Я начинаю искать обходные пути.
– Боишься?
– С тобой я ничего не боюсь...
– Ты молодчина! Значит, слушай. Завтра приходи на почту на улице Ла Тремойль в десять утра, поняла?
– Договорились.
– В окошке «До востребования» возьми адресованный тебе конверт, но не открывай его, ладно? Положи его в сумочку осторожно, как кладешь свой кошелек...
– Хорошо.
– Перед уходом оставь ключ от квартиры под половиком.
– Зачем?
– Один из моих людей будет у тебя, чтобы защищать тебя. Он положит ключ на то же самое место, где найдет его. Ты вернешься прямо домой на метро, ясно?
– Да, милый...
– В квартиру войдешь самым обычным образом.
– Хорошо. А потом?
Этим вопросом она загоняет меня в угол.
– Потом, зайчик мой, будет видно!
– Слушайте, Сан-Антонио, если вы трахаете моих официанток во внерабочее время, это их дело. Что поделать, если им нравятся легавые! Но когда вы отвлекаете их от работы – это уже мое дело!
Я безжалостно рассматриваю его в упор.
– Слушай, кабатчик, такую морду, как твоя, надо прятать в штаны. Там она будет на своем месте.
После этих прекрасных слов я отваливаю; что вы хотите, я не выношу ревнивцев!
Бывают дни, когда так и хочется дать им пинка под зад.
Берюрье сморкается в рукав.
– Ты считаешь меня полным идиотом? – спрашивает он.
– Да, – решительно отвечаю я. – И тем не менее ты знаешь, что обычно я делаю все не так, как остальные, но тут, правда...
Он пожимает плечами.
– Ну ладно. А чего мне делать, когда я войду в квартиру девчонки?
– Ляжешь на диван и будешь ждать развития событий. Конечно, потом ей придется жечь благовония, чтобы прогнать твой запах немытого свина, но, не разбив яиц, омлета не пожаришь.
Он уходит, сильно хлопнув дверью.
Я собираюсь последовать его примеру, но тут мой телефон начинает исполнять свою небесную музыку.
Это Ларут. Просит меня не забывать о нем в моих молитвах. Он желает получить эксклюзив на рассказ обо всем, что может произойти дальше.
Я клянусь ему в верности на клинке моей шпаги и мчусь на улицу Ла Тремойль.
Когда я туда приезжаю, часы показывают всего лишь восемь. Мне неслыханно везет – я нахожу свободное место для моей машины. Заняв его, начинаю серьезно размышлять.
Убийца наверняка прочитал вторую статью Ларута. Как он среагирует? Вот в чем вопрос, как говаривал Шекспир, а он знал классиков!
Он мог почуять ловушку. В этом случае он не покажется.
Возможно, он не слишком опасается этого запоздалого свидетельства и ждет, что будет дальше.
Но, возможно, он забеспокоился и захочет для очистки совести встретиться с Маргаритой для приватной беседы. В этом случае у него есть единственная ниточка, чтобы выйти на нее: почтовое отделение, куда, как он знает, она должна прийти. Он должен спрятаться поблизости от окошка и ждать.
Я тоже жду. Это самое веселое в нашей работе.
Поскольку моя морда появлялась в связи с этим делом во всех газетах, я думаю, что для меня будет крайне неосторожно показываться. Поэтому я составил маленький планчик с согласия директора почтового отделения. Сегодня утром одна из телефонных кабин объявлена сломанной. К стеклу приклеили табличку с соответствующим текстом и дыркой достаточного размера, чтобы через нее мог смотреть Пино. Он сидит в кабинке, откуда открывается общий вид на почтовое отделение, с окошком «До востребования» на первом плане.
Я же сижу в кафе напротив и веду беседу с его хозяином. Это молодой человек, милый и улыбающийся. Он немного хмурит брови, когда я достаю свое удостоверение, но успокаивается после того, как я ему объяснил, что займу на часть утра его телефон.
Он согласен помочь в выполнении моего задания и ведет меня за зал, где находится маленький закуток для щеток и телефона.
Он вешает на дверь табличку «Не работает», и я располагаюсь в этом помещении, напоминающем большой шкаф, с сигаретами, иллюстрированным журналом и бутылкой мюскаде.
Теперь мне остается только ждать. Пинюш записал себе номер этого заведения и должен мне позвонить ровно в девять.
Действительно, едва я успеваю сесть верхом на стул, как начинает дребезжать звонок. Снимаю трубку. Тишина, следующая за моим жестом, – это уже Пино. Я слышу его астматическое дыхание.
– Рожай, старый хрен, – ворчу я.
– А, это ты, – говорит он.
– Не теряй время, – отвечаю. – Я узнал тебя еще до того, как ты открыл рот!
– Как?
– По запаху лука. Ты опять жрал на завтрак селедку?
– Да, – признается мой достойный коллега.
– Ну, так что у тебя нового? Он издает носом стон.
– У моей жены был приступ острого ревматизма... Я всю ночь не мог заснуть...
– Я тебя не о том спрашиваю, болван! Что происходит на почте?
– Ничего особенного, – отвечает он. – Все как обычно.
– Кто-нибудь поджидает у окошка «До востребования»?
– Тут стоит очередь. Довольно много народу...
– Присмотрись к ним повнимательнее. Если кто задержится после своей очереди, не теряй его из виду. Держи меня в курсе, ясно?
– Понял.
Я вешаю трубку и наливаю себе солидную порцию вина, чтобы развеять черные мысли.
Четверть часа спустя Пинюш звонит снова и говорит, что +очередники; ушли. В ту секунду, что он докладывает, у окошка нет ни одного человека.
– Должно быть, у них вообще бывает мало народу, – высказывает он предположение. – Вот в отделении на улице Анжу, например... О! – перебивает он сам себя. – Клиент... Подходит к окошку...
– Что он делает?
– Просит выдать ему посылку. Кажется, служащая из окошка «До востребования» также выдает не полученные вовремя посылки и бандероли.
– А теперь?
– Он расплачивается...
– А сейчас?
– Уходит...
– Больше на горизонте никого?
– Старая дама получает перевод, и молодой человек заказывает телефонный разговор с Монтаржи...
– И все?
– Да. Слушай, Сан-А...
– Что?
– Я задыхаюсь в этой конуре! Представь себе, я сегодня надел толстый свитер!
– В такую теплынь?
– Ты же знаешь, в марте и апреле погода неустойчивая...
Не дав ему закончить, я вешаю трубку и, наведенный на это упоминанием названия текущего месяца, начинаю напевать «Апрель в Португалии».
Новая четверть часа ожидания. Мои часы показывают полдесятого. Телефон снова затягивает свою арию.
– Алло!
– Месье Дюпоншель? – спрашивает женский голос.
– Чего?
– Это кафе Дюпоншеля?
– А! Простите... Что вы хотите?
– Поговорить с месье Дюпоншелем.
– Он уехал закупать устрицы.
– Куда?
– Кажется, в Маренн.
Баба начинает брюзжать, но я спешу повесить трубку. Сейчас не время давать какой-то идиотке, способной часами трепаться по телефону, занимать линию.
Новый звонок. На этот раз звонит Пинюш. Он тяжело дышит.
– У меня начинает кружиться голова, – сообщает он.
– У меня тоже. Дальше что?
– По-прежнему ничего. Здесь никто не поджидает... Тут только настоящие клиенты. Они уходят, сделав то, зачем приходили...
Разочарование сминает мне душу, как шелковую бумагу.
– Продолжай смотреть в оба, Пинюш! Никогда не знаешь...
– В котором часу должна прийти малышка Маргарита?
– Около десяти...
– Я еще никогда не ждал женщину с таким нетерпением...
– Не остри, у тебя и так мозги разжижаются! О! Что я подумал... Рядом с окошком нет какого-нибудь рабочего?
– Нет. А почему ты спрашиваешь?
– Часто на людей, чье присутствие кажется естественным, не обращаешь внимания... Они словно сливаются с окружающей средой, как хамелеоны. Понимаешь?
Он усмехается:
– У меня достаточно хорошие глаза, чтобы заметить этих хамелеонов, Сан-Антонио, не беспокойся!
Мы временно прекращаем беседу. Я добиваю бутылочку белого.
В этом закутке я себя чувствую, как рыба в стакане для зубного протеза. Нервозность вызывает у меня дрожь, чувствую, что лоб взмок от пота. Недалеко от моего укрытия бездельник, прикативший во Францию из-за океана, терзает электрический биллиард, пытаясь его заставить выплюнуть крупный выигрыш! Этот козел принимает аппарат за боксерскую грушу и лупит по нему сжатыми кулаками. Цифры мелькают на экране со скоростью, превышающей звуковую. Наконец раздается жуткий грохот, который, сам не знаю почему, заставляет меня подумать о взбесившихся роботах!
Мюскаде с опозданием вызывает у меня урчание в животе. Сегодня оно оказалось недостаточно сухим. Я с грустью массирую пузо. Телефон заливается снова. На этот раз звонил молочник, желающий узнать, сколько порций йогурта должен доставить к полудню. Я ему говорю притаранить двенадцать тысяч и, поскольку он выражает сильное удивление, объясняю, что у «нас» сегодня банкет вегетарианцев.
Расстаюсь с ним нажатием пальца на рычаг телефона и за время новой паузы успеваю выкурить три сигареты. Шкаф, где я пребываю, прокурен, как Дворец спорта в день матча по боксу.
Я не свожу глаз с куска эбонита, периодически доносящего до меня тусклый голос Пинюша. О господи, неужели ничего не произойдет! Весь этот тщательно подготовленный спектакль ничего не даст! Я начинаю беситься.
