Итак, вожди и приглашенные лица расселись на длинных скамьях за гладко обструганным столом, и слово взял главный охотник и военный вождь Андрей Викторович Орлов.
– Все прошло на грани фола, – сказал он, – было несколько моментов, когда мы оказывались на грани поражения, едва успевая пригнуться на поворотах. Первая моя благодарность – Антону-младшему, быстро и квалифицированно поднявшему тревогу. Если бы не он, то неизвестно, где бы мы сейчас были. Вторая благодарность – Сергею-младшему, сначала взявшему языков, а потом ружейно-пулеметным огнем очистившего палубу субмарины от присутствия неприятеля. Промедли он совсем немного – и мы имели бы на подлодке расчеты наготове, при орудиях и крупнокалиберных пулеметах, что сразу привело бы преимущество на сторону противника. Жертв с нашей стороны – как боевого состава, так и некомбатантов – могло бы быть выше крыши. Также моя благодарность – Александру Шмидту, послужившему переводчиком на переговорах, и княгине Сагари, которая вскрыла готовящийся обман. На этом добрые слова заканчиваются, и начинаются посыпания головы пеплом. Это именно я сразу после капитуляции, должен был приказать обыскать господ итальянских офицеров с таким же тщанием, как и матросов, но не сделал этого, отчего мне больно и горько. Если бы не княгиня Сагари и отец Бонифаций, дело в ближайшей перспективе могло бы кончиться плохо.
– Я тоже должен посыпать голова пепел, – сказал отец Бонифаций, – только не так сильно. Если бы я сразу согласиться брать этот человек в монахи, такой опасной ситуации может и не быть. Но я сейчас говорить не об этом. Я говорить о том, что к нам сегодня попасть люди из проклятых времен, рядом с которым любой язычник из римский легионер – это просто святой. Это люди, которые знать заповедь Христа, но отвергнуть ее, потому что верить свой лжепророк. Этот Гитлер, о который вы говорить мне – настоящий Антихрист и достойный самый жаркий место в аду, и те кто был рядом с ним, поменьше, тоже не лучше. Они принести с собой грех, который тут не быть раньше. Гай Юний может делать из них хороший солдат, но грех – он как тихий яд, он остаться. Мы должен сделать все, чтобы так не быть. Тот грех должен быть размолот, скомкан и выброшен во тьму внешнюю. А тот человек должен видеть, что он есть куда стремиться.
– Эх, мальчики… – как-то невпопад со вздохом сказала Марина Витальевна, – а разве нельзя было попробовать вступить в переговоры, объяснить все и обойтись без стрельбы?
– Без стрельбы не обошлось бы, – мрачно произнес Петрович. – Если ты не веришь Андрею, поверь мне. Договариваться о мире с фашистами, пусть даже итальянскими, это все равно что попробовать ужиться в одной берлоге с крокодилом. Если бы Серега промедлил или Андрей не отдал ему вовремя соответствующий приказ, сейчас доктор Блохин без электрического света оперировал бы уже наших раненых, а те вооруженные силы, которые уцелели бы при артобстреле, отсиживались бы в лесу в ожидании темноты, чтобы под ее покровом попробовать совершить рейд возмездия. Мне сложно предположить, сколько человек у нас было бы убито, а сколько ранено, но это количество измерялось бы десятками. Помимо деревообрабатывающего цеха, казармы холостяков, семейного общежития и зимней столовой, мы лишились бы и «Отважного». Ведь, вытащенный на берег, он находился в прямой досягаемости для итальянских артиллеристов. Скажи, ты бы согласилась пожертвовать всем этим ради сомнительного удовольствия вступить в переговоры с таким подонком и фашистом, как Карло Альберто Тепати?
– Но это же страшно, мальчики! – сказала Марина Витальевна. – В каждом встречном видеть врага…
– Не в каждом, уважаемая Марина Антонина, – сказал отец Бонифаций, – а только в особо избранный негодяй. Если тут высадиться дикий сакс, то в них сначала придется стрелять из пулемет, и только потом нести Божье Слово кому пощадить пули. Мирный странник мы встретить как хороший гость, а враг с оружие путь не обижаться, если мы его убить.
– Да, это так, – сказала Лиза, тетешкая на руках маленького Виктора. – и Сергей, и мой муж, и все наши прочие воины сражались, имея за спиной свои семьи, жен и детей…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– А за что сражались волчицы? – спросила Ольга Слепцова. – Ведь в силу своей многочисленности, пока римляне не поставлены в строй, они составляют основную часть нашего войска.
– Волчицы сражались за общество, в котором их впервые признали людьми, а не бесплатным приложением к мужчинам, – вместо Лизы ответила Ляля. – Так уж получилось, что вместе с сельским хозяйством мы непроизвольно начали внедрять в это общество матриархат…
– Туше! – сказал Сергей Петрович. – Хотя, я думаю, до таких перегибов, как матриархат, тут не дойдет. И до специальных женских амазонских батальонов, воительницы которых обязаны убить трех врагов, прежде чем им позволят выйти замуж – тоже.
– И я на это надеюсь, – сказал Андрей Викторович, – ведь на такие выкрутасы идут по причине нехватки нормального мужского призывного контингента. Но давайте прекратим отвлекаться от темы и вернемся к нашим баранам. У нас еще праздник осеннего равноденствия на носу, и он одновременно должен превратиться в триумф в честь нашей победы над враждебным вторжением. При этом в число празднующих следует допустить и римлян, как уже почти закончивших свое искупление. Посвататься к ним по нашим обычаям никто не сможет, а во всех прочих ритуалах и веселье пусть они принимают участие по полному праву.
– Я хотел бы дать вам поправку, – сказал отец Бонифаций, – тот римлянин, который уже уверовать в Великий Дух и креститься, должен считать прошедший искупление до конца и получить полный право брать себе желающий жена. Да-да, даже если обряд крещения делать прямо на праздник.
При этих словах щеки княгини Сагари предательски вспыхнули пунцовым огнем. Старший центурион Гай Юний крестился у отца Бонифация почти сразу после нее, только крест свой носил не напоказ, как она, а на теле.
– Я думаю, что честный отче прав, – сказал Сергей Петрович, – для римлян, как и для многоуважаемой мною княгини Сагари, крещение означает разрыв с прошлым и окончательное слияние с нашим обществом – в том виде, в каком оно есть сейчас. И неважно, что пока не крещены ни Лани, ни полуафриканки, ни Волчицы: морально они вполне готовы к этому шагу, и как только прозвучит Проповедь, которую отче должен был заготовить на сегодняшний вечер, то можно устроить массовое крещение. Вопрос только в том, что сейчас уже слишком холодно, чтобы делать это по методу Святого Владимира.
– Ты не прав, друг мой Сергий, – с серьезным видом произнес Отец Бонифаций, – женщина из племени дочерей Тюленя, которых ты называть полуафриканки, и женщина клана Волка ты сам крестить горячий вода и острый сталь. Они измениться – значит, Великий Дух, Бог-отец, быть с тобой и водить твоя рука. Потому я признавать святость тот обряд. Женщина клана Лани тоже хорош. Ты делать их правильный мысли и теперь крестить – просто формальность. Проблема в другой. Эти люди, итальянцы, считают себя христианами, но это у них, как это будет по-русски… ага – поверхностный. Марина Антонина про такой говорить, что он слышать звон, но не знать откуда. Христос про такой говорил – фарисей. Учить их правильный вера надо, хорошо учить, а крестить польза нет. Надо знать другой знак, что они уже наш, а не друг врага всех человеков.
– Отец Бонифаций на самом деле задал фундаментальный вопрос, – сказал Сергей Петрович. – Когда мы берем к себе людей из языческих времен и хроноаборигенов, то совершенно четко способны увидеть ту грань, за которой они становятся «нашими». Но что делать с людьми из поздних эпох, уже формально крещеных, но нисколько не соответствующих представлению отче, а значит и нашему, о добром христианине? Вспомнить хотя бы средневековых ландскнехтов, которые и шагу не могли сделать без упоминания Иисуса, девы Марии и прочих святых, и в то же время нарушавших все возможные заповеди. С Богом такие люди пытаются общаться как со строгим чиновником, которому можно сунуть взятку – в виде вклада в монастырь или подарка церкви – и тот закроет глаза на любой грех или преступление.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
