— Все это хорошо, — сказал кто-то из ребят, слушая Яровикова. — Но все-таки, чтобы оживить озеро, нужно еще и вернуть ключу, впадающему в озеро, его чистоту, восстановить леса на берегу и не вести промысел в течение двух-трех лет...
Мы проговорили у костра до поздней ночи. Ихтиологи рассказывали, где создаются прудовые хозяйства, какие озера готовят для промышленного рыболовства и где подрастает рыба для будущего Саянского моря. И от этого взгляда в завтра самим ихтиологам, как мне показалось, неожиданно значительными представились их сегодняшние заботы — мальки щуки, больные окуни, справки из сельхозуправления...
Сквозь пасмурную пелену рассвета вижу две фигуры в болотных сапогах. Черкашин с сыном. Они уже сняли сети и теперь несут их к тлеющему костру.
— Пора за работу, — сказал, подходя к костру, Яровиков. Он застегнул куртку на «молнию», надвинул поглубже шерстяную шапочку — ждет. Владимир Николаевич раскрывает деревянный сундучок, достает весы, пинцет, блокноты, карандаш. Смастерил из ящика стол, устроился поудобней и уже выхватывает первую рыбину из сонной серебристой груды. Весы, промеры длины, минута ожидания, пока Яровиков вспарывает рыбину и отделяет чешуйку для определения возраста, несколько слов, сказанные друг другу, — и в блокнот с надписью «плотва» ложатся цифры 50 страниц блокнота — 50 обследованных рыб. Из сравнения записей нетрудно сделать выводы, как рыба растет, питается, развивается. Мелькают окуни с красными плавниками, плоские лещи и вдруг... Георгий Георгиевич берет в руки темное торпедное тело щуки:
— Наша. Она пришла сюда в прошлом году... Пожалуй, заспиртуем как доказательство: прижилась.
И снова шлепается на весы рыба. Попадается и больная. Тогда Яровиков долго держит такого окуня в руках, внимательно рассматривает его:
— А может быть, это не болезнь, а «нерестовые отходы»?
Здесь ведь много рыбы собирается на нерест...
Но через минуту уже без тени сомнения говорит:
— Срочно вызываем ихтиопатолога из Красноярска. Это все домыслы. Нужно исследование.
Пробы с трех постов
Шофер вынес из машины небольшие ящички и, передавая их молодой женщине в белом халате, пошутил: «Возим ничто или нечто?» Нелли Михайловна Шкуратова, старший техник лаборатории химии атмосферы, принялась разбирать ящички. Она вытаскивала запечатанные и как будто пустые пробирки, рассматривала прикрепленные к ним бирки — номер поста, день, час — и передавала их женщинам в белых халатах.
Заметались стрелки приборов, забурлила в стеклянных трубках жидкость. «Пустота», «ничто» явно превращалось в «нечто»: в записях химиков появились проценты содержания окиси углерода, двуокиси серы, пыли...
— Пока мы делаем несложные, самые необходимые анализы. Берем пробы четыре раза в сутки в трех точках Абакана — с трех постов... — Нелли Михайловна занималась своим делом и попутно рассказывала: — Лаборатория наша еще очень молодая, но со временем будем анализировать абаканский воздух по более сложным параметрам.
Я слушала ее неторопливый голос, наблюдала за спокойными движениями сидящих за приборами женщин, зная уже, что от их будничной работы тянется нить к серьезным выводам...
Данные лаборатории уходят в Красноярск, в Ленинград — на долгое хранение. Они нужны для сравнения, для решения вопросов перспективного строительства. Они очень нужны и сегодня. Результаты анализов показывают, что воздух Абаканского промышленного узла потерял свою степную чистоту. Потерял в основном из-за пыли и сажи отопительных котельных.
В постановлении Хакасского обкома партии и облисполкома «О мерах по улучшению в 1976—1980 годах охраны воздушного, водного бассейнов и почв Хакасской автономной области» предусматривается кардинальное решение «воздушной» проблемы — ликвидация мелких котельных в связи с вводом в эксплуатацию ТЭЦ вагоностроительного завода.
Возможно, со временем надобность в лабораториях химии атмосферы почувствует и Минусинск, и Саяногорск. Но существенно то, что СаАЗ возводится сегодня с мыслью о будущем Саяногорска, Енисея и окружающих степей. Завод строят далеко за городом, на каменистых, неплодородных землях, с учетом, конечно, розы ветров. Мощные очистные сооружения, замкнутый цикл водооборота, стометровая труба, выводящая остатки высоко в атмосферу, — все это предусмотрено проектировщиками. Зеленая зона отделит город от комбината, она возникнет и на енисейских островах, куда со временем перекинут мост. Будущий зеленый пояс Саяногорска — часть большого проекта, разработанного институтом Ленгипрогор для развивающихся городов Саянского комплекса. Проект предусматривает формирование наиболее удобной системы расселения и охрану окружающей среды. Основываясь на этих данных, можно увидеть, какими эти земли будут завтра: вырастет несколько новых городов, очень многие села и поселки сомкнутся с городами, два миллиона гектаров будет отдано пригородным зонам. Сосновые боры на берегах Енисея, леса и озера горнотаежной зоны сохранятся как резерваты нетронутой природы.
— Обязательно побывайте у Идимечева, — посоветовала мне Нелли Михайловна. — Мы сначала работали у него в лаборатории. Но, знаете, там не каждый выдержит...
— А что это за лаборатория?
— Абаканская территориальная гидрохимическая лаборатория Енисейского бассейнового (территориального) управления по регулированию использования и охране вод...
...В кабинете начальника гидрохимической лаборатории Идимечева телефон не замолкает ни на минуту. Звонят из облисполкома, с камвольного комбината, мясокомбината, из Саяногорска и Минусинска. Даже не поговорив с Виктором Федоровичем, можно было представить масштаб работы этой лаборатории: под ее контролем находится весь юг Красноярского края. Беседа наша происходит в основном в коротких перерывах между телефонными разговорами, от которых Идимечев остывает не сразу.
— Наша работа, — говорит Виктор Федорович, — несмотря на всю свою прозаичность, носит оттенок детективности: без предупреждения совершаем плановые «налеты» на предприятия, проверяем выполнение водоохранных мероприятий, отчеты лабораторий на местах, берем пробы речных и сточных вод на анализы... После обработки анализов едет инспектор, и нередко начинаются тяжбы. Слышали разговоры? Конфликтуем с гидролизно-дрожжевым заводом, с городом Абаканом... Уже много лет сточные воды Абакана сбрасываются в Енисей. Решено было построить очистные сооружения на Абаканском вагоностроительном заводе и направить туда стоки города. Построили. Но столько недоделок, что не можем принять их...
— Выходит, не зачерпнешь пригоршню из Енисея, чтоб напиться?
— Смотря где. — Виктор Федорович разложил передо мной карту. — Енисей в районе Западного Саяна пока чистый. Не случайно именно здесь создали Саяно-Шушенский заповедник он будет надежным тылом для земель Саянского комплекса. Но со временем, с заполнением моря, невырубленный, затопленный лес начнет гнить, всплывать, как это мы видим во многих водохранилищах. Потребуется масса усилий, чтобы сохранить прежнюю чистоту горного Енисея, несущего свои воды к Саяногорску, Абакану, Красноярскому морю...
Далее, у Саяногорска, — продолжал Идимечев, — вода чистая. Здесь действуют очистные сооружения, да и течение быстрое... Но за Абаканским узлом, — карандаш Идимечева скользнул по карте вверх, — пить не стоит. Пока не стоит. Говорю «пока», потому что общая тенденция, которую нельзя не заметить сегодня, — это усиленное внимание к чистоте Енисея, его притоков и озер. За последние годы в Хакасии были построены очистные сооружения, через которые проходит в сутки около 150 тысяч кубометров воды...
Вот сейчас, — улыбнулся Виктор Федорович, — возьму палатку, рюкзак и махну в отпуск на наши чистые воды.
Зеленый остров
— Знакомьтесь, Нина Ивановна Лиховид. — Директор улыбнулся вошедшей в кабинет женщине.
Лиховид застенчиво сунула мне крепкую загорелую ладошку, посмотрела вопросительно яркими голубыми глазами.
— Старший научный сотрудник, — продолжал директор, — кандидат сельскохозяйственных наук...
Маленькая, в белой кофточке и белой косынке, Нина Ивановна была вся какая-то домашняя, и в первую минуту я даже засомневалась: да о ней ли только что рассказывал мне Петр Алексеевич Щербанев, директор Хакасской сельскохозяйственной опытной станции? Я узнала, что Лиховид работала лесничим в Красноярском крае, потом здесь, на станции, уже двадцать лет выращивает деревья, теперь вот занята еще и дендрарием, ездила за растениями на Сахалин, собирается на Памир.
Сейчас, пока Петр Алексеевич говорил о работе станции, Лиховид молча сидела в углу кабинета и нетерпеливо теребила концы косынки.
