Сейчас в изорванном платье, с намотанными на крупный кулак волосами я, наверное, похожа на шлюху, но плевать. Господи, как же на всё мне сейчас плевать.
В глазах Крымского лишь огонь и иссушающая жажда, и в их отражении я самая желанная в мире. Хотя бы на эту ночь.
— Возьми меня, — не просит, приказывает, и отпускает мои волосы, будто бы даёт выбрать самой, каким образом это сделать. Даёт свободу, и я опускаюсь на колени, не разрывая нашего зрительного контакта.
Я просто хочу этого, а всё остальное уходит куда-то в сторону.
— Пиздец, — а следом сдавленный хрип, а я вытягиваю ремень, расстёгиваю молнию, и прохожусь пальцами по твёрдому члену, натягивающему ткань боксеров.
Несколько секунд, и Крымский голый и готовый к бою упирает руки в бока, смотрит на меня сверху вниз, и голод в его глазах становится невыносимым.
Провожу языком по нижней губе и получаю в ответ хриплый стон. Я ещё ничего не сделала, а этот мужчина со стылым взглядом и огнём в крови почти капитулировал. И это окрыляет меня. Придаёт уверенность. Вдохновляет.
Обхватываю рукой основание члена — крупного и, чёрт возьми, красивого, — а пальцы обводят ручейки крупных вен и будто бы живут своей собственной жизнью. Касаюсь губами глянцевой головки, слизываю капельку смазки, выступившую на багряной сердцевине, и Крымский шипит что-то неразличимое, но я чувствую: ему приятно.
Втягиваю член в рот, поднимаю глаза вверх и ловлю взгляд, подёрнутый дымкой. Крымский красивый сейчас, как могут быть красивыми люди на вершине блаженства. Я никогда такого раньше не видела, мне ни разу до этого не хотелось делать ничего подобного для мужчины. И плевать, что мы чужие — об этом я думаю сейчас в самую последнюю очередь.
Внизу живота пульсация, и пальцы на ногах подгибаются сами по себе, когда Крымский проталкивается чуть глубже.
— Прими меня, — Артур зарывается пальцами в мои волосы, массирует кожу головы и не пытается протолкнуться разом до самого основания, не насаживает меня на себя — даёт привыкнуть к размеру. Но я расслабляю горло, дышу носом часто и поверхностно, потому что хочу этого не меньше Крымского. — Блядь, охуенно.
Он матерится, но разве сейчас это важно? И его грязные слова — они… заводят. Не знаю, может быть, я и извращенка, но я принимаю Крымского так глубоко, как только могу. Посасываю, облизываю, растягиваю наше удовольствие, а член пульсирует так ощутимо и так волнующе, что я не могу сдержать стона. Он приглушённый, хриплый, а Артур находит какой-то новый угол, двигается жадно, мощно, но… осторожно. Он бережёт меня, понимаете? Это как-то дико и до слёз прекрасно.
— Я уже, мать его, ох, — Артур делает несколько ритмичных толчков, а у меня из глаз слёзы брызжут. Но мы уже оба на подходе, и мой оргазм, пусть и ментальный, не менее оглушительный, чем его. — Злата, ведьмы ты. С ума сойти.
Он говорит что-то ещё, изливаясь в меня, и я втягиваю в себя всё до последней капли.
— Помогло от меня избавиться? — спрашиваю, поднимаясь на ноги, но вместо ответа злой поцелуй и вкус Крымского на губах.
7 глава
Артур
За двадцать лет половой жизни у меня были разные минеты: умелые и не очень, улётные и чисто механические, но такого я не ощущал ни с кем. Не потому что Злата самая опытная — напротив, мне показалось, что для неё это было чуть ли не впервые, просто… ай, нахрен, не хочу анализировать. Да и не очень я на это способен, толкая Злату на кровать в спальне.
Она падает на спину, всё ещё наполовину одетая, с красными от возбуждения щеками и горящими животным огнём глазами.
— Дикая кошка, — я не тороплюсь присоединяться к ней, просто любуюсь каждым сантиметром её горячего тела, а член снова встаёт. Пока ещё лишь наполовину, но если постою так ещё минутку, яйца снова начнут немилосердно болеть от невыносимой переполненности. — Одного раза точно было недостаточно.
Усмехаюсь, когда её глаза округляются. Она забавная в своих реакциях на мои слова: морщит нос, кусает губы и тяжело сглатывает.
— Сними эти тряпки, — взмахиваю рукой, и Злата становится на колени и быстро избавляется от разорванного платья. — Вот так, девочка, да… ты охуенная.
Я не могу сейчас следить за словами, да и не вижу такой необходимости. У меня нет ни времени, ни желания изображать из себя романтичного принца, осыпающегося женщину лепестками роз. Я такой, какой есть — грубый и несдержанный и не вижу повода меняться.
Да и поздно в постели становиться другим, не в тридцать пять.
Злата снова раздевается для меня, и на этот раз в этом действии так много неприкрытой сексуальности, что приходится на мгновение зажмуриться и сделать глубокий вдох, чтобы хоть немного обуздать свои желания наброситься, смять, выломать и разорвать. Надо помнить, что однажды эту женщину уже пытались разрушить до основания, только не вышло.
С ней можно быть жёстким, но нельзя быть жестоким.
Злата стоит на коленях, абсолютно голая, и это зрелище, уверен, на репите будет повторяться в моей голове снова и снова ещё очень долго. Могу сколько угодно себя обманывать, но такие женщины не забываются.
Делаю шаг вперёд, касаюсь большим пальцем полной нижней губы, надавливаю, открывая ряд белых ровных зубов. Злата смотрит на меня снизу вверх, будто бы покорная, но во взгляде столько достоинства и несгибаемой воли, столько похоти, что меня снова ведёт. Я толкаю её на спину, оказываюсь сверху, а она обхватывает меня руками и ногами, льнёт ближе, растирает свою влагу по моему животу. И во мне взрываются последние предохранители.
— На живот, Злата, — командую, отстранившись, и она покорно принимает нужную позу.
Упирается локтями в матрас, выгибает попку, открывая мне самые охуенный в мире вид на сочащуюся вязкой влагой промежность. Стонет, когда я касаюсь её пальцами, безошибочно нахожу набухший клитор, и почти, когда проникаю пальцами глубже. Глубже и глубже, тараню, трахаю её, и член ноет от желания оказаться внутри.
Злата подаётся назад, ловит ритм, а рыжие волосы, как жидкий огонь, растекается по чёрному покрывалу. Охрененное зрелище.
— Кончай, девочка, давай же, — и я проталкиваюсь ещё раз, выкручиваю пальцы, и Злата кричит, сжимая в кулаках чёрный шёлк.
Не вынимая пальцев, ловлю вибрации бурного оргазм. Они проходятся пульсацией вверх по руке, стреляют в плечо, выбивают на мгновение дух. Злата не кончает, нет, она утягивает меня за собой на дно самой глубокой бездны.
Нахожу в тумбочке презерватив, наощупь, по памяти. Мне нужно всего несколько мгновений и я готов. Раскатываю латекс по члену и, схватив Злату за бёдра, надёжно их фиксирую. Она ластится, выгибается, неосознанно ищет меня, а я вожу головкой у входа, задеваю нужные точки, от чего Злата полностью теряет контроль.
— Артур, пожалуйста, я не могу больше…
— Говори, что тебе нужно сейчас.
— Ох, давай... не издевайся.
— Скажи, — подначиваю и буквально на несколько сантиметров проникаю внутрь.
— Тебя хочу, твой…
И замолкает, а я наклоняюсь и прикусываю её кожу под лопаткой, чем вызываю практически ураганную дрожь. Проникаю рукой под живот, нахожу возбуждённое лоно, а Злата всхлипывает, когда касаюсь клитора. Надавливаю с двух сторон и кайфую от тяжёлого женского дыхания. Хриплого. Горячего.
— Ты сейчас снова кончишь, — констатирую факт, а внутри жаркий огонь сжигает меня нахрен. — Мой что? Язык? Палец? Член? Чего именно ты хочешь сейчас?
— Артур... — выгибается, опирается на руки и поводит попой, намекая. Но не говорит.
— Злата, я могу так долго делать, — снова прикасаюсь головкой ко входу, трусь о клитор и вызываю гортанный стон.
— Да, Крымский, трахни меня, — выкрикивает и я влетаю в неё на полном ходу. — Ох… с ума сойти… да, да! Вот так, пожалуйста. Не останавливайся.
Вряд ли она понимает, что говорит, но слова эти круче любой музыки.
— Стоило только озвучить, — вбиваюсь до самых яиц, замираю и поднимаю Злату так, чтобы её спина упиралась в мою грудь. — Всего лишь сказать. Это ведь легко, да?
