Марина Кистяева
Чёрно-белый танец
Пролог
Я ничего не знаю. И не понимаю. Я запуталась.
Эти слова я готова повторять целые сутки. Повторять раз за разом и каждому, кто готов меня выслушать. Я не могу находиться одна, но одновременно бегу от толпы, от людей. Я не могу видеть их счастливые лица, не могу видеть их улыбки, слышать их смех. Потому что не помню, когда смеялась в последний раз.
Когда слышишь подобные слова, то невольно усмехаешься. Тебе в голову приходит мысль, что эти слова слишком избиты, слишком затерты, что их повторяют все, кому ни лень. Я согласна, я признаю свою банальность, но от этого мне не становится легче.
Я была бы рада сидеть дома и не показывать носа на улицу, но в последнее время мой дом перестал быть моей крепостью. Я скажу ещё одну банальность: если бы мне полгода назад сказали, что я возненавижу свой дом, я рассмеялась бы в лицо говорившему, я не просто бы рассмеялась, я искренне посочувствовала бы тому человеку, потому что свой дом я обожала, это был мой угол, где я свила счастливое гнездо. Так, по крайней мере, я думала.
Никто не застрахован от предубеждений.
А что теперь?
Теперь я мечусь по большим комнатам и не могу найти себе места. Мне не спокойно. Моя душа мечется вместе со мной. Или я с ней? Какая разница! Я просто чувствую, что ещё мгновение, ещё минута, и я снова расплачусь, и со мной случится элементарная женская истерика. Жаль, что не пьяная. Я с сожалением посматриваю на роскошный бар со всевозможными напитками и спешу отвернуться.
Нельзя.
Нельзя и всё.
Я обхватываю руками плечи, чтобы хотя бы немного унять дрожь. Не помогает. Да и как может помочь, когда ты чувствуешь, что мир рушится вокруг тебя? Когда ты видишь, что мальчишка, настырный мальчишка берет большую палку, лезет на дерево и изо всех сил пытается разрушить твоё гнездо? Нет, он это делает не из-за того, что ему жизненно необходимо разрушить гнездо, а просто из-за баловства, элементарного мальчишечьего баловства. Прихоть. Мимолетная прихоть, которая может стоить жизни птицы.
Но ему, кажется, всё равно.
Вот и я себя ощущаю птицей. Правда, у этой птицы крылья подрезаны, или сломаны, я ещё не разобралась. Знаю одно, летать птица не может.
А рядом маячит тень злого мальчишки.
Я несу полнейшую чушь. Но мне становится легче. Наверное, таким образом мой организм не позволяет мне сойти с ума, оставляет небольшую лазейку. Толкает, пихает в неё, а я активно сопротивляюсь. Сама себя загоняю в гнездо, которое вот-вот рухнет.
И что я привязалась к этому гнезду?! Право, так нельзя….
Я медленно иду на кухню и ставлю чайник. Сейчас выпью кофе, приму три таблетки валерьянки и почти успокоюсь. Кофе в сочетании с валерьянкой — это проверенный способ, чтобы унять дрожь и перестать ходить из угла в угол.
Мне необходимо что-то решить. Но я не могу. Не могу! Я слабая женщина! Слабая! И не привыкла быть сильной!! Потому что всегда, всю мою жизнь за меня кто-то принимал решения, и мне это, черт возьми, нравилось! Меня это полностью устраивало.
До тех пор, пока я не поняла, что отвечаю не только за себя.
Мне казалось, быть слабой женщиной — это здорово. Я смотрела на свою подругу Лену, которая упорно пробиралась сквозь дебри жизни в одиночестве и при этом говорила, что быть самостоятельной — здорово. Я с ней не соглашалась. Зачем усложнять жизнь? Зачем обязательно становится сильной и шпынять мужчин, точно нагадивших помимо коробки котят? Ведь даже самые сильные женщины признают, что мужчины избегают их, бояться оказаться слабее? А я боюсь одиночества, и поэтому не хочу быть сильной.
Как я ошибалась…. Как я заблуждалась…. Почему мне никто не объяснил, что быть сильной, это не значит, превращаться в некую бездушную бизнес-леди, которой всё по плечу, которая всё делает сама и никогда не просит о помощи? Сила женщины заключается в её гордости, в её умении во время сказать «хватит», в её уверенности в завтрашнем дне. Наверное, так.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я застонала и опустила голову на скрещенные руки.
Я ничего не знала. Сильная женщина, слабая женщина…. Разве сейчас об этом стоит думать?!
Послышался слабый щелчок, чайник вскипел. Но кофе пить уже не хотелось. На улице пошёл дождь. Я любила дождь, и относилась к тем людям, которым дождь приносил успокоение.
Всё будет хорошо. Надо только немного постараться.
Чуть-чуть. Сделать небольшое усилие, и тогда всё получится.
Например, пойти в спальню и собрать самые необходимые вещи.
Я посмотрела на часы. Времени у меня оставалось всё меньше и меньше. Но я не спешила покидать кухню. Недаром говорят, что женщины много времени проводят на кухне, и не из-за того, что они неотрывно стоят около плиты. Здесь мы доверяем сердечные тайны подругам, здесь мы кормим своих мужчин. Мы подпираем подбородок рукой и смотрим в лицо любимому человеку, и нам кажется, что это умиротворение никогда ни кончится.
Но нас почему-то в детстве мамы забыли предупредить, что мужчина может одним движением швырнуть тарелки на пол и ударить кулаком по столу. Что он может вскочить и….
Я зажмурила глаза. Так, Дарья, тихо, тихо…. А то ты сейчас снова расплачешься. Не надо. Хватит слез.
Я встала. Мои ноги дрожали. И почему мы, женщины, любим доводить себя до истерического состояния? Непременно надо плюнуть себе в душу, почувствовать своё ничтожество.
Так нельзя, Господи, так нельзя!…
Я едва ли не бегом отправилась в спальню, вытащила чемодан и лихорадочно принялась складывать вещи. Только самое необходимое, лишнее мне ни к чему. Я собираюсь уйти из своего дома налегке. Я возьму самое необходимое, остальное потом куплю. К тому же, в скором времени большинство вещей мне и так будет мало.
Я уговаривала себя не плакать. Квартиру покидать надо быстро, без сожалений, пока не передумала. Потому что мало ли что может случиться….
Я убегала от себя.
Я убегала от мужа.
Я убегала от прошлой жизни.
Я схватила чемодан и застыла на месте. В дверях спальни стоял муж и с интересом наблюдал за моими действиями.
Глава 1
Даша сидела в машине, вытирала слезы, размазывала дорогую косметику по лицу и пыталась успокоиться. Она говорила себе, что ей необходимо набрать домашний номер подруги, но не было сил даже дотянуться до сумочки и достать телефон. Руки дрожали и не желали слушаться. Как впрочем, и всё тело. Даша сидела в машине около получаса, но так и не отважилась выбраться из теплого салона под мелкий ночной дождь. От её машины до подъезда дома, где жила подруга бежать было ровно десять секунд, но ей казалось, что целую вечность.
И это расстояние для Даши представлялось тем самым роковым мостом, который непременно за ней вспыхнет.
Наконец, девушка всхлипнула в последний раз, подрагивающей рукой нащупала в сумочке мобильник и набрала номер Лены. Хватит. Она решилась, она, возможно, впервые в жизни самостоятельно приняла решение и теперь нечего трусить.
Через минуту послышалось недовольное: «Аллё…», за которым подразумевалось: «Какого лешего вы названиваете в третьем часу ночи? Вы, милый сударь, или сударыня, я ещё не разобралась кто, знаете, что мне завтра с утреца на работу бежать? А перед этим необходимо ещё личико нарисовать и…».
— Лена, привет, это я. Я около твоего дома….
— Дашка, ты? — голос в трубке моментально приобрёл ясность и четкость. Это было примечательной чертой Елены, она быстро приходила в себя, и её практически нельзя было застать врасплох. — Поднимайся, шементом! Давай, даже больше не думай, поднимайся, живо!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
После такого командного тона нельзя было не подчиниться. Даша не почувствовала дождика, пока бежала до подъезда. В тот момент, у неё были атрофированы все чувства.
Пока она поднималась в лифте, к ней снова вернулся страх. В сумочке настойчиво зазвонил телефон. Даша знала, что в такое время ей мог позвонить только один человек.
