Но власти рано торжествовали победу. Вслед за Турфлоопом начались волнения в университете Зулуленда. Подспудно бродившее недовольство системой просвещения для банту прорвалось здесь в выпускной вечер. Студенты потребовали восстановить всех исключенных из Турфлоопа. Под улюлюканье и свист ректор, господин Миллер, во главе членов попечительского совета университета и преподавателей покинул зал. Им вслед из распахнутых дверей катились мощные раскаты гимна африканцев «Нкоси сикелеле Африка» — «Боже, спаси Африку!». Южноафриканская студенческая организация (САСО) призвала «племенные» университеты начать кампанию солидарности со студентами Турфлоопа. Форт-Хейр, Нгойе, Уэствиль, Бельвиль, африканское отделение Натальского университета готовились к забастовке.
Первого июня занятий не было: студенты захватили учебные корпуса и начали сидячие забастовки. Требования были едины — ликвидация позорной системы просвещения для банту, восстановление Тиро и его товарищей. Полицейские с собаками окружили университеты, изолировав забастовщиков от внешнего мира. В ход пошли дубинки и гранаты со слезоточивым газом. По указанию министра юстиции, полиции и тюрем «зачинщиков» исключили из учебных заведений, а ряд активистов САСО отправили под домашний арест. Но движение за ликвидацию дискриминационной системы образования перекинулось на белые университеты...
В Кейптауне зима скупа на ясные дни. В преддверии затяжных дождей в пятницу, второго июня, едва пробил полуденный час, сотни чиновников, клерков, рабочих наводнили центр города, торопясь завершить последние покупки на уик-энд.
Центр Кейптауна — несколько пересекающихся под прямым углом улиц, неподалеку от Эддерли-стрит, в том месте, где высится кафедральный собор Святого Георга. Сама же Эддерли-стрит, главная городская магистраль, протянулась через весь город, беря начало у крутого берега залива и оканчиваясь парком у подножия Столовой горы. В лучах полуденного солнца, освещавшего зеленые пятна садов и виноградников на склонах, Столовая гора напоминала чудовищную гигантскую плаху, поросшую мхом.
Внимание занятых своими делами горожан поначалу не привлекли группы молодых людей на ступенях собора.
Светловолосая девушка протянула руку коренастому бородатому юноше в очках, стоявшему в окружении студентов.
— Ну как, Поль, можно начинать?
— Начальство пожаловало, значит, можно, — он лукаво подмигнул. И уже серьезно добавил: — Сейчас начнем, а ты, Лаура, на всякий случай держись поближе к дверям собора...
Студенты все прибывали, и вскоре над кварталом повис ровный гул голосов. Постепенно прохожие стали обращать внимание на необычное сборище молодых людей. Толпа любопытных быстро росла. Реакция их, когда они узнавали, что студенты вздумали протестовать против действий властей, решивших поставить на место «зарвавшихся кафров», была отнюдь неодинаковой. Большинство выражало негодование обнаглевшими «комми», затеявшими беспорядки в центре города. Но были и такие, кто с теплой грустью смотрел на молодежь.
Сухопарый седой старик, пробираясь сквозь толпу, возмущенно бормотал:
— И это будущий цвет нации, подумать только, цвет нации!
— Этих проклятых англичан давно пора поставить на место. Все наши беды только от них, — зло рявкнул в ответ белобрысый африканер лет сорока.
Неожиданно с Эддерли-стрит, со стороны здания парламента, перекрывая уличный шум, донесся вой сирен. Через минуту три полицейских грузовика перекрыли Уэйл-стрит там, где она вливалась в Эддерли-стрит, и посыпавшиеся с машин полицейские полукругом выстроились против здания собора. Среди студентов произошло замешательство. В этот момент вперед выступил тот самый бородач с мегафоном в руках.
— Друзья, — начал он, — мы собрались здесь сегодня, чтобы выразить возмущение...
Едва он произнес первые слова, как от цепи полицейских, молча наблюдавших за молодежью, отделился лейтенант и быстрым шагом подошел к оратору:
— Пользоваться мегафоном запрещено. В противном случае будете привлечены за нарушение общественного порядка.
После нескольких минут препирательств молодой человек махнул рукой и вновь поднес ко рту мегафон. В ту же секунду лейтенант обернулся к цепи полицейских. Прозвучала негромкая команда, и те, отстегивая дубинки, бросились к собору. Белые студенты еще теснее сгрудились на ступеньках кафедральной лестницы.
Они еще не верили, что здесь, в самом центре Кейптауна, в нескольких шагах от парламента, полицейские осмелятся учинить расправу. Песочные мундиры врезались в толпу, на демонстрантов обрушились дубинки. Раздались крики девушек, толпа дрогнула и начала отступать к дверям собора.
От сильного удара по голове у Поля Брауна слетели очки. Едва он нагнулся за ними, как полицейский «оседлал» его, продолжая молотить дубинкой. Поль нащупал очки, но в ту же секунду тяжелый ботинок с силой опустился ему на руку, раздавив стекло. Поль упал, и его поволокли к полицейской машине...
...Студент-медик Роберт Муррей, пытаясь укрыться, бросился к задней двери собора. Погнавшийся за ним полицейский ударил его дубинкой по затылку. Студент рухнул. Из толпы зевак неслось торжествующее «Слаан хом!», «Слаан хом!» — «Бейих!».
...За Эдвардом Тиланусом, пытавшимся найти убежище в соборе, бросились сразу несколько агентов в штатском. Внутри уже орудовали полицейские, гонявшиеся между скамьями за увертывающимися от дубинок студентами. Настоятель, тщетно взывая к христианским чувствам блюстителей порядка, беспомощно воздевал руки вверх. Один из агентов схватил Тилануса за волосы и потащил к выходу, другой принялся пинать его ногами...
Позже, на суде, член парламента от Умбило Джоффри Олдфилд показал:
«Полицейские держали в руках длинные резиновые дубинки. Я видел, как они били студентов — юношей и девушек — по головам и плечам. От боли и ужаса многие кричали. В нескольких местах группы по четверо-пятеро полицейских избивали студентов, уже лежавших на земле. Я видел молодых людей в штатском, тащивших ребят и девушек за волосы прямо по ступеням кафедрального собора. Но я ни разу не заметил, чтобы кто-либо из демонстрантов пытался оказать сопротивление полицейским или агентам в штатском, которые помогали им».
Во вторник, шестого июня, Уэйл-стрит снова напоминала бурлящий котел: здесь собралось около семи тысяч человек — не только студенты, но и служащие, рабочие, — чтобы выразить протест против действий полиции. На сей раз демонстранты были настроены по-иному. Когда полицейские врезались в толпу, молодые кейптаунцы стали самоотверженно отбиваться кулаками. На ступенях собора завязалось целое сражение. Впервые белые, столкнувшись с насилием против них самих, открыто проявили неповиновение блюстителям порядка. И лишь желтое облако слезоточивого газа, медленно расползавшееся над улицей, решило исход стычки.
Затем выступления произошли сразу в нескольких городах. В Иоганнесбурге на демонстрацию вышли студенты Витса (1 Витс — сокращенное название Витватерсрандского университета.). Главный вход в университет был забаррикадирован автомашинами. Тысячи молодых людей, заполнивших улицу перед кампусом, дружно скандировали: «Свобода!», «Свобода!» Полиции пришлось брать городок штурмом. В Дурбане более полутора тысяч африканских и белых студентов сожгли чучело ненавистного полицейского. Бойкотировали занятия студенты Претории, Грей-амстауна, многих других студенческих городков.
За неделю беспорядков полиция арестовала по всей стране около шестисот белых студентов. Большинству было предъявлено обвинение в нарушении общественного порядка. Но пятидесяти активистам грозило тюремное заключение за нарушение «закона о мятежных собраниях». Белое население роптало. Жестокость полиции вызвала возмущение даже среди обычно инертной массы обывателей. Родители студентов, различные ассоциации и общества требовали наказать виновных в бесчинствах полиции.
...Сессия парламента подходила к концу: оставалось лишь принять законопроект о создании совета государственной безопасности и поправку к закону о почтовом ведомстве, предоставляющую властям «в интересах безопасности» право подслушивать телефонные разговоры и перехватывать корреспонденцию. Выступать должен был сам премьер-министр Форстер, и журналисты гадали, обойдет ли он молчанием последние события, когда буквально у дверей парламента разыгрывались жестокие баталии между полицейскими и студентами.
Небольшая площадь перед особняком бывшей Колониальной ассамблеи, где ныне заседал парламент, обычно многолюдная, сейчас выглядела пустынной. Только лимузины со столичными номерами у дома правительства и вдоль соседних улиц напоминали о том, что сессия продолжается. Вокруг парламента расхаживали агенты особого отдела, внимательно ощупывая глазами редких прохожих, направлявшихся в ботанический сад.
