Мой отец всегда вел активный и здоровый образ жизни. Он бегал марафоны и постоянно говорил мне, что я должна следить за весом, немного похудеть, меньше есть и больше заниматься спортом.
Если быть честной, это раздражало. Я устала говорить ему, что принимаю себя такой, какая есть, и что он судит по моей внешности, а не здоровью, поскольку я никогда не имела медицинских проблем. Но он всегда настаивал, что я должна больше стараться.
Думаю, он хотел худенькую милую дочку, которая любит спорт и заботится о внешнем виде, как какая-то модель. Но я никогда такой не была. И это ранило, потому что с другой стороны, я хотела быть такой, как мой отец.
У моего отца была успешная карьера финансового планировщика. Я восхищалась его целеустремленностью. Он всегда поощрял мои образовательные и карьерные цели — в отличие от моей мамы, которая была домохозяйкой и думала, что женщина должна сидеть дома с детьми, и спрашивала меня, зачем я вообще пошла в колледж.
Мой отец всегда гордился моими успехами в учебе и профессиональными устремлениями, но, конечно, этого было не достаточно для него. Он также хотел, чтобы моя физическая форма была лучше. Чтобы я была, по его определению, «совершенством», что не настолько объективно как быть отличницей или первой скрипкой в оркестре.
Я сопротивлялась всем попыткам сделать меня кем-то, кем я не являлась физически. Но, полагаю, это потому что я всегда тяжело работала в школе. И должна была доказать себе, что чего-то стою по другим причинам, нежели внешность. Я хотела доказать отцу, как он ошибался. И для меня достаточно трудно потерять контроль, потому что всегда должна быть самой умной, находчивой и лучшей, чем бы я не занималась — включая мой интеллект и целеустремленность.
Но, независимо от наших различий, я любила отца. И в тот день в продуктовом магазине моя мама плакала в трубку.
— Он только что пробежал марафон на пятьдесят миль, — говорила мама в телефон. — Я всегда говорила ему, чтобы он не бегал так много. Что это не лучшее занятие для его здоровья, его сердца. Но он никогда не слушал меня. Твой отец был таким упрямым и несговорчивым…
— Мама! — я прервала ее, прислонясь к витрине, полной безделушек, и хватаясь за нее, чтобы удержаться на ногах.
До сегодняшнего дня я помню, какой холодной она ощущалась под моей рукой и как пыталась сосредоточиться на ее текстуре, а не на словах матери. Знаю, что это глупо, но витрина чувствовалась более устойчивой, чем сбивающие с ног новости, которые мне сообщила мама. Я чувствовала себя одинокой, грустной и испуганной и не хотела ее отпускать.
— Мам. Я в магазине. Не могу сейчас выслушивать все твое недовольство по отношению к отцу. Можно я перезвоню тебе, когда у меня будет возможность…
— О, ты не можешь это больше слушать? — взорвалась она, крича на меня в трубку телефона. Несмотря на мои попытки сдержать слезы, они начали катиться по щекам. — Это не ты должна жить в этом доме после того, как он умер, не поблагодарив меня за все, что я для него сделала. Это не ты потратила тридцать пять лет своей жизни с ним!
Если бы не была так расстроена, я бы закатила глаза. Это типично для мамы — быть настолько драматичной и говорить о себе в первую очередь.
Сейчас она утверждала, что вынуждена была провести свою жизнь с ним. Даже несмотря на то, что у них с отцом были довольно бурные отношения, насколько я помню. Даже несмотря на то, что они оба жаловалась мне друг на друга и говорили, что давно развелись бы, если бы не их религия.
Но я могла видеть дальше. Знала, что мама оставалась с отцом не только из обязательств, но также и из-за страха. Она никогда не работала где бы то ни было, никогда не знала, как сохранять и копить деньги, не знала даже, как разобраться с чековой книжкой. Она не имела ни малейшего понятия, что ей делать без него.
И отец оставался с ней также из-за финансовых соображений. Он признался, что ходил к адвокату по разводам, и тот сказал, что при разводе он должен будет выплатить ей половину своих пенсионных накоплений. Поэтому, согласно религиозными убеждениям или нет, с финансовой точки зрения для него лучше было оставаться женатым, чем подать на развод.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я бы никогда не хотела так жить. Не хочу зависеть финансово от кого-то другого. И также не хочу финансово обеспечивать кого-то, кого не люблю.
Поэтому поклялась не впутываться в подобные финансовые обязательства с кем-то или брать на себя обязательства в том случае, если это грозит стать проблемой. Также я думала, что должна справляться со своими проблемами с родителями и отделять свои эмоции настолько, чтобы не позволять им влиять на меня слишком сильно.
Но в отличии от полки в магазине, к которой прислонилась в тот день, когда получила звонок с известиями о моем отце, я не была сделана из стали. Ничего не могло подготовить меня к смерти отца и злости моей матери на меня, хотя это не удивило меня. Родители умирают. Моя мама сердится. Что же.
И затем там появился Джимми. По всей видимости, кладовщик заметил меня в ужасном состоянии и сказал Джимми, помощнику менеджера магазина. И по иронии судьбы, это стало началом наших длинных и сложных отношений.
Один этот момент уязвимости привел меня к целой серии других моментов, результатом которых стали мы, здесь и сейчас. В тот момент, когда я пыталась порвать с ним, а он старался убедить меня этого не делать, напоминая мне о том, что на самом деле связало нас. И, как обычно, я чувствовала вину, потому что знала, что он появился там для меня, когда никого больше не было рядом.
Тем не менее, соблазнительное нижнее белье от моего нового наставника лежало спрятанное на кухонном столе, где я хотела однажды, чтобы Джимми сорвал с меня мой костюм и взял меня. Этот момент отличался от всех других.
Потому что я знаю, какого это, чувствовать необузданную страсть, и знаю, что у меня этого не будет с Джимми. Я испытываю ее к Эшеру, даже если не должна. И это так прекрасно чувствовать себя такой плохой, и я не хочу возвращаться к своей скучной жизни с Джимми.
Глава 17
Мэделин
Джимми подошел ко мне в тот день в магазине, чтобы узнать, почему женщина почти лежит на его полке и плачет навзрыд. Он был очень добр ко мне, и я никогда не забуду этого, даже если это конец наших отношений.
— Все хорошо, — сказал он мне в тот день, когда я рухнула в его объятия.
В любой другой ситуации это выглядело бы странно. На самом деле, было бы вполне понятно, если бы такое поведение его отпугнуло. Но этого не случилось. Он обнял меня и погладил по плечу.
— Все будет хорошо, — повторил он.
Я посмотрела в его добрые глаза. Он, очевидно, пытался заставить меня почувствовать себя лучше, но я чувствовала лишь грусть и злость.
— Все не будет в порядке, — сказала я ему. — Мой отец умер. И моя мать сошла с ума. А я провела последние несколько лет, пытаясь не быть, как она. Пытаясь показать ей, что мне не нужен мужчина или кто-либо вообще. Но мне нужен кто-то.
— Что насчет незнакомца, который помогает менеджеру этого магазина? — спросил Джимми без единой заминки, и я не могла не рассмеяться.
— Ну… это определенно кто-то, — ответила я ему.
С того момента мы были неразделимы. Кто-то, возможно, сказал бы, что мы поспешили, но в тот момент это казалось таким правильным. Джимми готовил для меня, убирался для меня, расчесывал мои волосы, когда у меня не было на это сил.
Он делала все, но не трахал меня.
Он даже летал со мной в Мэриленд на похороны моего отца.
— Посмотрите, у кого, наконец-то, появился парень, — язвительно заметила моя мама.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Но я просто проигнорировала ее. Я чувствовала себя комфортно рядом с Джимми, более уверенной, когда держусь за его руку.
Полагаю, что с самого начала мои с Джимми отношения были больше покровительскими, чем романтическими. Ему нравилось, что я нуждалась в нем, а мне нравилось, что могу просто отпустить все и поддаться чувствую нужды в ком-то хоть раз.
