет намного больше, — легкомысленно махнул рукой он, — так что не жмись.
Я встал, аккуратно взял Кенске за грудки и, подняв его из кресла, с расстановкой выдохнул в лицо:
— Так что ж ты мне продаешь информацию? Пойди и сам ее ликвидируй. Премиальные твои целиком.
Эти недоносок обделается, если увидит, как «работает» Ева в боевом режиме, но раз уж речь заходит о деньгах — жмет на то, что я гребу кредиты лопатой. Все так стыдливо подзабывают, что по закону нельзя шлепнуть подозреваемого из снайперской винтовки. Что блэйд раннеров убивают и калечат именно при проведении теста, что…
Холодная ярость, словом, — это классный метод давления в торгах. Особенно, если ты хорошо ее играешь, а уж на этой сцене я не год и не два. Хлоп-хлоп-хлоп. Хлоп. Бис.
— Эй, Икари, Икари! — Кенске сипел и извивался, а я внимательно изучал его зрачки. «Вот теперь все. Хватит». Я на выдохе отшвырнул его от себя, метко угодил тушкой информатора в кресло и снова сел сам на крышку стола. Я молчал — мигала лампа, сухо шелестела система очистки воздуха, пыхтел нормализатор влажности, да еще судорожно пытался дышать жадный Кенске. А я всего лишь прикидывал, не врезать ли для убедительности. По столу, по полке, по роже. Можно в любой последовательности.
— Хорошо, — прохрипел Кенске и снял запотевшие очки. — Пять тысяч — но сейчас.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Твоя касса примет карту?
— Давай.
Через минуту у меня было фото, название бара и на пять тысяч меньше на счету. Быстрая и щадящая сделка, надо признать.
Я осмотрелся. Стрип-бар «Яблоко» приветливо моргал неоном в тупике унылого переулка. В окошке слева торговали «красным песком», и какого-то неудобного клиента аккуратно пинали невдалеке. «А ведь только перевалило за полдень», — подумал я, обходя пинаемого по широкой дуге. Один из экзекуторов одобрительно скосил на меня бельма очков и продолжил свою скорбную работу. Да-да, парни, не отвлекайтесь, у вас своя работа, у меня своя. Офицерам я, конечно, потом отправлю рапорт, что тут опять злачное место открылось, но это все и впрямь потом.
Громила на входе имел вид вполне классический: строгий костюм с потными подмышками и вязь татуировок на шее. И косичка, конечно — куда без якудзовской атрибутики нынче. Я сунул ему в карман пару сотен кредитов, и он деликатно подвинулся, впуская меня внутрь. Обыскивать щедрых господ тут не принято — и так все ясно. Опять же, наводку кому надо он даст, и я, невзирая на дневное время, могу остаться без кошелька, а то и без сознания в придачу.
Это такой особый круговорот говна в трущобах. Он подозревает, что у меня навалом денег, что я могу быть копом или информатором. И может слить это все заинтересованным лицам. Я же солью этот притон, если тут мне что-то не понравится, или просто так — по доброте душевной. Но всем придется очень туго, если я коп, а мне пошарят по карманам. Мы оба это понимаем, и высший пилотаж — понять, какие подозрения жизненны, а какие нет.
Вот так тут все сложно.
Внутри по ушам больно врезала танцевальная, с позволения сказать, музыка. Эта смесь радикально высоких и радикально низких частот с тонким женским вокалом вызывала у меня ассоциации с чем-то черно-белым и редкостно креативным. Я поспешно убрал из поля зрения свои меломанские вкусы и принялся осматриваться. Количество обслуги пока равнялось числу посетителей — день все же: какие-то деляги в углу, двое ребят за барной стойкой, официантки в фартуках на босо тело. Это все не то, а у шестов пока пусто.
Ага. Бармен — совсем не молодой уже, татуированный и затянутый в черную майку — прочно нацелился на вошедшего и теперь тер свою посуду, уделяя моей персоне внимания больше, чем стеклу.
— День, уважаемый.
Я влез на табурет прямо перед ним и положил подбородок на кулаки.
— И тебе. Что будешь пить? — просипел бармен.
Примечательнейшая личность: судя по обвисшим мышцам — в прошлом спортсмен, а судя по странной форме шрамов — рестлер. Ну, а по голосу — так конченный «песочник».
— «Синюю смерть».
Бармен смешался и опустил стакан.
— Не подаем. Шел бы ты отсюда…
— Новенькая. Где.
— Ээ… Слушай, наши девчонки — это отдельная тема. Ты что-то подхватил от нее? Нет? Иди вон. Сай, уведи!
Можно, конечно, попытаться его разговорить, но в «бездне» это требует или силы, или денег. Но я уже и так потратился, и, к тому же, временем обделен…
— Три секунды. После этого включаю «пенфилд». Догадываешься, сколько у тебя будет клиентов после такого?
— Да ты что, ублюдок!
«Неправильно».
— Три…
— Э, Сай! Поди сюда быстро!
— Два…
— Вали его!
— Один.
Я крепко сжал ремешок своих часов, и излучатель «пенфилда», обернутый вокруг ремня, дал залп. Волна депрессивного спектра ушла от меня расширяющимся кольцом, и все живое в баре в мгновение ока оказалось на полу. Я потряс головой: отдача прибора больно отозвалась где-то в среднем ухе, зато когда в глазах прояснилось, вокруг обнаружилась жутковатая картина. Бармен рыдал, судорожно загребая руками останки разбитых стаканов, а позади меня корчился на полу вышибала, и плакал этот суровый громила, наверное, во второй раз в жизни — это если считать с родовым криком. Посетители и официантки тоже не отставали — в самых экзотических позах. Вообще, «пенфилд» — полезнейший прибор: заодно я убедился, что Ев больше в баре нет. Я еще раз осмотрелся. Не люблю это зрелище, но еще меньше мне нравится получать по роже в клубных драках.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
