переулке стало светло как днем, и тогда он увидел фигуру, идущую по направлению к нему со стороны Большой Никитской. Расстояние между ними было велико, и Шмидт не мог разглядеть лица идущего человека, зато в отсветах пламени он отлично рассмотрел кирасу, развевающийся плащ и внушительных размеров палаш, который человек сжимал в правой руке. На голове его была кирасирская каска с обгоревшим плюмажем. Значит, все-таки не испугался Брокер возможных последствий, подослал к нему убийцу, подумал Шмидт. Но почему военного? Размышлять было неуместно: сейчас все мысли его были сосредоточены на одной задаче – добраться до Покровки. Там, за дворцом князя Трубецкого, в неприметном трехэтажном здании были заботливо уложены бочки с порохом и установлена целая батарея фосфорных ракет. И самое главное – во дворе там ждет его воздушный шар, на котором он планировал сбежать из Москвы. За эту часть плана отвечал Семен, которого Шмидт обучил всем тонкостям и премудростям хитроумной новой науки воздухоплавания.
Времени было в обрез. С каждой секундой ветер становился все сильнее. Кирасир шел в его сторону широкими шагами, и ветер поднимал полы его длинного плаща. Шмидт бросился бежать. Обернувшись на бегу, он увидел, что кирасир преследует его, и дистанция между ними стремительно сокращается.
Шмидт выбежал на пустынную Тверскую. Вдалеке, со стороны Страстной площади, показались двое всадников – французский разъезд, отправленный на разведку. Шмидт повернул к Кремлю. Он бросил саквояж и скинул тяжелый дорожный плащ, мешавший бегу. Только бы добежать вовремя. Ракеты, установленные им на Покровке, предназначались не только для поджога города. Они послужат сигналом помощникам Шмидта в разных частях Москвы, и тогда город уже никто не спасет. Пороховые склады, жилые деревянные кварталы, дворцы, купеческие ряды – все запылает в одночасье, когда в небо над городом взлетят его ракеты. Шмидту нужно лишь успеть их запустить.
Добежав до церкви святой Параскевы на Охотном Ряду, он остановился. Легкие горели огнем, бежать больше не было сил. Он обернулся – на Тверской было пусто. Ни следа его преследователя. Шмидт повернулся в сторону разоренных торговых рядов. Все, что не смогли унести сами купцы, растащили жители и военные, и ряды представляли собой жалкое зрелище: перевернутые лавки, разломанные сундуки и лари. Теперь надо пробраться сквозь этот хаос, а затем переулками Шмидт меньше чем за час доберется куда надо.
Он было рванулся дальше, но неожиданно рука в грязной кожаной перчатке крепко схватила его за плечо, и Шмидт наконец сумел разглядеть своего преследователя. Кирасир был огромного роста, быть может, метра два. Шинель его была старой, обожженной огнем, а кираса покрыта многочисленными царапинами. Шмидт не мог пошевелиться. Кирасир схватил его за горло и поднял над землей, другой рукой занося палаш для удара. Густые седые усы его неприятно кололи гладко выбритое лицо Шмидта. Он взглянул в глаза своего убийцы и остолбенел. Глаз у кирасира был всего один, второй был выбит пулей. Шмидт мог сказать это с уверенностью, оказавшись лицом к лицу с кирасиром, он ясно увидел застрявшую в пустой глазнице пулю. Потрясенный, Шмидт опустил глаза и впервые заметил, что выбитый глаз был не единственной смертельной раной на теле кирасира. Туловище его было насквозь пробито каким-то снарядом. Шмидт видел торчащие кости, внутренние органы, осколки снаряда, засевшие в мягких тканях. За секунду Шмидт успел оглядеть напавшего на него солдата с ног до головы и прийти к одному лишь определенному выводу: напавший на него кирасир был давно мертв. Настолько давно, что кровь запеклась на его ранах.
Времени размышлять больше не было, и Шмидт нажал на спусковой крючок, не вынимая пистолет из кармана. Выстрел больно обжег его, но кирасир от неожиданности разжал руку, и Шмидт угрем выскользнул из его тесных объятий, нырнул под перевернутую столешницу, перескочил через поваленную лавку и бросился бежать. По грохоту за спиной он понял, что кирасир бежит за ним. В отличие от Шмидта, он не перепрыгивал через препятствия, а просто сбивал их своим немалым весом, продвигаясь вперед напролом.
Шмидт пробрался сквозь торговые ряды, выскочил к площади и буквально столкнулся с двумя французскими уланами. Французы спешились и стояли рядом с лошадьми, оглядывая окрестности. Времени на раздумья не было. Шмидт на бегу вытащил из кармана кастет и со всей силы ударил ближайшего к нему француза в челюсть. Хрустнула кость. Он с трудом удержал равновесие и, не обращая внимания на второго улана, который выхватил саблю, прыгнул в седло. Через мгновение Шмидт уже гнал уланскую лошадь во весь опор вниз по Охотному Ряду. Вслед ему неслись французские проклятья, но это было неважно: он сбежал. Оглянувшись, Шмидт увидел кирасира. Тот остановился и смотрел уезжающему Шмидту в спину, а затем шагнул в тень от фонаря и… исчез.
В одном из окон дворца князя Трубецкого горел свет. Шмидт подъехал поближе и заметил, что в парадной комнате перед аналоем стоит старик. Видимо, он один остался сейчас в огромном пустом дворце. Сквозь стекло было слышно, что он хриплым старческим голосом громко читает канон «о даровании победы». Шмидт пожал плечами. Проехав несколько метров, он повернул налево и слез с лошади. Привязывать ее было бессмысленно и жестоко – Шмидту она точно больше не понадобится, а обрекать животное на гибель в пожаре ему показалось неправильным. «Ну, давай, иди обратно. Allez!» – крикнул он и хлопнул лошадь по крупу. Когда цокот копыт стих, Шмидт отворил калитку в заборе и зашел во двор.
Посреди двора над землей раскачивался новый воздушный шар, привязанный к двум тяжелым якорям. Семен в тревоге ходил вокруг шара, ожидая возвращения своего хозяина. Шмидт приветливо помахал ему рукой, и Семен немедленно залез в корзину, готовя шар к взлету.
Шмидт же торопливо направился к двухэтажному хозяйственному зданию, стоявшему в глубине двора. Первый этаж его был почти полностью заставлен бочками с порохом, соединенными длинным фитилем. Их следовало поджечь во вторую очередь. Сначала же Шмидту надо было заняться ракетами. Он ловко подтянулся и вскарабкался на крышу дома, где были выстроены в ряд сорок три ракеты на длинных деревянных палках. Они были гордостью Шмидта. Он потратил на изготовление ракет, можно сказать, столько же денег, сколько ушло на покупку земли и домов. И сейчас он смотрел на них с любовью, с какой обычно родители смотрят на детей, которым предстоит первый раз отправиться в школу. От каждой ракеты тянулся шнур, и все они были сплетены в аккуратный клубок, лежащий в центре крыши. Шмидт поднес лампу к шнуру и поджег его.
Кирасир возник за его спиной, казалось бы, просто из ниоткуда. Как
