Долго ревнивый рыцарь, хозяин чудовища, не беспокоил нас. Но мы помнили о его угрозах. Починили ворота, установили на стенах котлы со смолою и навалили туда тяжёлых камней. Каждую ночь один из нас дежурил, готовый поднять тревогу в случае нападения.
Но беда выбрала другой путь в замок Амрок. Я прислуживал хозяину и загадочной госпоже за ужином. Ничто не предвещало несчастья, напротив — его милость был доброжелателен, и дама его сердца весело переговаривалась с ним. Но внезапно все горевшие свечи погасли, и зала погрузилась в темноту. Женщина вскрикнула от неожиданности, граф привстал, и тут в стене осветился прямоугольник, словно распахнулась дверь, которой там на самом деле никогда не было. В светящемся проёме стоял уже виденный мною великан в латах, а за ним — десяток отвратительных человекоподобных существ, полуголых, поросших шерстью. Они сжимали в своих лапах кривые сабли и щерились в зверских гримасах, латник отдал им короткий приказ, и дикари окружили господина. Один из них приложил острую кромку сабли к его горлу, готовый отрезать голову его милости. Великан закричал на чужом языке — он обращался к женщине. Она поднялась, бессильно заломив руки и опустив голову, и направилась в эту, невесть откуда взявшуюся дверь.
— Не ожидал! — сказал латник хозяину. — Пусть это будет тебе уроком. Не буду убивать тебя в твоём же доме. Я не разбойник и не вор, вроде тебя.
— Почему ты называешь меня вором? — хладнокровно спросил его милость. — Я ничего не крал у тебя. Она сама пришла ко мне, потому что ты ей омерзителен.
Великан сжал кулаки, так что латные рукавицы заскрипели.
— Хочешь вывести меня из себя, чтобы я оборвал твою жалкую жизнь? — спросил он.
— Вовсе нет, — отвечал граф. — Я только говорю правду, ничего кроме. Но не лги — ты оставляешь меня в живых только потому, что обещал ей. Если я умру, тебе нечем будет её запугивать, и она захочет отомстить. Знай, лорд Неизвестность, я найду её во что бы то ни стало, отыщу даже в сопредельном мире. Нигде не будет тебе покоя!
— Ты прав! — загрохотал пришелец. — Я поклялся не убивать тебя. Но не злоупотребляй этим, жалкий воришка. Следующая наша встреча закончится по-другому. Я приму меры, чтобы ты не попадался мне на глаза!
Отвратительные слуги великана один за другим вернулись обратно, в светящуюся пустоту. Латник взмахнул рукой, и его не стало. Провал исчез.
Когда свечи вновь зажгли, на том месте, откуда явился грозный великан, снова была стена — ровная, крепкая какой и была прежде. Но теперь на ней проступили письмена, те самые, которые вы видите.
— Он запечатал вход! — воскликнул его милость. — Глупец! Дешёвой магией он пытается встать на пути науки!
Граф рассмеялся, но нервное напряжение оказалось сильнее его на этот раз. Он слёг в горячке и два долгих дня не приходил в себя. Поправившись, его милость заказал через господина Фаррела много учёных книг, бумажных, пергаментных и даже папирусных из Стигии. Это стоило больших денег, но хозяин не поскупился. Больше года он корпел над ними, ставил опыты, один из которых, в конечном итоге, послужил причиной его безвременной гибели… На этом, с позволения господ, я умолкаю.
— Все это чистая правда, — подтвердил шут, и в его голосе не было насмешки. — По крайней мере, я знаю столько же.
— Лорд Неизвестность, — произнёс Тьянь-по после недолгой паузы. — Любопытное прозвище. Как жаль, что я не слышал его на языке сопредельного мира… В имени этом и поэзия, и неумолимость судьбы, и вызов.
— Все это демонщина какая-то, — сказал Ченси. — Не понимаю, как подобные истории вообще могут происходить здесь, в Бритунии, в стране здравого смысла и простого подхода к жизни!
— Не вполне согласен с этим, — молвил Гаспар. — Наши предки оказались подпорчены общением с пиктами, гаэлыдами и прочими тёмными народами, вся культура которых сводится к разнузданным пляскам и страшным сказкам, лишённым морали. Вот с нами теперь и происходит, как вы выразились, демонщина.
— Разве народные предания лишены морали? — удивился кхитаец. — Я знаю многие из них и уверяю, морали в них хоть отбавляй.
— О чём они говорят? — неожиданно разозлился Фаэрти. — При чём здесь мораль? Уж не собираются ли они читать нам нравоучения? Они мне надоели. Эй, Тью, Ченси, давайте перебьём их всех, красотку только оставим, и заживём здесь господами!
— Осел! — коротко отозвался Ченси.
— Крайне неразумно, — сказал стряпчий. — Моё исчезновение повлечёт за собой расследование. Герцог не поощряет убийств судейских чиновников.
— Ещё одно слово про леди Альвенель, и я выброшу тебя в окошко, — заявил варвар.
— А я не буду ему препятствовать, — добавил Ченси.
Фаэрти, заклёванный со всех сторон, злобно сверкнул глазами.
— Он пошутил! — сказал Тью. — Он всегда так шутит.
— Мы все так и подумали, — заверил его Фаррел. — Однако не угодно ли вам приступить к разгадке надписи? Время настало. Если у кого-нибудь есть соображения на этот счёт, пусть он произнесёт их вслух.
— У меня нет соображений, — с лёгким вздохом признался кхитаец. — Но сегодня, слава небесам, не последний вечер. Я подумаю ещё.
— А мне так и вовсе не по себе, — задумчиво произнёс Гаспар. — Возможно, я догадался. Но вот произнесу я это заклинание, дверь в сопредельный мир откроется, а оттуда на нас набросится какая-нибудь тварь… Мы ведь даже безоружны! Лучше завтрашним вечером, когда мы примем меры предосторожности.
— Вы напрасно опасаетесь, — голос Альвенель прозвучал с лёгкой насмешкой. — Никто не набросится, и дверь не откроется. Ни о чём вы не могли догадаться, и надписи этой не прочтёте никогда!
— Откуда такая уверенность? — оскорблённо надулся Гаспар. — Это возмутительно! Какая-то авантюристка осмеливается сомневаться в учёности магистра наук, преподавателя, автора трудов…
Тьянь-по при этом язвительно хихикнул и загородил лицо салфеткой.
— Учёные труды не помогут, — сказала Альвенель. — Эту надпись нельзя прочесть.
— Почему? — В глазах Ченси вспыхнули огоньки острого интереса.
— В самом деле, почему? — осведомился стряпчий и, обернувшись, взглянул на письмена, покрывавшие стену.
— Потому что это подделка. Ничего не значащая галиматья. Фальшивка. Надувательство.
Все вскочили и заговорили разом в сильнейшем возбуждении. Тью, который ничего в надписях не понимал и совершенно ими не интересовался, был ужасно рад случаю погорланить. Он разразился потоком ругани и остановился только тогда, когда Ченси дал ему подзатыльник.
— Смелое заявление, — сказала Фаррел, перекрикивая общий шум. Странно, но в его голосе, спокойном и холодном, оказались вдруг такие железные нотки, от которых многим стало не по себе. Гул затих как по волшебству.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
