глазами.
— Я спрашиваю, это что такое? Вы, сударь, хотели сатисфакции или устроить балаган?
— Я?! Да это же ваших рук дело! Вы специально выбрали дурацкое оружие и позвали сюда публику, чтобы унизить нас троих!
— Вы в своём уме? Я первый раз в Муроме. Это ваши друзья и знакомые. Признавайтесь, на кой чёрт вы их позвали?
— Я не звал. — На его лице было такое искреннее возмущение, что я поверил — он ни при чём.
— А кто? Вы? Или вы?
Добролюбов и Писарев замотали головами, отрицая причастность. Я обернулся к секундантам. Худой, с которым мы чуть не стали стреляться, был удивлён толпе народу не меньше моего. А вот толстяк отводил взгляд и нервно теребил платок.
— Вы!
— Ну, предположим, я, — толстяк развёл руками. — Не смог удержаться. Уж больно интересная новость.
— Тьфу! Болтун.
— Грешен, господа. Прошу понять и простить.
— Пётр, — я повернулся к Боброву, — поехали отсюда.
— Стойте! — Белинский подскочил ко мне. — Куда вы? Вы обязаны драться!
— На потеху толпе? Нет уж, увольте.
— Деритесь!
— Не собираюсь. Желаете доставить удовольствие публике — побейте друг друга.
— Костя, — зашептал мне на ухо Бобров, — нельзя так уезжать. Сейчас муромское общество на твоей стороне, а если уедешь, поставишь всех в неловкое положение. Надо, Костя.
— Сударь, — Белинский поджал губы, — вы приняли вызов, деритесь как мужчина.
Мне надоела вся эта ситуация до крайности. Публика, глупые юноши и болтливые секунданты.
— Желаете драться? Я доставлю вам это “удовольствие”. Где наше оружие?
— Вот, — тут же появился толстяк, — самые лучшие канделябры. Лично выбрал, хочу заметить, из своего имущества. Да-с! Для поединка чести мне ничего не жалко.
Я усмехнулся и взял в руки оба “подсвечника”. Практически одного веса, похожие на трезубцы, из хорошей крепкой бронзы. И тщательно начищены до зеркального блеска.
— Годится. Выбирайте, — я кивнул Белинскому, — каким будете драться.
Он скривился.
— Тоже мне, “оружие”. Не могли назначить что-то другое?
— Что вы привередничаете, как барышня? Будьте мужчиной, деритесь тем, что есть.
Белинский нервно выдернул у меня из рук один из канделябров.
— Этот!
— Вот и чудно. Дайте мне две минуты, я сниму камзол.
Мы с Бобровым вернулись к экипажу. Сбросив верхнюю одежду, я остался в рубашке и несколько раз взмахнул руками, чтобы размяться.
— Покажи им, Костя, — Пётр хлопнул меня по плечу, — пусть знают наших.
— У тебя “громобои” с собой?
— Ммм, да. Взял на всякий случай. Ты решил стреляться?
Я покачал головой.
— Возьми один и держи под рукой. На всякий случай, если наши противники начнут играть не по правилам.
Лицо Боброва стало озабоченным.
— Думаешь? Вроде люди чести. Хотя ты прав, лучше подстраховаться.
Подождав, пока он спрячет под одежду “громобой”, мы двинулись к месту дуэли. На ходу я окинул взглядом публику, замершую в ожидании. Может, деньги в следующий раз собирать с зевак? Чтобы неповадно было превращать серьёзное мероприятие в зрелище.
Глава 7 — Поединок
Бобров и худой секундант выбрали ровную площадку и оттеснили любопытных подальше.
— Господа, прошу подойти сюда.
Я остановился в трёх шагах от Белинского. Он смотрел на меня зло, плотно сжав губы и нервно теребя пальцами край рубашки
— Господа, это последний шанс решить дело миром.
— Не может быть и речи, — мой противник дёрнул плечом. — Только смерть сотрёт бесчестие.
Ёшки-матрёшки, сколько ненужного пафоса и максимализма. И откуда такие наивные романтические дураки берутся?
— Возьмите ваше… оружие. Вы можете… ммм… фехтовать только им. Использование другого оружия или Таланта будет считаться бесчестным поступком.
Видя, как нервничает Белинский, я усмехнулся. Он заметил это и ещё больше насупился. Так хочется убить меня? Сочувствую, у меня совершенно другие планы.
— Начинайте по моей команде.
Бобров протянул мне бронзовый канделябр и тут же отошёл вместе с секундантом в сторону. Худой поднял руку и резко опустил.
— К барьеру!
Не торопясь, приглядываясь друг к другу, мы сходились к центру площадки.
Канделябр — это, конечно же, не шпага, чтобы им фехтовать. Он скорее похож на тяжёлую дубинку странной формы. Вы когда-нибудь дрались на дубинках? Не скажу, что я специалист по таким развлечениям, но пару раз доводилось применять подобное оружие. Убить, попав в голову — как нечего делать! Один удар, и противник валится на землю, как подкошенный. А мне этого допустить нельзя.
Драться Белинский не умел совершенно. Бестолково размахивал “подсвечником”, кружа вокруг и отпрыгивая от любого моего движения. Через пять минут он запыхался, и я перешёл в контратаку.
Удар! Ещё удар! Я подловил его, ткнул прямым ударом и сцепил канделябры. Дёрнул, заставляя его схватиться за “оружие” двумя руками, и притянул к себе.
Зрители что-то кричали, но я не вслушивался, чтобы не отвлекаться.
— Сударь, кто надоумил вас бросить мне вызов?
— Не ваше дело, — Белинский дёргал канделябр, пытаясь освободиться.
— Нет, моё. Мало того, что вас обманули, так этот кто-то сделал мишенью меня.
— Вам должно быть всё равно. Вас отсюда унесут мёртвым.
Он всё-таки сумел разъединить бронзовые крючки и отскочил назад. И снова набросился с новыми силами. Несколько взмахов, звон металла, и опять заклинившие канделябры сцепились между собой. Мы вновь оказались лицом к лицу, так что можно было разговаривать шёпотом.
— Сударь Белинский, вы вообще в курсе, что произошло между мной и вашим другом? Это не я явился к нему, а он напал на меня и моих домашних. Да ещё и с толпой отцовских опричников.
— Вы врёте!
— Можете спросить Надворного Судью. Михаил Карлович Шарцберг, знаете такого?
— А-а-а!
С криком Белинский отпрыгнул, расцепив канделябры. Никогда больше не выберу эти дурацкие штуки в качестве оружия!
Мы сошлись еще раз, нанося и отражая удары. Только сейчас мой противник пошёл ва-банк. У меня даже мурашки по загривку побежали — Белинский вливал в несчастный канделябр раскалённый эфир. Сволочь, Талант использует! Ещё пара-тройка секунд, и бронзовый светильник превратится в нечто, способное разрубить меня пополам.
В дело неожиданно вмешался Анубис. Поднялся из глубины, будто огромная рыбина, и “рявкнул” натуральным могильным холодом.
Даже мне стало не по себе от такой жуткой магии. А мой противник побледнел, потерял концентрацию и рассыпал эфирное плетение.
Ну держись, подлец! Я отбил
