– Я понимаю, как вас удивляет столь необычное поощрение, ведь вы, конечно, не могли и надеяться на что-либо подобное… Но скажите себе, что отныне ваш долг – оправдать доверие, и идите собирать вещи. Потом вам передадут ваши сбережения и билет до Люцерна на пятнадцатичасовой поезд. Желаю удачи, Сенталло, и от души надеюсь никогда больше вас не увидеть, во всяком случае, в этом доме.
Сидя в углу купе, Людовик Сенталло не думал ни о чем. Голова просто отказывалась работать. События чередовались слишком быстро. Когда охранник, прощаясь у вагона, пожал ему руку, Людовик чуть не заплакал – этот естественный жест показался парню чуть ли не оправданием, восстановлением в гражданских правах. А потом, скорчившись на деревянной скамейке, Сенталло пытался навести порядок в хаосе мыслей. Тщетно. Молодая женщина напротив ласкала сидевшего у нее на коленях малыша. Когда ей понадобилось на минутку отлучиться, мать попросила Людовика приглядеть за ее сыном. Вернувшись, она завела непринужденный разговор, и Сенталло стал потихоньку оттаивать. Молодая мать вышла чуть раньше, не доезжая до Люцерна, даже не догадываясь, какое благо принесла Людовику ее доброжелательность. Теперь Сенталло снова чувствовал себя тем же человеком, что и до свалившегося на него несчастья, до беспросветной двухлетней ночи… Но снова став самим собой, Людовик тут же подумал о Дженни. Он не понял и по-прежнему не понимал ее отсутствия на процессе. Ведь одно только слово Дженни сняло бы с него всякую вину. Людовик не сомневался, что стал жертвой тщательно и умно продуманной махинации. Но чьей? В любом случае, Сенталло не допускал мысли, что Дженни сыграла в этой темной истории какую-то роль. Нет, кто-то всего лишь воспользовался ее именем, зная об их любви. Но как объяснить исчезновение девушки? И опять, как во время процесса, к Людовику вернулась неотвязная, мучительная мысль: если Дженни не пришла на суд, значит, ее убили, чтобы избавиться от опасного свидетеля. Сенталло чувствовал, как все его тело охватывает страшная жажда разрушения. Если Дженни мертва, он найдет убийц! Пусть ему, Людовику, придется окончить дни свои в тюрьме, но уж он отомстит за девушку! В первую очередь он попросит помощи у господина Шмиттера и немедленно начнет искать убийц Дженни. Отныне у его жизни нет другой цели!
Сенталло обуревала такая жажда деятельности, что, приехав в Люцерн, он даже не заметил, что человек, притаившийся за колонной, небрежным шагом пошел следом. Людовик сел в такси и назвал свой прежний адрес на Ранкхофштрассе, решив первым долгом поздороваться с домовладелицей, вдовой Анной Герднер, и спросить, не найдется ли у нес свободной комнаты. Одновременно с места тронулось другое такси, но молодой человек и на это не обратил внимания.
Вопреки ожиданиям Людовика, Анна Герднер встретила его очень холодно. Вдова не могла простить прежнему жильцу дурной рекламы, считая, что он испортил ее дому репутацию, и ни за что не пожелала снова сдать ему комнату. Фрау Герднер сухо объяснила, что до появления Сенталло ее дом считался вполне респектабельным, а теперь приходится с трудом восстанавливать социальный статус, и потому она будет весьма признательна молодому человеку, если он поищет жилье в другом месте. Расстроенный таким приемом, Людовик попытался объяснить, что досрочное освобождение доказывает, что даже полиция сомневается в его виновности, но вдова ничего не пожелала слушать и, не собираясь продолжать неприятный разговор, захлопнула дверь перед носом Сенталло.
Уязвленный этой первой неудачей, Людовик с чемоданом в руке решил пойти к своему прежнему благодетелю Энрико Шмиттеру. Однако, не желая нарываться на возможный скандал или просто привлекать к себе излишнее любопытство, Сенталло счел более разумным подождать вечера и навестить Шмиттера дома. Чтобы как-то убить время, он, как в прежние времена, отправился в Веттштейнпарк и сел на лавочку, где некогда встречался с Дженни. Недавнее возбуждение вдруг сменилось глухим отчаянием. Никакая месть не вернет Дженни, а без Дженни какой смысл бороться? Выйдя на свободу, Сенталло вообразил, будто прошлое исчезло, во всяком случае, наиболее темная его часть, но встреча с вдовой Герднер показала, что в Люцерне ничего не забыли и для большинства сограждан он так и останется вором, осужденным судом и общественным мнением. Сколько раз Людовик пытался начинать жизнь заново?… Он вдруг почувствовал страшную усталость, какая наваливается лишь на тех, кто уже потерял всякую надежду. Остается, правда, Шмиттер, но что он сможет сделать при всей своей симпатии к нему, Сенталло? Управляющий персоналом банка несколько раз писал ему в тюрьму, стараясь поддержать морально. Людовик аккуратно отвечал и каждый раз заканчивал письмо уверениями в своей невиновности.
Открывшая дверь прислуга сообщила Людовику, что господин Шмиттер не принимает без предварительной договоренности, и не пожелала впустить его в дом. Однако Сенталло все же уговорил ее передать хозяину, что он просит о встрече. Через несколько секунд в холле появился сам управляющий персоналом банка Линденманн.
– Ну и ну! Это и в самом деле он! А я-то думал, Марта ослышалась! Вот сюрприз – так сюрприз! Входи же, мой мальчик… Ты хоть не сбежал, по крайней мерс?
Радушный прием так согрел сердце Людовика, что он рассмеялся. По дороге в кабинет молодой человек успокоил хозяина дома, объявив, что его условно отпустили на свободу.
– Почему?
– Не знаю. Надо думать, за хорошее поведение…
Шмиттер усадил его б кресло и налил рюмку коньяка.
– Ты и представить себе не можешь, как я счастлив, Людовик! Вот жена расстроится, что ты ее не застал, но она на очередном собрании… И давно ты в Люцерне?
– Я приехал сегодня днем, но не осмелился идти в банк…
– И правильно сделал!
Людовик вздрогнул – ему показалось, что эти слова господина Шмиттера прозвучали довольно сухо.
– А дальше?
– Что – дальше?
– Да, что ты собираешься делать?
– Я думал, вы…
– Но не воображал же ты, надеюсь, что я снова возьму тебя в банк?
– Д… да… я полагал, что…
– Послушай меня, Людовик… тебе давно пора научиться смотреть правде в глаза… Да, тебя временно выпустили на свободу, и это прекрасно, но, в глазах общественного мнения, ты остаешься… э-э-э…
– Вором?
– Скажем, человеком, подозреваемым в совершении кражи. И ты можешь представить, как я пойду к братьям Линденманн и заявлю им, что взял в бухгалтеры… э-э-э…
– Вора.
– Вот ведь заладил! И потом, это невозможно из-за твоих коллег… Они быстро сделают твою жизнь совершенно невыносимой. А при первой же ошибке в расчетах тебя начнут подозревать…
– Но я мог бы пойти на другую работу?
– Где? В гараже? Но там ты столкнешься с Эрлангером, который из -за тебя долго сидел без работы… А в любом другом отделе к тебе неизбежно станут относиться с подозрением. Короче, я не могу взять на себя такой риск. После твоего процесса мне пришлось выслушать немало упреков, и очень жестоких, так что я не скоро об этом забуду. И вообще в конце года я ухожу на пенсию… У меня есть кое-какие сбережения. Переберусь во Францию. Мне просто не терпится взглянуть, как люди живут за пределами Швейцарии. По сути дела, я ведь почти не вылезал из Люцерна… Вот и хочется перед смертью повидать чужие края.
– А вы не могли бы порекомендовать меня какой-нибудь другой фирме?
– Мне очень жаль, Людовик, но это вряд ли возможно… из-за твоего приговора. Люцерн очень невелик, а твоя история наделала шума…
– Так что же мне делать?
– Если хочешь знать мое мнение, лучше всего попросить у полиции разрешения и отправиться в деревню. Ты парень крепкий, и вряд ли полевые работы тебя испугают. А крестьяне – люди не слишком любопытные… У тебя есть деньги?
– Да.
– Вот как?
Что-то в этом восклицании очень не понравилось Сенталло.
– Да, то, что я получил за два года работы на Конфедерацию.
– Конечно…
Теперь уже Людовик решительно не сомневался, что Шмиттер не договаривает до конца. Для очистки совести он задал вопрос «в лоб»:
– Господин Шмиттер… вы по-прежнему верите в мою невиновность, правда?
– Лучше не надо об этом…
Голос хозяина дома звучал так неуверенно, что Сенталло все понял.
– Значит, вы думаете, господин Шмиттер, что я украл у банка деньги? – медленно проговорил он.
– Ты становишься утомителен со своими расспросами!
– И однако в суде вы заявили, что не сомневаетесь в моей порядочности!
– Неужели ты станешь упрекать меня за то, что я пытался тебя спасти?
Все снова рушилось.
– И… и в Дженни… вы тоже не поверили?
– Это было очень умно, и, судя по тому, что я слышал, именно Дженни избавила тебя от более тяжелого наказания.
– Не понимаю…
– Ты так ловко запутал все нити, что никто уже не мог понять, выдумка твоя Дженни или нет.
