Наутро меня нашли бездыханной. «Слава Богу», – сказал хозяин дома. С погребением возникли трудности, так как я умерла без покаяния, и вообще была из лагеря мятежников, но два странника, остановившиеся в доме, подрядились похоронить меня где-нибудь при дороге, как поступали с неведомыми убитыми. Книгу, которую хозяева боялись еще больше прежних моих соратников, должны были положить со мной в могилу. Очнулась я в медицинской рубке звездолета…
– Какого звездолета? – тихо и вкрадчиво спросил Барнав.
– Вы хотите, чтобы я описала вам его тип? Но я его не видела. У них были различные транспортные средства для сообщения с землей, и на корабль меня переправили в бессознательном состоянии…
– Вы, что, окончательно решили заморочить нам голову?
– А если это правда? – Барнав уже поддавался логике рассказа. – И контакт, которого ждут в будущем, произошел уже давно…
– Слишком отдает вымыслом.
– Вы можете мне не верить. Но я-то выжила.
– И откуда они явились, ваши пришельцы?
– Не знаю. Я тогда не в состоянии была это понять.
– Я слышал такие гипотезы относительно глубокой древности, – вспомнил Крамер. – Но четырнадцатый век!
– А контакта, как такового, и не было. Сугубо исследовательская экспедиция. Она не преследовала никаких мессианских целей. Это во-первых. А потом, вы хорошо помните историю? Четырнадцатый век! Столетняя война, раздавленные крестьянские восстания на Западе, татаро-монголы на Востоке, эпидемии мирового масштаба скосили чуть не треть населения планеты, и еше многое, весьма многое… Это после стали красиво писать « кватроченто», «заря Возрождения», «расцвет искусств», «истоки гуманизма»… Хотя со стороны виднее. Я при той жизни ни про каких Данте с Петраркой, Бокаччо с Чосером, или Джотто, к примеру, слыхом не слыхала. Вот про чуму – сколько угодно. И была к этому привычна, и не удивлялась. Но визитерам, каких бы видов они на этой заре не навидались, человечество наверняка представлялось не слишком привлекательным.
– Тогда почему они спасли вас?
– О, это вопрос. Я сама размышляла – почему? Надо думать, при их высокоразвитой гуманности они не могли спокойно видеть страдания существа, наделенного способностью мыслить. Я понимаю, что это не довод, но… Затем они прочитали Хронику, что привлекло их интерес к моей особе. Они уже достаточно знали наше общество, чтобы понять как редко в нем встречаются грамотные простолюдинки, тем паче – мирянки. А уж историков среди таковых нет вовсе. И, наконец, это был своего рода эксперимент. Здесь я подхожу к наиболее важному из того, что вас должно быть, интересует – вопросу о том, как я выжила и жила до сих пор. Видите ли, они давно научились неограниченно продлять жизнь, причем человек практически не старел. Я говорю – человек, ибо оказалось, что в строении нашего организма нет существенной разницы. Доказательство? Доказательство перед вами.
– Значит ли это, – Шульц подался вперед, – что вы бессмертны?
– Безусловно, нет. Не были бессмертны и они. Жизнеспособны – да. И, между прочим, продление жизни для них, хотя и стало вопросом техники(правда, операция была весьма сложная) вовсе не было обязательным для всех. Скорее добровольным. Для тех, у которых этого требовала профессия. За жизнь никто не цеплялся, однако и не отказывался без необходимости. Как это делалось? Мне, разумеется, объяснили в самых общих чертах, но, как я поняла потом, все совершалось за счет использования ресурсов мозга, которые чрезвычайно велики. Внешнее вмешательство только активизировало процесс, а дальше он развивался сам. Организм перестраивался, становился способен к постоянному самообновлению. Кстати, это длилось довольно долго, и между ночью, когда я уснула в лачуге, и днем, когда я проснулась на корабле, оказался значительный, по человеческим меркам, отрезок времени – несколько месяцев.
Но я не закончила. Операция не только продлевала жизнь. Изменялась память – ведь долговечный не может довольствоваться короткой памятью. Ускорялись некоторые мыслительные процессы… Я вижу, что вы хотите спросить! Не бойтесь, читать мысли я не умею. Телепатией они не владели. Ну и, конечно, здоровье… Но бессмертие? Этого не было. такое долголетие не гарантирует от множества случайностей, большинство из которых неизвестно человеку Земли. Но, как мне кажется, главное условие было в том, чтобы человек сам захотел умереть. Похоже, что смерть оказывается главным условием жизни. Не то, чтоб это было сознательным самоубийством, но, если дело жизни сделано, предназначение выполнено… Впрочем, я опять отвлеклась. Вы ведь собрались послушать про Черную Веронику… Того, что я увидела и узнала, было более чем достаточно для потери рассудка. Но я не свихнулась. Не только потому, что мой мозг подвергся качественным изменениям. Простейшим объяснением для произошедшего было религиозное, но я, в отличие от своих соратников, всегда имела собственное мнение насчет божественного вмешательства, вернее, насчет возможности такового. Я еще не стала скептиком, но была готова к этому. И пока мои хозяева изучали нашу многогрешную юдоль, в мою башку втемяшивались еретические мысли о том, что звезды заселены, что лучшее устройство мира возможно при этой жизни…
Между тем экспедиция закончила свою работу и готовилась к отлету. Меня, удачный опыт внеземной медицины, собирались взять с собой. Но тут я уперлась. Ко мне, конечно, относились хорошо, но все равно я не могла войти в их общество, слишком различны казались знания, воспитание, опыт. И, как ни высоки были их достижения, я догадывалась, что не все в их мире обстоит так благополучно, как они говорят. Однако все это были побочные причины. Я просто хотела вернуться, вернуться к той жизни, из которой меня они вырвали, и воспоминания о которой приводили их в ужас. Но я была решительна, или упряма, назовите, как хотите, суть не меняется. Они спорили, однако меня невозможно было сбить: – «Ты не сможешь с ними ужиться. Твой разум на несколько порядков выше». – «Именно поэтому я должна к им пойти». – «Твое восстание потерпело поражение.» – «Я подниму новое». – «Ты ничего не изменишь». – «Я постараюсь». – «Один человек не может изменить мир». – «Если у него одна жизнь. А у меня их будет несколько». – «Но дар долголетия не выручит тебя, если тебя захотят сжечь, повесить, или отрубить голову». – «Так это справедливо. Им это тоже помогает». Такие примерно разговоры тянулись изо дня в день, и даже они со своей космической логикой не могли меня переспорить – недаром я еще девчонкой ходила в вожаках! Я победила.
Подозреваю, что им было жалко со мной расставаться. Впрочем мне – тоже. Однако у них было утешение. Вместо меня они забрали мою книгу. Думаю, для них это оказалось более полезное приобретение. Да и беспокойства от книги было не в пример меньше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
