– Такое не каждый день увидишь, верно? – сказал Дэйв.
О боги, да это же булавка», подумал Мокриц, но вслух сказал «Ого!» мастерски отработанным тоном искреннего изумления.
Несколько минут спустя он вышел на улицу, борясь с искушением отвернуть воротник сюртука. Вот чем было опасно подобное безумие. Оно могло обрушиться на тебя в любой момент. В конце концов, не он ли только что потратил семьдесят анк-морпоркских долларов на треклятую булавку?!
Мокриц уставился на маленькие свертки у себя в руках и тяжело вздохнул. Бережно спрятав их в карман сюртука, он нащупал там что-то бумажное.
Ах да, письмо З.Л.П. Он уже хотел снова сунуть его поглубже в карман, как краем глаза заметил на другой стороне древний указатель с названием: Лоббистская улица. Мокриц окинул узкую улочку взглядом и на первой же лавке увидел вывеску:
№ 1 А. ПАРКЕР & СЫН ЗЕЛЕННАЯ ПЕРВОКЛАСНЫЕ ФРУКТЫ & ОВОЩИПочему бы не взять и не доставить письмо прямо сейчас? А что! Почтмейстер он или не почтмейстер? С него не убудет.
Он нырнул в лавку. Мужчина средних лет выдавал морковь и петрушку – или морковь & петрушку? – внушительных размеров даме с большой хозяйственной сумкой и волосатыми бородавками.
– Господин Антимоний Паркер? – деловито осведомился Мокриц.
– Одну минуту, господин, сейчас освобожусь & подойду, – начал он.
– Мне просто нужно знать, Антимоний ты Паркер или нет, – объяснил Мокриц. Женщина метнула на непрошеного гостя свирепый взгляд, и Мокриц одарил ее в ответ такой безупречной улыбкой, что она зарделась и на мгновение пожалела, что не сделала перед выходом макияж.
– Это мой отец, – сказал зеленщик. – Он сейчас во дворе & сражается с упертым кочаном капусты.
– Тогда это ему, – сообщил Мокриц. – Почта, – он положил конверт на прилавок и в спешке покинул зеленную.
Продавец и покупательница уставились на розовый конверт.
– З.&Л.&П.? – не понял зеленщик.
– О, какие это навевает мне воспоминания, господин Паркер, – сказала женщина. – В пору моей юности так мы подписывали письма своим кавалерам. Запечатано любящим поцелуем. Правда же? Были З.Л.П., а еще Л.А.Н.К.Р. и, разумеется, – она хихикнула и перешла на шепот, – К.Л.А.Ц. Помнишь?
– Это все прошло мимо меня, госпожа Пышнотел, – процедил продавец, – & если это значит, что молодые люди посылают моему отцу розовые письма в поцелуях, то оно & к лучшему. Вот времена пошли, а? – Он отвернулся и повысил голос: – Отец!
Вот и сделал за сегодня одно доброе дело, подумал Мокриц. Ну, по крайней мере, дело.
Похоже, господин Паркер так или иначе умудрился обзавестись потомством. И все же, было… странно думать обо всех письмах, скопившихся в этом старом здании. Они представлялись ему упакованной в конверты историей. Доставь конверт адресату – и история свернет в одно русло. Но урони его в щель между половицами – и она свернет в другое.
Хм. Он покачал головой. Можно подумать, один крошечный поступок одного маленького человека мог бы всерьез что-то изменить! История должна быть крепким орешком. Все возвращается на круги своя, разве не так? Он точно что-то такое где-то читал. В противном случае никто бы в жизни ничего не осмелился сделать.
Мокриц постоял на небольшой площади, где сходились восемь дорог, и решил отправиться домой через Рыночную улицу. Она была не хуже и не лучше других.
Удостоверившись, что Стэнли и голем расчищают почтовые завалы, господин Грош крался по лабиринту коридоров. Стопы писем громоздились до самого потолка, да так плотно, что ему едва удавалось протиснуться между ними, но наконец он добрался до шахты давно заброшенного гидравлического подъемника. Шахта была забита письмами. А вот аварийная лестница при шахте была пуста и вела на крышу. Имелась еще пожарная лестница снаружи, но то снаружи, а Грош и в лучшие-то времена недолюбливал выходить за порог Почтамта. Он жил здесь как крошечная улитка в гигантской раковине. Он привык к темноте.
И вот, медленно и со скрипом, он на трясущихся ногах преодолел этажи писем и открыл люк в потолке.
Он заморгал, содрогнулся от непривычного солнечного света и выкарабкался на плоскую крышу.
Никогда Грош не был в восторге от этого дела, но что ему еще оставалось? Стэнли ел, как птенец, да и сам Грош перебивался чаем да сухарями, но все это стоило денег, даже если ходить на рынок прямо перед закрытием, а в какой-то момент, уже не один десяток лет назад, жалованье попросту перестало приходить. Грош слишком боялся пойти во дворец и разузнать причину. Боялся, что, если попросит денег, его уволят. Так что он придумал сдавать в аренду старую голубятню. А почему бы и нет? Почтовые голуби давно уже стали вольными птицами, а приличная крыша над головой в Анк-Морпорке – это вам не кот начхал. Даже если там немного и пованивало. Зато пожарная лестница и все такое. Целый дворец по сравнению со многими съемными комнатами.
К тому же ребята его заверили, что ничего не имеют против запаха. Они разводили голубей. Грош понятия не имел, что это значит, но, видимо, без установки небольшой клик-башенки им было не обойтись. Платили они исправно, и это было самое главное.
Грош обогнул ливневый колодец от неработающего подъемника и стал пробираться по крыше к голубятне. Он вежливо постучался.
– Это я, ребятки. Пришел за оплатой, – сказал он.
Дверь открылась, и до него донесся обрывок разговора:
– …сцепления так не продержатся и тридцати секунд…
– А, господин Грош, проходи, – пригласил человек, открывший ему дверь. Это был господин Карлтон, чьей бороде позавидовал бы и гном – да что там, целых два гнома. Он казался сообразительнее обоих своих соседей, что само по себе было нетрудно.
Грош снял фуражку.
– Я за оплатой, господин, – повторил он, заглядывая в голубятню поверх его плеча. – А еще у нас новости. У нас, чтоб вы знали, новый почтмейстер. Так что постарайтесь вести себя потише некоторое время. Предупрежден – значит, вооружен, так?
– И насколько же его хватит? – спросил сидящий на полу человек, который копался в большом металлическом барабане, напичканном чем-то, что Грош принял за сложный часовой механизм. – К субботе ты уж спихнешь его с крыши, верно?
– Знаешь, господин Винтон, нечего надо мной так смеяться, – нервно ответил Грош. – Пусть проведет здесь несколько недель, пообживется, тогда я ему и… намекну про вас, ладно? Как дела у голубей? – Он увидел в каморке только одну птицу, спрятавшуюся в угол под потолком.
– Вышли полетать, – сказал Винтон.
– Ну и ладно, тогда у меня все, – сказал Грош.
– Мы сейчас все больше по дятлам, – сказал Винтон, извлекая из барабана изогнутую металлическую ленту. – Видишь, Алекс, говорил же я, что его погнуло. И эти две шестеренки ничего не держит…
– По дятлам? – переспросил Грош.
В комнате даже стало холоднее, как будто он сказал что-то лишнее.
– Верно, по дятлам, – раздался третий голос.
– По дятлам, господин Эмери?
Третий птицевод всегда действовал Грошу на нервы из-за его бегающих глазок, точно он хотел всегда видеть все и сразу. И в руках у него вечно была какая-нибудь дымящаяся трубка или какой другой прибор. Они вообще все были очень увлечены трубками и шестеренками. И вот ведь какая штука: Грош ни разу не видел, чтобы они держали в руках голубей. Грош, может, и не знал, как заводят голубей, но предполагал, что это должно быть на близком расстоянии.
– Да, дятлы, – сказал тот, а трубка в его руке сменила цвет с красного на синий. – Потому что… – тут он умолк и вроде призадумался, – … мы изучаем, можно ли их научить… а, во, отстукивать сообщения, когда они прилетают. Куда до них голубям.
– Почему? – спросил Грош.
Господин Эмери с минуту посмотрел вокруг.
– Потому что дятлы смогут… передавать сообщения в темноте? – закончил он.
– Молодец, – пробормотал человек, разбиравший барабан.
– О, понимаю, понимаю, незаменимая была бы вещь, – сказал Грош. – И все равно не верю, чтобы они смогли одолеть клик-башни.
– Вот это мы и хотим узнать, – сказал Винтон.
– И мы будем очень признательны, если ты никому не будешь об этом рассказывать, – быстро добавил Карлтон. – Вот твои три доллара. Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь своровал нашу идею, понимаешь?
– Мой рот на замке, ребятки, – пообещал Грош. – Даже не беспокойтесь, на старика Гроша можно положиться.
Карлтон придержал дверь.
– Мы знаем. До свиданья, господин Грош.
Дверь за Грошем захлопнулась, и он засеменил по крыше обратно к лестнице. Ему показалось, что в голубятне назревала ссора.
– Вот надо было тебе взять и все рассказать, – услышал он.
Стало немного обидно, что они ему не доверяли. Спускаясь по высокой лестнице, Грош подумал про себя, не лучше ли было объяснить им, что дятлы не будут летать по темноте. Удивительно, что такие умные ребятки, и такую простую вещь проглядели. Какие они все же наивные, подумал он.