Не знаю, что там говорят о сопливых чувствах и знать не желаю, но волнуюсь о ней. Тянет, магнитит. Хочу и все такое! Что там еще говорят в этих случаях? Херня все…
Убью за нее. Меня вяжет в восьмерку и выворачивает назад от мысли, что ее хоть одна тварь может обидеть. Страшно еще, что оставить все надо, пока не дошло до вышки. Факт принятия данного действия ранит больше всего, но я должен сберечь Злату! Должен! Когда все разрулится, тогда и полетаем. Может быть.
- Понял, - глухо бросаю, рассматривая носки борцовок.
- Вань…
- Федя, я понял.
- Это не все.
Вскидываю голову, как храпящий конь за последнем изнемогающем загоне. Что там еще может прилететь? Разве судьба не повернулась ко мне жопой окончательно или еще крутанется пару раз, показывая анатомию в больших подробностях.
- Говори.
- Они могут Ника по касательной зацепить, если Злату вычислят. Это просто мнение, - тренер аккуратно чертит линии на белом листочке. Линии, круги и вопросительные знаки располагаются в хаотичном порядке на поверхности. – Чтобы уж наверняка зажать… такие дела. Все очень серьезно. А сейчас иди, Молот. Клокочет? Тогда с покрышек после разминки начни, но после дыхательной гимнастики. Давай, Вань, дела не ждут. Прорвемся… Хрен им, а не пояс… Сучье площадное! – оглушительный треск сломанного карандаша в кромешной тишине кабинета звонко нарушает ее.
Тренер ругается матом – вот, что серьезно! Реально прорвемся! Шагов назад не предусмотрено.
10
Тени неровными мазками ложатся на веки. Жесть просто! Нервно стираю диском блестящую пыль. Сколько же можно, я уже третий раз накладываю мейк. Отбрасываю все и встаю из-за туалетного столика. Дело не косметике, во мне, конечно. Пальцы дрожат и немного колотится внутри предвкушение. Я увижу сегодня своего мучителя. Радуюсь? Не знаю.
Обнимаю себя руками и бездумно пялю в окно. Я так люблю лето, кто бы знал. Моя душа распускается и бушует вместе с шумящей зеленью деревьев и непослушным ветром. Я рождаюсь в апреле и засыпаю в октябре, фигурально естественно. Но именно в этот промежуток времени моя сущность раскрывается подобно нежному бутону невиданного экзотического растения. Я парю над землей, летаю вместе с птицами, чувствую все особенности пробуждения мира. Замираю вместе с ним в тиши вечеров, плачу в унисон с дождями и пою с рассветами. Все это я прячу, никому не показываю, кроме очень-очень маленького круга людей. Не привыкла обнажаться и выворачиваться. Весь мой мир скрыт, я берегу его от злых посторонних взглядов и разных толкований. Пусть и дальше останусь для других холодной и высокомерной, им не нужно соваться ко мне, все равно не пущу. Папина кровь течет во мне, только не спокойной и размеренной рекой, а прямо водопадом хлещет. Ничего не поделать, такие мы – Шаховы.
Распахиваю двери платяного шкафа и выдергиваю заранее приготовленную вещь. Долго же искала наряд, в котором выглядеть буду на сто баллов. Темная ткань с вышитыми птицами будет выгодно подчеркивать смуглую кожу, я все продумала и рассчитала. Летающая бахрома легкой небрежностью свисает с узоров, а асимметрия подола с ремнями по краям дает ощущение неприступной грации и свято блюдет границы дозволенного.
Достаю из коробки лодочки, усыпанные мельчайшими камешками. Высокая шпилька добавит мне уверенности. Верчу туфли на солнце, любуюсь сверкающими бликами. Острый мыс довольно хищный и вызывающий, провоцирующий на прямые действия. Честно? Таким только на горло наступать поверженному прекрасным противнику. Другого предназначения нет. Изгиб обуви в точности совпадает с выемкой стопы, значит смотреться будет не только как идеально подобранная обувь, но и эстетично, то есть без малейшего намека на недостаток. Замша как шелк, тончайшая, меняющая узор при самом нежном прикосновении. И, конечно, камешки. Они так аккуратно рассыпаны по поверхности, что вызывают бесконечное желание любоваться. Да, Боже, только мы девочки знаем, что может сотворить потрясное платье и шикарная дорогая обувь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Это же практически покорение мира без единого выстрела, вашу мать!
Успокоившись, сажусь вновь на место, чтобы все же накраситься. Но и тут не выходит, звонит Лера.
- Да, Лер.
- Эта сука будет там. Я не хочу идти! – слышу обиженный голос в трубке.
- Ты хочешь от него отказаться? – задаю вопрос напрямую.
- Да нет же!
- Вот и действуй, - подначиваю ее.
Дело в том, что Лера влюбилась в своего друга детства, точнее он первый ей признался, а она тупит, куда же без этого. Странный мы все же народ! Вся соль в следующем: к Моту на праздник, то есть ДР, приехала его бывшая пассия, которая заявляет на него свои права и Лерке это сильно не нравится, потому что чувства сигналят в ответ Матвею уже неприличным образом. Пока она собиралась с духом, та Вика не потерялась и быстро припилила к парню утверждать свои права. Чем у них дело закончится не представляю, но держу за Лерочку кулачки из всех сил.
- Ну это понятно, я уже и подарок приготовила. Даже придумала, как дарить буду. Ну, марамойка белобрысая-я-я…, - накручивает недовольство в голосе.
- Лерка, ты справишься. Дай накраситься, а? Не могу уже болтать, опаздываю, - прикрыв один глаз, прижимаю неловко трубу к уху.
- Ты не готова? – слышу вопль возмущения. – Давай быстрее, копуша! Чао!
- Чао, - бормочу в ответ и бросаю телефон на столик.
Разговор с Лерой мотивирует на уверенные действия или я удачно себя убеждаю в этом, черт его знает, только мейк ложится ровно и хорошо. Изучаю свое отражение, придираюсь к мелочам. Нет, все правильно сделала. Ровный тон немного мерцает, идеальные стрелки, тени и нюдовая помада. Люблю этот цвет, мои губы становятся чуть пухлее и зазывнее. Взбиваю легкие пряди и заношу полотно на один бок. Я довольна собой, прекрасно выгляжу, но внутри начинает снова биться. Оценит ли? Или пошел он уже куда подальше?
Выдвигаю ящик и изучаю белье. Какое же надеть… Есть тут у меня одно бомбяу. Нужно ли?
Гад этот Молот, просто гад гадский. Достал он меня уже, сколько можно уже тыкать в рану. Да вокруг парней – завались, стоит только поманить, нет же, заклинило на нем, как заезженную пластинку на старом патефоне, никак не домотает ее, все заедает и заедает.
Падаю на кровать, не замечаю, как верчу на пальцах легкое кружево трусиков. Я думаю. А может на фиг все? Обидное воспоминание того злополучного вечера накрывает с головой и настроение окончательно портится. Главное не взрыднуть, иначе все насмарку. Можно умываться и никуда не идти, так как второй раз макияжный ад пройти не в силах буду.
«Давай оставим все, как есть сейчас. Ничего не выйдет, понимаешь? Ни-че-го!»
Жить с таким клеймом пару недель такое себе удовольствие. Ходить по дому с натянутой улыбкой и делать вид, что все хорошо было практически непосильной задачей, но я смогла. Выбора не было, мое состояние палится мгновенно. Причина плохого настроения должна быть объяснена немедленно. Это не от давления, не от любопытства, а от неуемной заботы вот и всё. Меня хотели бы видеть летящей по волнам беззаботной стрекозой, наслаждающейся жизнью. Но иногда все наперекосяк и в конце концов, я же не робот.
Каждую ночь я воскрешаю в памяти его прикосновения, каждый раз, засыпая, загадываю почувствовать во сне его поцелуи, каждый миг вспоминаю о том, как обнимал, прижимал к себе. Наш уединенный мир существовал отдельным фрагментом посреди огромной Вселенной. Он пульсировал, наполнял острыми, почти невозможными, едва переносимыми ощущениями безмерного упоения восторгом. Его руки… Я под ним… Он трогал… Он хотел…
Молот жесткий. Все его действия заточены на продавливание. Ну и пусть! Никто так не умеет чередовать нежность и грубость, за какие-то секунды швыряет из одного чувственного потока в другой, не знаешь, что ждать. Такова его природа. Он создан для завоевания, порабощения и укрощения иных. Он мой языческий бог. Он… Да, Боже-е-е…
