— Крым, ты разве не понимаешь? — Женя Борода уже возвышается надо всеми, огромный и настолько плотно татуированный, что в глазах рябит. — Люди Романова снова лезут на нашу территорию. Спалили два ангара на границе области, сорвали поставку запчастей. А этот утырок, как всегда, не при делах. Если мы ещё не получим пустыри, то всё. Сколько проектов сорвётся.
От сказанного Бородой меня мутит. Ненавижу Романова. Впрочем, это взаимно, и мы грызём друг другу глотки, ставим палки в колёса, и этот танец никак не закончится.
Иногда мне кажется, что люди всерьёз делают ставки, кто из нас двоих первых сдохнет. Тогда-то всё точно прекратится.
— Артур, не сегодня так завтра прольётся кровь, — Лысый подпрыгивает на месте, возмущённо сводит брови к переносице, а голос его и без того высокий, ещё чуть-чуть и станет похожим на ультразвук. Аж в ушах звенит от его противного тембра. Но он прав. — Разве ты не чуешь её запах?
Лысый даже носом поводит, словно где-то рядом уже содрали кожу с кого-то из наших.
— Романов озверел после того, как мы ему три сделки сорвали, — подаёт голос Саша, а я киваю.
Это бизнес, пусть и не очень легальный. И тут каждый за себя, а увести очередных поставщиков у Романова — святое дело.
— Да, Зам прав, — Борода вертит головой, хрустит суставами, а кожа на щеках белеет от сдерживаемых эмоций. — А ты бабу тащишь сюда, нарушаешь свои же правила. Что у неё, поперёк там?
Отдельные смешки, как выстрелы, раздаются то здесь, то там, а я сжимаю пальцами переносицу. Они правы, конечно же. Когда Романов снова звереет, а нам приходится разгребать завалы и выстраивать линию обороны, не до рыжих баб. Вот только… она не просто рыжая баба. Она человек, имеющий к Коленьке отношения. И она мне помогла.
Я ничего никогда не прощаю и не забываю. Добро в том числе. А ещё, где-то совсем глубоко копошится гнилая мыслишка, что Злата пострадала полгода назад по моей вине в том числе.
Потому что именно я сорвал тогда Коленьке сделку.
— Так всё, мать вашу. Угомонились! Что вы сопли на кулак мотаете? Бабу увидели, прямо хай до неба подняли, завыли. Я разве когда-то делал то, о чём нам всем приходилось жалеть? Подставил хоть одного из вас? Ну, блядь, отвечайте! А то когда не надо, языки до китайской границы дотягиваются, а когда спрашиваю, онемели.
“Нет-нет”.
“Никогда”.
“Крым, не психуй”.
— Если я притащил сюда бабу, то точно не для того, чтобы ваши задницы пылали праведным огнём. И нет её уже, что вы трепыхаетесь, идиоты, как дохлые курицы? Заняться больше нечем?
Я действительно теряю терпение. И в таком состоянии говорю тихо, но убедительно. Все снова замолкают, я спрыгиваю с бочки и, подойдя к двери, поворачиваю рычаг выключателя.
Гаснет свет, я нажимаю на пульте кнопку и загорается большой экран проектора. А на нём…
Сожжённые ангары, от одного вида которых сатанею до белых пятен перед глазами. Ну и ещё по мелочи парочка “сюрпризов”, от которых несёт дерьмом Романова за версту.
Сашка щёлкает клавишами, все молчат, затаив дыхание, обозревают масштабы пиздеца.
— Это война, — выдыхаю, потому что ничем другим это назвать не могу. — Но Коля провоцирует, ясен хрен. Выводит на панику, заставляет рефлексировать и бегать. Так не годится, на это я не поведусь.
Одобрительные возгласы, а я усмехаюсь.
— Теперь насчёт рыжей бабы, из-за которой ваши яйца так запылали, что стали синие, как переваренный желток.
Ответом служат смешки, улюлюканье, а я снова включаю свет.
— Первое: она жена Романова, бывшая. И благодаря её помощи Савеловские пустыри будут нашими.
“Ох ты ж”.
“Нихуя себе”.
— Второе: нам нужно её найти. И третье: если какая-то сволочь из вас тронет её хоть пальцем, вырву руку вместе с головой. Саш, раздай ориентировки, а я уехал.
И в оглушительной тишине выхожу из зала не оглядываясь.
Я найду тебя, Злата. Где бы ты ни была.
10 глава
Артур
— Вон она, — Сашка указывает подбородком на устало бредущую по обочине девицу в длинной просторной юбке и белой блузке, наглухо застёгнутой до самого горла. На вид лет двадцать, но в ней нет энергии, что ли, лишь сплошная усталость. Круглолицая, довольно симпатичная, стройная, только зажатая и несчастная, и даже красивые волосы, лежащий на плечах, не делают её привлекательнее.
— Ты знаешь, что делать, — усмехаюсь и прикрываю глаза.
— Цель оправдывает средства?
— Нет, Саша, мне просто нужно с ней поговорить. Без насилия и принуждения. Только поговорить. Ты же у нас дипломат, уболтай девушку.
Саша кивает и, оставив меня одного, выходит из машины. Я в нём уверен почти также, как в самом себе, потому знаю: он не сделает девочке больно, если этого не потребует ситуация. И очень надеюсь, что не потребует.
Мне не слышно, о чём Саша разговаривает с медсестричкой, но она не убегает, не пытается заорать или позвать кого-то на помощь. Пусть напряжённая, слегка испуганная — вон, даже тонкая нижняя губа подрагивает, — но слушает внимательно. Она невысокая, миниатюрная и ей приходится задрать голову, чтобы хоть так сравняться с очень высоким Сашей.
Вдруг на лице её зажигается надежда. Робкая, а щёки краснеют от переполняющих её эмоций, хотя она и не рискует выплеснуть их. И это убеждает окончательно: у меня получится сложить последнюю деталь мозаики без лишней крови.
Когда-то отец меня научил: холодный рассудок и грамотный расчёт — первый шаг к успеху. Нет, конечно, иногда не грех и голову снести, но тут уже по ситуации.
Я не святой и на мне дохренища грехов разной степени паршивости, но думать головой умею и в крайности без надобности не впадаю.
Саша указывает рукой на мою машину, улыбается даже, а Марина Жарикова неуверенно кивает и всё-таки делает крошечный шажок в нужную сторону. Давай, девочка, иди. Я не обижу.
Марина Жарикова ныряет на заднее сиденье, замечает меня и дёргается в сторону, но вдруг затихает. Обречённо как-то, а я заламываю бровь, потому что её реакция странная какая-то.
— Вы Артур Крымский? — спрашивает, откашлявшись, а я киваю. — Вы… большой.
— И страшный? — усмехаюсь, а она неуверенно пожимает плечами. — А ты Марина Жарикова, верно?
В совершенно круглых карих глазах тысяча вопросов. Марина нервно облизывает нижнюю губу и принимается лихорадочно теребить ремешок простенькой сумки.
— Я вас примерно таким и представляла, — голос похож на писк, а я подпираю голову рукой и внимательно смотрю на Марину. Просто смотрю, но она буквально на глазах съёживается.
— Зачем ты меня представляла? — мне уже откровенно весело.
От девочки так отчётливо несёт страхом, но она не пытается сбежать, только дрожит всё сильнее.
— Мне… я слышала, как одна… пациентка говорила о вас в бреду. Ей очень плохо было, а я ставила ей капельницы и слышала, как она просила у вас помощи. Постоянно повторяла “Артур Крымский, Артур”. Мне стало интересно и я погуглила.
— Погуглила она, надо же. Знаешь же, что очень любопытным девочкам злые и страшные волки откусывают голову?
Она снова вздрагивает и пытается улыбнуться, но получается слабо.
А у меня внутри копошится мысль, что той пациенткой была именно Злата. Чёрт возьми, как всё это странно.
— Ваш, — нервный жест в сторону, — амбал сказал, что со мной хотят из благотворительного фонда встретиться, что деньги на операцию бабушке помогут собрать. Я же обращалась, ждала ответа на заявку…
Она ещё что-то говорит, но вовсе неразборчиво.
— Глупая маленькая мышка, — улыбаюсь по возможности ласково, хотя и не уверен, что я так умею. Но очень пытаюсь. — Разве можно вот так, поверив первому встречному, прыгать в машины? Тем более, если в них приглашают, как ты выразилась, амбалы.
Бросаю взгляд на затемнённую стеклом улицу, а Саша расхаживает туда-сюда, курит и, активно жестикулируя, разговаривает с кем-то по телефону. И правда, амбал, но бабам нравится.
