«Беречь голову, глаза!» — мелькало в его мозгу вместе с чернотой и ударами по телу.
Грохотал поезд, проносившийся мимо. Потом Станислава окутали тишина и темнота.
Крячко быстро пришел в себя и понял, что после падения прошло мало времени. Он даже не успел замерзнуть. Все-таки ночь и лес!.. Температура была ниже двадцати градусов, это точно.
Потом сознание сыщика стало пытаться оценить повреждения, которые его тело понесло в результате падения. Где самая сильная, огненная, нестерпимая боль?
Станислав с трудом разлепил глаза и посмотрел перед собой. На чем это он лежит? Песок? Ну да. Даже в лицо попал. Не на пляж же он угодил после прыжка!..
Крячко осторожно пошевелился и убедился в том, что получил только ушибы. Серьезных травм вроде бы не было. Болело все, но ноги и руки оказались целы. Да и голова, кажется, не разбита.
Стас со стоном попытался сесть и тут увидел, почему оказался на песке. Им была присыпана бетонная тумба размером со старинный шифоньер из детства. Точно, бетонный шкаф с трансформатором или какой-то другой начинкой, которые железнодорожники иногда устанавливают вдоль путей. Еще метр полета, и Крячко влепился бы в него.
«Осталось бы от меня мокрое место», — подумал он.
Несмотря на отсутствие переломов, полковник чувствовал себя отвратительно. Если быть честным перед самим собой, то надо сказать, что он не смог бы не только идти, но и стоять. А если глубоко вдохнуть? Черт, кажется, сломано ребро или даже два.
Станислав Васильевич перевернулся на спину и поудобнее улегся на песчаное покатое основание бетонной конструкции. Колено он тоже расшиб, возможно, схлопотал и сотрясение мозга, пусть и небольшое. Его чуть подташнивало.
«Теперь надо понять, как быть дальше, — думал Крячко. — В тамбуре я что-то увидел или понял, прежде чем меня выключили ударом в голову. Потом я отвлекся, постарался выжить, но вначале мелькнуло что-то важное, от чего сейчас должно зависеть мое решение.
Да, здесь оставаться нельзя ни в коем случае. Красавцы, которые напали на меня в поезде, конечно же, поняли, что я прыгнул сам. Они знают, что я мог уцелеть. А меня хотели убить, причем так, чтобы создать при этом видимость несчастного случая.
Вот это и есть тот самый важный момент».
Встать сразу у него не получилось. Крячко с кряхтеньем повернулся сначала на правый бок, подвел под себя руки, а потом стал приподниматься. Болело колено, в боку простреливало огнем, в голове шумело, а перед глазами плыли радужные круги. Однако он с грехом пополам все же встал на четвереньки, потом, хватаясь рукой за бетонную конструкцию, вытянулся в полный рост.
«Надо же, как меня качает, — удивился Крячко через какое-то время. — Штормит! Надо палку сломать какую-нибудь, чтобы было на что опереться». Он шел уже довольно долго, но понятия не имел, как далеко унес ноги от железной дороги. «Надо идти! — повторял себе сыщик. — Можешь или нет, но шагай. Утром меня будут искать именно вдоль полотна. Они представления не имеют, в каком месте я выпрыгнул. Значит, им будет не так легко. Если бы это была местная милиция, то проблем не возникло бы. Они взяли бы в купе мои вещи и дали бы их понюхать собаке. Та в два счета нашла бы сначала след, а потом и меня».
Где-то вдали отчетливо раздался жуткий вой. Может, это и не волк, а собака? Это значило бы, что жилье где-то совсем рядом.
Крячко остановился и с наслаждением перенес тяжесть тела на здоровую ногу. Больное колено тут же отозвалось благодарным горячим пульсированием. Ему хотелось рухнуть на землю… нет, не рухнуть. За сегодня он уже нападался вдоволь. Лечь и забыться. Чтобы не болели левый бок и колено, чтобы не смотреть в темноту, от чего голова начинала раскалываться, глаза вываливались из орбит и накатывала тошнота.
В прошлом году Стас побывал в Курской области. В тамошней охотинспекции ему рассказывали про волков совершенно неутешительные вещи. Эти умные животные умеют охотиться коллективно. А еще волки — единственные хищники, которые почему-то могут воспринимать людей как свою законную добычу.
Волки с одинаковым удовольствием загоняют и убивают здоровых животных, доедают падаль, которая уже с душком. Когда дичи становится слишком мало, а это может быть связано с кратковременным ростом популяции самих волков, тогда они не боятся нападать и на людей.
Сейчас Крячко ощущал себя совершенно беззащитным. Слишком уж плохо он себя чувствовал.
Глава 4
Улицу Черняховского Гуров нашел быстро. Тем более что от вокзала она была недалеко. Он шел по Пинску и никак не мог представить, что во время войны тут разворачивались весьма серьезные сражения. Пинск фигурировал во всех сводках, потому что находился на пути движения армий, как наших, так и немецких. Точно так же в древности он стоял на пути торговых караванов, что, собственно, и повлияло на его зарождение и рост.
Вот улица Черняховского, а вон и школа. В музей Гурова пропустили без разговоров и расспросов. Наверное, потому, что в дни праздника сюда свободно проходили все желающие. В отдельном классе, в прошлом году выделенном школой под экспозицию, Гуров походил среди фотографий, развешанных на стенах, постоял напротив знамени части. Потом он решил подойти к молодой высокой женщине в строгих очках и с таким же взглядом и поговорить с ней о музее.
Наверное, завуч или учительница этой школы, подумал Лев Иванович.
— А вы, простите, откуда к нам приехали? — первым делом спросила женщина.
— Я из Сибири, — очень убедительно проговорил Гуров. — У меня друзья в Бресте и Минске. Служили вместе. Вот, заинтересовался опытом офицеров этой части по созданию музея. Нашу тоже расформировали в те же годы, по той же международной программе.
Такая легенда показалась женщине очень убедительной. Она принялась рассказывать о том, что часть базировалась в лесу, в нескольких десятках километров от Пинска. Там имелось несколько стартовых площадок, на которых располагались батареи, сведенные в два дивизиона, хранилище боеголовок. Только один этот полк мог своими ракетами утопить в водах океана такое государство, как Великобритания. Когда было подписано очередное соглашение о сокращении ядерных наступательных вооружений, этот полк был расформирован, а ракеты — уничтожены.
Офицеры, долгие годы прослужившие в этой части, собрались и создали этот музей. Городские власти пошли им навстречу, в результате возник этот музей. Теперь, в основном в сентябре, сюда приезжают сослуживцы. Как солдаты, так и офицеры. В лесу практически ничего уже не осталось, но ветераны все равно ездят каждый год. Они-то помнят, как там все было.
Гуров долго ходил, прислушивался к разговорам и наконец-то услышал ту фамилию, ради которой он сюда и пришел. Двое мужчин за пятьдесят лет явно с подозрением допытывались чего-то от третьего, высокого, смуглого, с тонкими чертами лица и заметным украинским выговором.
— Носок, ты не темни, — неприязненно проговорил невысокий лысый мужчина. — Если что было, то расскажи честно. Рыбников тут тридцать лет не появлялся. Ссориться ему у нас не с кем.
— Сдурели? — процедил сквозь зубы высокий мужик. — Вы там, в деревне, разберитесь с местными. Устроили гостиницу у одинокой бабы. А может, у нее хахаль был из своих, сельских? Мне делать больше нечего? У меня семья, уже внуки, а я буду такой фигней заниматься!
— А забыл, как ты в день его приезда напомнил ему про Ольгу? А сам-то к ней даже и не поехал. Да и нас сторонился, как будто не на одном узле связи служили.
Потом мужчины огляделись по сторонам, поняли, что они тут не одни, и заговорили тише. Гуров делал вид, что старательно рассматривает экспонаты маленького музея, и все время поворачивался к троице спиной.
«Интересные ребята, с ними стоит познакомиться поближе, — рассудил сыщик. — Этого вот высокого мужика явно подозревают чуть ли не в убийстве. Значит, есть основания? И что-то про бабу говорили. Глупо подозревать, что московского генерала, приехавшего в белорусский райцентр, потянет на местных деревенских красавиц и что из-за этой пассии его убьют в лесу. Это сюжет о российской глубинке тридцатых годов прошлого века».
Выйдя из школы, Гуров увидел, что высокий дядька, на которого наезжали двое ветеранов, садится в микроавтобус вместе с другими людьми. Двое его собеседников остались на улице. Они спокойно закурили, стояли и тихо переговаривались.
Сыщику нужен был повод не просто для знакомства, но и для того, чтобы провести с этими людьми значительное время, завести доверительную беседу. Гуров понимал, что на любой легенде долго не продержишься. Ему рано или поздно придется объяснять свой интерес к ветеранам расформированной воинской части и погибшему Рыбникову. Но лучше бы эту необходимость отложить как можно дальше.
Лев Иванович подошел к мужчинам, широко и открыто улыбнулся и протянул руку:
