Руки против воли начинают блуждать по телу. Так всегда, когда думаю о Величанском. Тяну поясок тонкого халата и скользкий материал опадает на покрывало. Ваня так жадно ласкал мою грудь, так голодно и ярко кружил языком. Становится душно и сводит между ног. Все наливается жаром, бесконтрольная похоть завинчивает во взволнованном теле свои вкрадчивые обороты. Прикрываю глаза и касаюсь воспаленных сосков, немного сжимаю их. Острое, пряное удовольствие разливается и топит-топит-топит.
Сжимаю бедра, практически скручиваю, но не обойтись ведь только этим, не поможет, я знаю. Тянусь пальцами к клитору и добравшись, несколько раз раздражаю себя круговыми движениями. Сюда… Именно сюда он толкался так резко, жадно и ненасытно. Так какого он не снял свои штаны! Я горю и плавлюсь под своими руками. Чувствую, как покрываюсь испариной. Никакая сила не сможет сейчас приоткрыть мои глаза, я вся там, я с ним.
Пальцы не перестают растирать возбужденную плоть. Обильная смазка пачкает еще сильнее. Все бы отдала, чтобы это были руки Молота. Я так хочу его чувствовать, так хочу ощутить тяжесть поджарого тела. Хочу гладить, целовать. Да я просто его хочу! На внутреннем эмоциональном возгласе неожиданно кончаю и тут же сворачиваюсь клубком, зажимаясь в калачик. Переживаю пульсацию во всем теле и привожу дыхание в норму. Моя зависимость… Моя болезнь…
И неожиданно злюсь. Подрываюсь с поверхности и зажимаю руками уши.
Ну до чего дошла уже, до края фактически? Возглавляю хит-парад мастурбаторов?! Вскакиваю и несусь в ванную. Смываю руки, остервенело растираю мыло по коже. Споласкиваюсь под душем, стараюсь не намочить волосы. Тру себя, не жалея докрасна, хочу соскоблить то, что сделала. Обрушивается странный, неодолимый стыд, даже лицо загорается. Не стоило, нужно было просто перетерпеть, но теперь не воротишь. Прячу сама от себя глаза в зеркало, смотрю только на то, как аккуратно вытираю капли. Бросив полотенце, выхожу из ванной.
- Златунь, мы идем? – кричит папа снизу.
Твою мать, я без трусов еще! Одергиваю халат и несусь к двери, чуть высовываясь, отвечаю.
- Папуль, идите. Я вслед за вами. Не успеваю-ю-у!
- Давай уже, что ты там копаешься! – уже мама подключается.
- Идите, я догоню, - нажимаю голосом, выпроваживая их. Мне срочно нужна передышка.
Слышу, как они уходят и сползаю по двери. Дышу, как загнанная лошадь. Черт, надо одеваться уже. Прохожусь еще раз кисточкой по лицу, поправляю помаду и приступаю к наряду. Белье же сначала! Ползаю по кровати, ищу крошечные трусики. Куда они отпружинили-то? Нахожу в складках покрывала и натягиваю. Бросаю взгляд в зеркало – красиво. Корбей добавляет порочности и шика. Скрываю это богатство платьем и обуваюсь. Готова, надо спешить. Бегу.
Несмотря на то, что опоздала, сразу сталкиваюсь глазами с Ваней. Высоковольтное напряжение летает огромным тяжелым облаком. Он пристально рассматривает меня, но я не могу прочесть, что он думает, лицо абсолютно непроницаемое, словно маска какая одета. И какого черта я тогда наряжалась? Единственное, что делает, засовывает руки в карманы. Мне странно видеть его в парадном: рубашка, брюки, туфли. А ему идет. Вот только где же он такую рубашку взял, чтобы не треснула на его плечах. К-хм… Не важно. Он первый разрывает зрительный канат и тянется к воде, отпивая глоток. Черт с тобой, глыба!
Разозлиться не успеваю, Лерка виснет на шее и визжит прямо в ухо. Обнимаю ее, заглядываю в лицо. Ну, привет, подруга. Сквозь ее натужное веселье усматриваю щенячью тоску. М-да, отвязная вечеринка для неудачниц. Ю-х-у! Начинаем раскручивать отчаянную забаву.
- Дочь, покороче нельзя было? – оборачиваюсь на недовольного папу.
- Что? – недоуменно таращусь.
- Господи, куда ж ты так накрасилась? Говорю, куда так коротко? Платье? – не глядя кивает мне на ноги.
- Пап, ты чего? Праздник же! Я что, как непорочная дева должна была прийти? – ищу на помощь маму. Нет, я не боюсь отца. Просто он уж слишком иногда загибает, а мне тут разборки с ним не нужны. Я хочу веселиться, чтобы кое у кого повыпадало.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Ник, пошли, Руслан зовет, - оттаскивает его мама. Папа недовольно уходит. Ну не могу я, когда он злится, догоняю и висну, расцеловываю его в щеки.
- Ну, па-а-ап, ну, папуля, не порти себе настроение. И мне тоже.
- Да ладно… Ладно. Все нормально, - тает он. – Ты же выросла. Давай, иди веселись. Злата… - все же задерживает и так внимательно смотрит, что становится немного не по себе. Вопросительно вскидываю брови. – Нет, ничего. Иди.
Кивнув папе, стремглав уношу ноги. Он всегда чувствует мои колебания на уникальном уровне, такая у нас связь. Тут ничего не поделать, с самого детства так. В принципе, у Леры такой же отец, но до моего все же далеко. Я росла с убежденным ощущением всесильной защиты, тотального покровительства и обрушающей любви. Когда ты маленькая, все эти факты возносят на неведомый уровень доверия, а вот в этом возрасте приходится шифровать много моментов, чтобы не попасть в неловкое положение, как сейчас.
Такая жизнь, ничего не поделать. А сейчас гуляем!
11
Наплевав на все, веселимся от души. На разудалом кураже безжалостно стаптываем туфли в лихих танцах. Дэнсят все, и мы, и взрослые. Образовав круг, по очереди вспархиваем в центр парами и батлим. Сразу и не понять, кто побеждает. Хотя нет, понятно! У родителей, мама Леры с бешеным отрывом от других так выделывает, что аплодисменты и одобрительный свист глушат музыку. Из молодняка рулит, конечно, Лерка, а я на подхвате.
Вижу, как Руслан бежит к диджею и о чем-то договаривается. Тот удивляется, но потом торопко кивает головой и улыбается. Пока крестный Леры возвращается, начинает звучать народная песня с плавным началом. Медленно и распевно начинается мелодия, которая переплетается с прекрасным, мощным голосом певицы.
- Ну-ка, расступились, - машет он на нас. – Пацаны, идите сюда, - «пацаны» из клуба кому за «ЧО» скоренько подтягиваются. Руслан собирает их в круг. Они обнимаются, образуя тесное кольцо и говорят, потом шустро расходятся и занимают позиции. – И…раз!
«Валенки…Ва-лен-ки--и-и-и…. Эх!»
И наши папы, резко развернувшись, широко расправив плечи, начинают молодецкий танец. Глаза горят, носочки тянутся. Вот это да! Все видели? Слышу, как восхищенно выдыхает Лерка и тихонько попискивает от восторга. Меня саму так подмывает, что еле на месте стою, раздуваюсь от чего-то колотящего внутри. И безусловно гордость берет за то, что они у нас такие крутыши.
И пусть, что мы пару раз слышали эту композицию, и пусть она старая, но такая вечная! И наши родители достаточно несовременны для нее, но, видимо, в жизни всегда приходит такой момент, что возвращаешься к истокам своим, чистым родникам, и пьешь из них с такой надеждой и жаждой, что стараешься заполнить каждую клеточку тела. Когда из-за начала удалой песни подбрасывает в пляс, когда душа так разворачивается, что только в танце и можешь успокоить расходившееся заполненное тревожно-радостным чувством барабанящее сердце.
Наши мамы, сложив руки на русско-народный танцевальный манер, притоптывают ножками и с восторгом смотрят на свои вторые половины. Вон у тети Маши даже платочек в руке. Дядя Егор, папа, дядя Спарт и Руслан так наяривают, что земля дрожит. И присядка, и прихлопывают руками, и с наскоком. Свистят, кричат, подпевают! А-а-а-а! Огонь! Отцы резко образуют полукруг, по которому в полу-присяде кружит отец Филатова. Он так может?! Это нереально круто!
- Батя, давай! – заходится восторженным криком Мот.
«Ой, ты Коля, Коля, Николай-ай!»
С оглушительном визгом врываются в кольцо мамы. Дробят землю, не щадя каблуков модных туфель. Да что же творится! Матвей подхватывает Лерку и сажает себе на спину, та, считывая слова с экрана телефона, орет песню, подпрыгивая на плечах Филатова.
Моя фрифлаерша, подобрав подол, творит вокруг папы такую замысловатую дробь, что воздух подскакивает. Не сводят глаз друг с друга. Нет, не могу больше, сейчас выбегу к ним и тоже отожгу. Даже не замечаю, как сама перестукиваю каблуками, готова стартануть уже к ним.
