class="p1">Сегодня, еще окончательно не проснувшись, она не вспомнила, а скорее почувствовала что-то неладное. В грудь словно впрыснули горький яд. Он отравлял душу чувством невосполнимой потери и одиночества. Она словно плавала в тягучем, холодном забытье, затянувшем её болото. Сознание барахталось в мутной жиже ушедшего и никак не могло выбраться из его клейкой трясины. Открыв глаза, она ничего не увидела. Её окружала кромешная темнота. Ужас липкими пальчиками прополз за шиворот. Девушка помотала головой и протерла глаза, надеясь развеять мглу перед собой, но это не помогло, вокруг был только мрак. Прислушавшись к себе, она ощутила, как её тело колотит озноб, голова гудела. Память все еще не давала ей разгадку происходящего, и Мина, пытаясь её найти, зашарила вокруг руками. Движения дались ей с трудом, все затекло и закоченело.
Она с удивлением поняла, что сидит прямо на земле, опершись о шершавую каменную стену. Она была полностью одета и обута. В сыром и холодном воздухе пахло плесенью, гнилой соломой и еще чем-то смутно знакомым… Она в подвале? Но как она здесь очутилась? И где находится это «здесь»? В тишине, совсем рядом, кто-то грустно вздохнул. Оборотень! Она подскочила на месте как ужаленная. Не может быть! Неужели она в тюремном подземелье замка Басту?
В этот момент на неё словно вылили ушат ледяной воды. Сердце зашлось от горя и ужаса. И тело опять затряслось в беззвучном рыдании. А ведь она думала, что выплакала вчера все слезы.
Рядом опять грустно вздохнул оборотень и сухо покашлял, словно в горле у него першило.
— «Я не налила ему вчера воды. — как-то машинально подумала Мина. — Спешила к тетушке…»
Она всхлипнула, вспомнив, что там, на другом конце города, под грудой сгоревших бревен, лежат не упокоенные останки её бедной тетки.
— «А ну-ка хватит! — одернула себя девушка. — Твои слезы ничего не исправят и никому не помогут. Нужно взять себя в руки».
Легко сказать…
— Лучше начну с ног.
Она аккуратно выпростала их из-под себя. Ноги онемели во время сна и ничего не чувствовали. Как только Мина сменила позу, по мышцам побежали колющие мурашки. Это было больно. Чтобы быстрее восстановить кровообращение, она подтянула юбку вверх и начала растирать ноги прямо через чулки. При этом водила плечами, заставляя в них вернуться подвижность и немного согреться. Потом на коленях она доползла до соседней стены и, пошатываясь, поменяла позу с «человек ползущий» на «человек прямостоящий».
Мина ощупала стены вокруг, чтобы сориентироваться. Девушка не помнила, как пришла сюда. Вернее, смутные воспоминания у неё все же остались, но от шока они были совсем размыты. Инстинкт самосохранения заставил её спрятаться в единственном знакомом месте, кроме дома.
В какой части погреба она оказалась и как далеко людоед? Вот что волновало её сейчас. Одного неверного движения хватит, чтобы он сцапал её и свернул худую шею. Поэтому девушка двигалась очень медленно, стараясь ничего не упустить. Но все же столкновение с умывальником произошло неожиданно и стремительно.
— «У меня будет просто замечательная шишка! — решила девушка, потирая ушиб. — А главное, точно посередине лба! И теперь я знаю, где выход».
Она, пошатываясь, но уже гораздо уверенней, пошла вдоль стены. По полу волочилась её холщовая сумка, сползшая с плеча и каким-то чудом зацепившаяся где-то в районе локтя. Мина шла и не узнавала свое тело. Движения были рваными, словно им управляла не она, а кто-то другой. Другой нащупал первую ступеньку, другой поднимался по каменным ступеням лестницы. Будто тот, другой, открывал тяжелую входную дверь и поднимал лицо к небу.
От яркого утреннего света она растерялась и удивленно заозиралась вокруг. После того, как копоть от сгоревшего прошлого осела, мир решил измениться и предложил Мине начать все с чистого листа. Буквально.
Все вокруг было ослепляющее белым, чистым и почему-то праздничным. После затяжного полумрака открытое светлое пространство показалось абсолютно незнакомым. За ночь нападало сантиметров десять пушистого снега, и ботинки Мины утонули в нем, словно в ворсе дорогого ковра. Он налип на окружающие дворик стены, ветки кустарника, росшего в углу, и на решетку клетки, превратив её в чудную подарочную коробку.
Вырвавшийся у Мины вздох восхищения превратился в густой пар и рассеялся в воздухе, напомнив, что теплый, подбитый мехом плащ тоже превратился в труху. Вчера утром температура только начинала опускаться, и Мина накинула на плечи первое, что попалось, не обратив внимания на резкую смену погоды. В тонком шерстяном плаще ходить было легче, да и кто мог подумать, что к утру единственным имуществом девушки станет её одежда: нелюбимое платье, старенький плащ да протертые ботинки.
Потоптавшись у входа в подвал, словно неприкаянная, Мина попыталась поправить сумку, закинув её поудобнее на плечо. Ткань перекрутилась, зацепившись за что-то, и не хотела поддаваться. Дернув сильней, девушка оторвала единственную лямку. Котомка шлепнулась в снег и из неё высыпались полезные мелочи, которые Мина обычно таскала с собой. Пришлось шарить по пушистым снежинкам голыми руками и собирать запорошенные потеряшки. Снежинки гасли, неловкие пальчики мерзли, а чувства, как ни странно, отмякали.
— «Стоит сгрести все и сжечь! Жаль только, костра поблизости нет», — зло подумала девушка. Ну вот, первой проснулась злость.
На свое место вернулись: катушка ниток с иголкой, огарок свечи, коробка спичек, огрызок карандаша и маленький бумажный блокнотик. Потом девушка нашла пучок сцепленных между собой булавок и одной из них заколола разорванную сумку.
— «Зашью позже», — решила Мина.
А вот разыскать три медные монетки стоило большого труда. Еще она вытащила из снега связку тюремных ключей. Оказалось, если очень хорошо поискать, то в любой, даже очень дрянной ситуации, найдется кроха чего-то славного. Вот и разномастные ключики в руке, тяжеля пальцы, напомнили, что еще не все потеряно. Фортуна развернулась к ней не своим толстым задом, а боком, давая шанс на жизнь. У неё оставалась работа…
— «Ну что, проклятая, ты готова существовать дальше?» — обратилась Мина сама к себе.
Она пошла под навес, взяла ведро и, нарушая хрупкую снежную чистоту, потопала по занесенной тропинке.
От кухни к колодцу дорожку почистили и, ступив на камни, девушка старательно обстукала ботинки от налипшего снега. Ноги все равно холодило. От тепла не видимые глазу снежинки, набившиеся за шнурки, таяли, и обувь сразу становилась влажной.
«Если их негде будет просушить, придется носить мокрые, так на улице ноги быстро окоченеют, и я умру от обморожения», — размышляла Мина, крутя ручку колода.
Растрескавшийся от времени ворот скрипел, наматывая на себя обледенелую цепь. Забранные коркой звенья с хрустом освобождались из своего плена и
