И Марк ушел… Какого?.. Почему он её бросил? Или его попросили уйти?
Мила поставила кофе на стол, сама вернулась к кухонному гарнитуру. На барной стойке стояло несколько бутылок с минеральной водой. Одну она взяла. Открыла и перелила в стакан, похвалив себя, что руки от нервозности не дрожат.
Героини её любимых романов не тушевались перед трудностями.
И она не будет.
Ей надо было раньше бунтовать. Раньше поговорить с отцом, поставить тому условие. Если надо, решиться на побег. Почему она позволила распоряжаться своей жизнью? Ради чего?
Ради того, чтобы папа снова завтра пошёл в казино и проигрался там? Она знала о его пагубной привычке. Именно «благодаря» ей они переехали из красивого частного дома, огороженного высоким забором, в танхаус. У неё возникали вопросы по поводу их бюджета. Бизнес отца давно не приносил прибыли, но они на что-то жили, закупали продукты, содержали охрану для неё.
Словно она главная драгоценность Лебедевых.
И почему-то сейчас это её особенно злило.
Впервые в жизни Миле захотелось запустить бокал в стену. А может, и не только бокал. Пооткрывать шкафчики, найти место, где хранится посуда, достать несколько тарелок и обрушить их о кафель. Услышать, как звонко они бьются, рассыпаясь на мелкие осколки… От предвкушения у Милы даже кончики пальцев закололо.
Она заставила себя вернуться за стол. Чему оказалась Мила рада – Алашеев не сел напротив, как ожидалось. Он взял чашку и отошел к окну, слегка присев на подоконник. Интересно, последний выдержит вес мужчины или рухнет под его тяжестью? Миле хотелось, чтобы случилось второе.
Её кидало из одной крайности в другую.
- Итак, Мила, скажу честно, я впечатлен. - Она отвечать не спешила. Сделала глоток воды, смачивая пересохшее горло. - Детки выросли и решились на авантюру. К последствиям готовы?
Миле не нравился его снисходительный тон. Алашеев сильно напоминал Тойского-старшего. И если до этого Мила решила молча выслушать, что скажет ей Глеб и какой вердикт вынесет, услышав последнюю реплику, не удержалась.
- Готовы, Глеб Александрович.
Мужчина нарочито-медленно, словно она неразумное дитя и сказала совершенную глупость, приподнял кверху бровь:
- Ты серьезно? Александрович? Милая, я только что тебя разложил, пусть и не по полной программе, а ты мне собралась «выкать»?
Она открыла рот, чтобы возмутиться, но в последний момент передумала.
Лучше попьет воды.
- А я вот поговорил с Марком, смотрю на тебя и понимаю, что вы абсолютно не готовы к последствиям.
Потом, оставшись одна, анализируя разговор с Алашеевым и то, к какому итогу он их привел, она не смогла понять, что ей двигало. Возможно, молчание, длившееся годами. Бунт, что зрел ото дня ко дню.
Но Мила откинулась назад на спинку стула, прищурила глаза и яростно заговорила, всеми силами стараясь не перейти на повышенный тон:
- К каким последствиям? Я сижу здесь, перед вами, в незнакомой мне квартире и думаю лишь об одном: как я такое допустила? Вы хотите правду? Откровения? Я вам его дам. Перед казнью же преступникам положена исповедь?
- Не паясничай, - тотчас обрубили её.
- Постараюсь. Но я говорю, как есть. Потому что меня сейчас трясет и лихорадит от злости… прежде всего, на себя. Потому что, если бы я… если бы я очухалась хотя бы несколько месяцев назад, то не оказалась бы здесь и сейчас. С вами. Я бы не додумалась прийти и переспать с совершенно незнакомым мужчиной, предлагая ему деньг за то, чтобы он лишил меня девственности, - Мила поставила стакан на стол и устало провела рукой по лицу. – Такой дурой я не чувствовала себя никогда. Знаете, это как внезапно прозреть. И мне остается сказать спасибо вам. Потому что, если бы мы с Марком ничего не напутали, я бы… Всё «съела» и дальше. А сейчас сижу и думаю: почему позволила отцу, единственно близкому человеку, собой манипулировать? Почему давно не сказала «нет» и не разорвала этот порочный круг? Что мне грозило? Ну, избил бы он меня, из дома выгнал. Так нечто подобное и сейчас будет.
- Не будет.
Мила настолько оказалась поглощена собственными эмоциями, что пропустила мимо ушей реплику мужчины.
Зря.
Сегодня ночью она совершала одну оплошность за второй и не замечала этого. Не видела то, что лежало на поверхности.
- Поэтому… Вот вы спрашиваете: готовы ли мы к последствиям. Теперь я скажу, что однозначно да. Пусть этот договор… катится куда подальше. Я не знаю почему, но меня не покидает мысль, что нечто странное произошло пятнадцать лет назад, когда он был заключен. Что-то связывающие наши семьи. И…
Она внезапно замолчала. У неё словно закончился словарный запас.
Она снова взяла стакан, словно он был неким спасительным щитом.
- В общем, я, наверное, пойду?
Стакан едва не упал из пальцев Милы, когда она услышала:
- А с чего ты решила, что я тебя отпущу?
И, правда, с чего?
- Да, я как-то позабыла, что вы непосредственный участник заговора.
- Хм… Заговор звучит слишком серьезно.
- А разве нет? Я помню, что постоянно упоминали вашу фамилию.
- Перестань «выкать». Раздражает.
- Меня тоже многое, что раздражает… Извините, - Мила отвела взгляд от мужчины, а потом вернула и более уверенно произнесла: - Извини.
- Вот так лучше.
- А ещё… Послушайте, может, моё предложение прозвучит сейчас абсурдно. И завтра я об этом пожалею. Но раз у меня не получилось с приятелем Марка Артуром, и он не сможет выполнить роль разлучника… Мы приготовили с Марком сто двадцать пять тысяч валюты. Я понимаю, что для тебя это мелочи… На расходы… Наверное… Но я готова тебе их отдать… Только согласись, пожалуйста, подыграть мне, сказав, что… блин, я не знаю… Что ты вдруг где-то меня увидел. Воспылал желанием, страстью. Захотел. Возможно, даже сговорился с Марком, и он привел меня сюда. - Мужчина резко перестал пить кофе. Поднёс чашку к лицу, но так и не сделал глоток. – А я не устояла. Поддалась. И вот, как результат…
Мила сжала виски пальцами, до конца не осознавая, чем закончить свой монолог.
- Мне и надо-то. Неделю… Может, две. Потерпи меня, и мы разбежимся в разные стороны. Зато нашей помолвке с Марком придет конец. И меня никто не тронет. Не накажет.
ГЛАВА 6
Утро началось в чужой постели с легкой головной боли и неприятного дискомфорта между ног.
Мила открыла глаза, быстро нащупала покрывало, натянула его до подбородка и закрыла глаза.
- Тихо ты… Спи. Рано ещё.
Теперь Мила зажмурила глаза с такой силой, что появилась резь. Это как в детстве: если ты сделаешь вид, что ничего не видишь и не слышишь, то проблема минует и исчезнет.
Мужской голос.
Рядом.
Совсем-совсем рядом.
Мила судорожно вцепилась в покрывало, отказываясь признавать действительность.
Но та врывалась в её сознание безжалостно, не церемонясь и не считаясь с её чувствами.
- Никогда не просыпался в постели с девушкой, которая аж зажмуривается, лишь бы не смотреть в мою сторону. Ты ещё под одеяло с головой спрячься. Детский сад, ей-богу.
Детский. Никто и не спорит. Только в отличие от других двадцатилетних девушек, у неё первое утро, когда она просыпается от ощущения чужого тела рядом.
Если сказать, что это странно – значит, ничего не сказать. Сейчас, когда Милослава окончательно пришла в себя, она смогла прислушаться к себе. Прочувствовать, что происходит рядом.
Первое, она не помнила, как Глеб пришёл к ней в кровать. Так и хотелось спросить: а что он тут делает? Неужели не нашлось ещё одной? Хотя, может быть, именно эта кровать и считается хозяйской.
Второе, мужчины было много. И это «много» увеличивалось с каждой секундой. Начиная с воздуха в комнате, который был пропитан мужским парфюмом, и, заканчивая пониманием того, что она всю ночь делила постель с кем-то.
Кровать была большой. И всё же Алашеев находился непозволительно близко. Миле казалось, что она чувствует его дыхание на волосах, хотя это было не так.
