– Ну, девочка, начнешь колоться или продолжим? Она пытается перевести дыхание и, вдохнув несколько кубиков кислорода, бормочет:
– Падла!
Назвать падлой меня, Сан-Антонио! Самого крутого полицейского Франции!
Она получает право на более продолжительное погружение. Когда я вынимаю ее из вазы, так радушно принявшей ее, мне становится страшно, потому что она потеряла сознание.
А вдруг у нее было слабое сердце и она отбросила копыта? Хорош я буду!
Я быстренько делаю ей искусственное дыхание. Она выплевывает воду и открывает моргалы.
– Как себя чувствуешь, Венера ты моя подводная?
Я понимаю, что на этот раз она расколется. Она держалась сколько могла, но теперь заговорит.
Поскольку она щелкает зубами, я отношу ее на кровать и накрываю одеялом.
– Начинай, красавица, я жду. Она шепчет:
– Письмо мне велел отправить Джо Падовани.
– Джо Турок?
– Да...
Я в удивлении чешу нос. Падовани родился не в Стамбуле, как можно подумать из-за его кликухи, а в Бастии, как и все парни, разгуливающие по Парижу с машинкой для выдачи пропуска на тот свет под левой подмышкой. Турком его зовут за необыкновенную силу5. Он разрывает пополам колоду карт из пятидесяти двух листов и поднимает зубами столик в бистро.
Я с ним никогда не встречался, но рожу и послужной список знаю по картотеке. Это не какая-то там мелкая сошка... Наркотики, сутенерство, вооруженное ограбление – биография, напоминающая страницу криминальной хроники. Он также участвовал в разборках между бандами, но еще ни разу не влезал в то, что мы называем крупным делом.
То, что его имя всплыло в данном случае, меня несколько озадачивает.
Пока я размышляю, девица немного приходит в себя... Она тяжело дышит, пытаясь восстановить дыхание.
Выглядит она по-настоящему жалко. Ее вид разорвал бы сердце даже судебного исполнителя, если бы у судебных исполнителей было сердце.
– Еще один момент, сладкая моя: ты знала, что лежит в конверте?
Она икает с невинным видом.
– Я – нет... Джо мне просто велел обращаться с ним поосторожнее и предупредить на почте, что в нем хрупкий предмет!
Вот сволочи! Разумеется, малышка Тротуар не знала о содержимом конверта. Ее парень не счел нужным ее информировать. Он послал на почту ее, потому что боялся, что адская машина рванет в тот момент, когда на письмо будут ставить штемпель... Вот трусы! Храбрятся только потому, что ходят с пушками, но бросаться в воду спасать утопающего не станут. И отговорка известна: они не умеют плавать!
Я смотрю на прекрасную брюнетку. После купания она немного поблекла.
– Ты работаешь на Падовани?
– А вам-то что?
– Ты что, принимаешь меня за английскую королеву?
– А если да?..
В ней что-то происходит. Просыпается то, что должно было проснуться уже давно: любопытство. До сих пор у нее не было времени задавать вопросы, все шло слишком быстро... Она шла от сюрприза к сюрпризу; от тревоги к испугу... Но теперь она спрашивает себя, что значит мое поведение.
– Так, значит, ты не в курсе того, чем занимается твой мужик?
– Он не трепло...
– Ты слышала о найденной на рынке отрезанной голове?
Она становится зеленой, как салат, и бормочет:
– Это брехня!
– Что ты говоришь! А тебе известно, что лежало в конверте, с которым надо осторожно обращаться? Бомба, моя дорогая... И эта штуковина убила хорошую девушку, которая в своей жизни не обидела даже мухи. Я думаю, что твоему Падовани придется за это заплатить... Где можно найти этого джентльмена?
Снова молчание. Какой неразговорчивый экземпляр!
– Хочешь повторения сеанса в биде? Я знаю, что у тебя хорошая дыхалка, но все-таки... В любом случае, заговоришь ты или нет, я возьму его еще до вечера... Ну так что?
Она опускает голову.
– Я не стукачка, – заявляет она. – Он мой мужик, а сдавать своего мужика непорядочно!
– Замечательно...
Я достаю из кармана пару складных ножниц, которыми стригу себе ногти, беру большую прядь волос путаны и начисто ее срезаю. Отрезанную прядку прилепляю ей на ГРУДЬ.
– Для начала я сделаю тебе короткую стрижку, а если не заговоришь и тогда, твоя голова станет голой, как у Юла Бриннера!
Женщины все одинаковы: как бы они ни любили своих мужиков, а собственная красота им дороже!
Вот и эта воет, будто с нее сдирают кожу:
– Нет! Нет!
– Где живет Джо?
Она снова колеблется. Я хватаю следующую прядку ее косм, отрезаю покороче и прилепляю отрезанные волосы себе под нос.
– Ну как, похож я на Тараса Бульбу? Это переполняет чашу.
– Вы найдете его в «Баре Друзей» на улице Ламарк!
– Когда его можно там застать?
– Он приходит около часа...
– Ты обычно присоединяешься к нему там?
– Только вечером.
– Ладно... Надеюсь, ты не лепишь мне горбатого, а, воинственная девственница? Если да, я лишу тебя не только ботвы, а сниму весь скальп... У меня есть дружок индеец. Большой спец по этому делу.
Тут я влепляю ей парочку прямых в челюсть, усыпляющих ее на некоторое время.
Выйдя из номера, спускаюсь к дежурному администратору. Там стоит старый лакей, опирающийся на щетку в ожидании прихода своей смерти.
Он останавливает на мне восхищенный взгляд.
– Вы умеете получить за свои деньги полную программу! – говорит он.
Это заставляет меня вспомнить, что я забыл взять свои бабки.
– Можно позвонить?
– Пятьдесят сантимов!
Пока я набираю номер своего кабинета, лакей пытается подтолкнуть меня к исповеди.
– Ах, какая прелесть эта Мари-Жанна, – говорит он. – Я слышу в ее адрес одни только комплименты... Она милая, послушная...
– Это верно, – соглашаюсь я. – Надо только найти к ней подход!
На том конце снимают трубку. Узнаю блеющее «алло» Пинюша.
– А, это ты, – произносит он. – Есть что-нибудь новенькое?
– Немного...
Я советую ему прислать пару парней, способных устоять перед щедро выставленными прелестями Мари-Жанны, чтобы забрать ее из гостиницы.
– Пусть не забудут взять ее сумочку, – прошу я. – В нее вложена часть моего капитала.
– Что делать с девицей?
– Одеть, потому что она голая, как статуя, и засунуть в секретную камеру. Потом ты вскочишь в тачку и в темпе полетишь за Берюрье, который должен мариноваться на улице Ланкри. Опять-таки не теряя времени, вы оба поедете в «Бар Друзей», где буду ждать я... Ведите себя так, будто мы не знакомы. Понял?
– Понял!
Я кладу трубку. Мойщик раковин выглядит совершенно одуревшим.
Я меряю его взглядом.
– Что происходит? – спрашивает он.
– Заглохни, шестерка!
– Но, месье!
– Закрой хлебало, сказал. Будешь возникать, я сломаю твою щетку, а поскольку только она и поддерживает тебя в вертикальном положении, ты шлепнешься на пол, как коровье дерьмо!
Бросаю взгляд на часы. Они мне говорят: полдень. Самое время поехать повидать Турка.
Глава 8
«Бар Друзей» не отличается от других заведений того же типа. Это типично парижская забегаловка со стойкой, несколькими мраморными столиками и стеклянной клеткой, в которой очкастая дама продает табачные изделия, лотерейные билеты и блеклые почтовые открытки, прославляющие Эйфелеву башню.
Когда я захожу в данное питейной заведение, народишко пьет у стойки свой аперитив, обсуждая будущие налоги. Налоги – это то, что больше всего занимает людей в нашей стране в наше время.
По утрам, пожимая пятерню приятеля, каждый спрашивает, что нового в этой области придумал министр финансов. Он, как вы помните, малый изобретательный!
Его конек – налоги! Чем больше он выдумывает, тем сильнее худеет чулок со сбережениями француза.
Осматриваю выпивох, но Турка не видать. Меня охватывает тревога. А вдруг этот достойный господин сделал ноги? Может, он подхватил коклюш и врач порекомендовал ему сменить климат?
Покупаю первый на сегодня выпуск «Франс суар», но о деле там пока ничего нет. Чтобы убить время, читаю "газетку, потягивая скотч.
Проходит четверть часа. Клиенты отваливают домой есть антрекот.
Скоро остаются только две молоденькие продавщицы, которые жуют сандвичи в глубине зала. Я ощущаю, как по ногам у меня начинают бегать мурашки. Только бы эта падла Турок не прослышал о моем приходе...
Мои тикалки показывают час десять... Заказываю второй скотч, и тут являются звезды Службы, то бишь Пинюш и Берю... Два добрых черта!
Как мы и договаривались, они делают вид, что не знают меня, садятся на два столика дальше, заказывают беленького с сиропом и просят принести им доску для «421».
Через минуту кабачок превращается в заповедник азартных игр. Прямо Монте-Карло какое-то! Они начинают орать друг на друга, как два грибника, одновременно увидевших огромный белый. Пинюш уверяет, что Берюрье смухлевал, а тот, отвергая это обвинение, требует дисквалифицировать своего противника, потому что он сделал лишний ход.
Бармен, увлеченный спором, подходит с намерением призвать стороны к примирению. В этот момент входит человек, увидеть которого я уже и не надеялся, – Джо Падовани, он же Турок. Ошибиться нельзя, я узнаю его приветливую физию. Когда смотришь на нее, то не сомневаешься, что человек произошел от обезьяны. Кроме того, понимаешь, что некоторые так и остановились на полпути.
