праведною жизнью не приготовилъ себя къ этому. Онъ увѣрялъ меня, что есть имя одного духа, произнесеніе котораго сопряжено съ опасностью жизни для того, который осмѣлился бы это имя произнесть всуе. Онъ утверждалъ, что нѣтъ ни одного чуда, котораго нельзя было бы не совершить посредствомъ каббалы. Можно, напримѣръ, открыть всякое воровство, увидѣть, кого мы пожелаемъ, во снѣ, точить вино изъ любой стѣны, и даже — сдѣлаться невидимкою.
Въ то время, когда мой взоръ разсѣянно блуждалъ по снѣжнымъ сугробамъ, украшавшимъ нашъ дворъ, роились въ моей дѣтской головѣ неотвязчивые вопросы: для чего тратитъ правительство на содержаніе пожарныхъ командъ, почему всякій домохозяинъ не запасается книгой, предохраняющею отъ пожара? тогда не было бы вовсе пожаровъ. Для чего мой учитель всякую пятницу покупаетъ для субботы водянистое вино, когда ему ничего не стоило бы наточить его изъ любой стѣны? Какъ мнѣ хотѣлось быть невидимкой! тогда… конечно, я прежде всего убѣжалъ бы изъ этого проклятаго дома, сѣлъ бы въ первый попавшійся экипажъ — вѣдь меня никто не видитъ! — и уѣхалъ бы далеко, далеко. Я проголодался — захожу въ первый попавшійся домъ и ѣмъ сколько хочу. Мнѣ нужны деньги, я подхожу въ мѣняльщику и беру себѣ блестящіе гривенники… сколько угодно! На подобныя темы я варьировалъ и уносился Богъ-знаетъ куда, жилъ въ фантастическомъ мірѣ, и время незамѣтно проходило. Въ эти минуты мнѣ было очень хорошо.
Немало занималъ мои мысли красивенькій домикъ, выходившій фасадомъ въ проулокъ, а чернымъ ходомъ во дворъ. Кто живетъ въ этомъ домикѣ? какъ живутъ тамъ? что такъ говорятъ? что дѣлаютъ? Я зналъ, что домикъ этотъ былъ необитаемъ, когда я пріѣхалъ въ П., что онъ отдавался въ наемъ, что наконецъ зимою онъ былъ нанятъ какимъ-то христіанскихъ семействомъ, то закипѣла въ пустомъ домикѣ жизнь. Изъ трубъ валилъ дымъ; изъ кухни доносился заманчивый запахъ незнакомыхъ мнѣ яствъ. Русская здоровая баба каждое утро заметала снѣгъ вокругъ домика. Въ окнахъ въ улицѣ, виднѣлись горшки съ цвѣтами, выглядывавшими изъ-за бѣлыхъ занавѣсокъ. Проходя нѣсколько разъ по вечерамъ, я замѣтилъ въ окнахъ веселый яркій свѣтъ, видѣлъ силуэты быстро двигавшихся по комнатамъ людей, и слышалъ веселый голосъ шумящимъ дѣтей. Счастливцы! думалъ я, отчего я не могу такъ бѣгать и рѣзвиться?
По пятницамъ насъ распускали изъ хедера довольно рано, чтобы дать приготовиться къ приближающейся субботѣ. Въ одинъ изъ этихъ, относительно вакантныхъ дней, я, предъ вечеромъ, сидѣлъ у моего тусклаго окна, смотрѣлъ во дворъ, любуясь золотымъ матовымъ дискомъ заходящаго солнца, придававшаго зимней картинѣ особый очаровательно-мягкій колоритъ. Изъ красиваго домика, чрезъ черный ходъ, выбѣжалъ мальчикъ, лѣтъ двѣнадцати, и пустился бѣжать по двору, выдѣлывая на бѣгу различные прыжки. Я залюбовался этимъ мальчикомъ-шалуномъ. Бѣлое, полное лицо, зарумянившееся отъ мороза, было оживлено парою большихъ голубыхъ глазъ; красивый ротъ счастливо улыбался. Сила, гибкость и здоровье выражались въ каждомъ его движеніи, въ каждомъ скачкѣ. Онъ былъ сложенъ самымъ пропорціональнымъ образомъ, а широкая выпуклая грудь придавала всей его фигурѣ видъ будущаго силача. Костюмъ его былъ незатѣйливый: на ногахъ грубоватые сапоги, доходящіе до колѣнъ, на плечахъ дубленый полушубокъ, на головѣ — гимназическая фуражка съ краснымъ околышкомь, на рукахъ — шерстяныя перчатки.
— Митя! услышалъ я протяжный нѣжной женскій голосъ. Мальчикъ, на всемъ скаку, остановился, сдѣлалъ пируэтъ и обратился въ ту сторону, откуда слышался призывъ. Я тоже посмотрѣлъ по тому же направленію. На крылечкѣ, выходящемъ во дворъ, стоила пожилая женщина пріятной наружности въ кацавейкѣ, наброшенной небрежно на плеча.
— Митя, дружочекъ, бѣги сюда! Мальчикъ поскакалъ къ ней.
— Шалунъ! упрекнула его женщина съ ласковой улыбкою на губахъ. — Посмотри, твой полушубокъ растегнутъ, а ты бѣгаешь и знать нечего не хочешь! Съ этими словами женщина нагнулась къ мальчику, и начала застегивать его полушубокъ, но мальчикъ вертѣлся подъ ея руками какъ угорѣлый, и звонко хохоталъ.
— Мама! говорилъ онъ: — я хочу состроить бабу, высокую, высокую бабу. Можно?
— Сострой, голубчикъ!
— Но ты, мама, не говори Олинькѣ, пока я не буду готовъ.
— Хорошо, дружочекъ.
Митя стремглавъ бросился во дворъ, поднялъ лежавшую гдѣ-то въ сторонѣ лопату, и взялся разрывать самый большой снѣжный сугробъ.
— Что такое онъ хочетъ сдѣлать? что такое — баба? подумалъ я, и съ особеннымъ интересомъ началъ слѣдить за его работой.
Между тѣмъ, сильныя руки Мити усердно работали. Онъ сгребъ цѣлую кучу снѣга, затѣмъ лопатою началъ обрѣзывать края кучи и отбрасывать въ сторону. Мало по малу, образовался четырехугольный снѣжный столбъ, вышиною въ уровень съ мальчикомъ. Митя отбросилъ лопату и принялся доканчивать набѣло свою работу руками, останавливаясь по временамъ и потирая озябшіе пальцы. Я смотрѣлъ на его трудъ съ насмѣшливой улыбкою, какъ человѣкъ взрослый, серьёзный смотритъ на дѣтскую шалость. Чрезъ четверть часа, куча снѣга приняла форму человѣческой фигуры, безъ рукъ и вотъ, наподобіе древнихъ каменныхъ идоловъ самаго грубаго изваянія. На плечахъ этой снѣжной фигуры сформировалась такая же шарообразная голова. Митя, окончивъ свою работу, отбѣжалъ нѣсколько шаговъ, и издали провѣривъ свою работу, остался, повидимому, совершенно доволенъ ею. Затѣмъ, онъ побѣжалъ обратно въ домъ.
«Для какой цѣли такъ усердно трудился этотъ глупый мальчикъ?» подумалъ я. Не успѣлъ я кончить мысленно этого вопроса, какъ Митя уже появился опять на дворѣ, облеченный въ сѣрую гимназическую шинель съ краевымъ воротникомъ и металическими пуговицами. Озираясь, онъ подбѣжалъ къ своей снѣговой бабѣ, быстро набросилъ на нее шинель, и снявъ фуражку, ловко надвинулъ ее на голову бабы. Баба эта, одѣтая такимъ приличнымъ образомъ, приняла видъ самаго Мити, остановившагося и смотрящаго на заходящее солнце. Нѣсколько минутъ стоялъ Митя съ непокрытой головой, прикрывая уши красными отъ мороза и снѣговой работы руками. Холодъ его повидимому сильно пробиралъ. Онъ бросалъ поперемѣнно взгляды то на двери домика, какъ будто поджидая кого-то, то на своего двойника, но никто въ дверяхъ не появлялся. Митя нетерпѣливо топнулъ ногой, сдѣлалъ рѣшительный поворотъ, и стремглавъ бросился въ нашъ флигель. Всѣ эти эволюціи Мити до того меня заинтересовали, что я вскочилъ съ своего обсерваціоннаго пункта и выбѣжалъ въ сѣни. Въ тотъ же моментъ прибѣжалъ туда и Митя.
— Оля не идетъ, сказалъ онъ мнѣ дрожащимъ отъ волненія голосомъ: — а мнѣ холодно. Бѣги пожалуйста къ намъ, и вызови Олю. Скажи ей: Митя тебя зоветъ скорѣе.
Я чрезвычайно мало понималъ русскій языкъ, а говорить и вовсе почти не умѣлъ, за исключеніемъ нѣсколькихъ малороссійскихъ словъ. Изо всего, что сказалъ мнѣ Митя, я понялъ одно, что ему холодно. Долго не думая, я снялъ свою мѣховую шапку, не слишкомъ изящнаго вида, и подалъ ее Митѣ.
— Фи! прикрикнулъ онъ на
