— Поехали в НИИ люпина, я тебе по дороге чего-то расскажу.
Историю с тарелкой и таинственным институтом Зотов воспринял неожиданно спокойно.
— Еще и не то бывает, — заметил он, лихо подрезая какую-то иномарку. — Я вот в газете читал…
— То в газете, а то у нас в городе. Ты хоть раз в этом люпине был?
— Чего мне там делать? Я что, животновод?
— А почему животновод?
— Ну, люпин же вроде коровы жрут… Или нет?
— А хрен его знает.
Они подъехали к проходной НИИ, вернее, к большим старинным воротам с облупившейся краской. Ворота были открыты настежь, в будке с застекленными окошками никто не сидел.
— Высшая степень секретности, — хихикнул Зотов. «Москвич» въехал на территорию института и по разбитой асфальтовой дорожке подъехал к главному корпусу.
Мимо прошел мужик в грязном белом халате с какими-то банками в руках. Он безразлично глянул на машину и скрылся в подвальной двери.
— Куда теперь? — спросил Зотов. — Оставим тачку здесь и пойдем.
Сергей сверился с планом: да, вон та дорожка, обсаженная пихточками, должна вести к корпусу Е. Они заперли машину — на этом настоял Зотов, сказавший, что «не собирается доверять ученой братии, которая вмиг вывинтит бадякинскую магнитолу», — и пошли по дорожке. По пути встретился еще один мужик в не менее грязном халате, он вез тележку с двумя пластиковыми мешками, наполненными бело-розовыми гранулами. На появление чужаков мужик никак не отреагировал.
Вскоре над вершинами березок показалась шиферная крыша корпуса Е. Вокруг пахло весной, вдоль бордюров валялись бычки и мусор, с разбитого фонаря свисал на проводах пустой патрон от лампочки.
— Ну и бардак у них тут, — констатировал Зотов.
— Ученые… — Могли бы и прибраться
— Им сейчас не до того. Оборонные институты закрывают, а кому их люпин надобен? Небось зарплату года два не получали…
Корпус Е представлял собой такое же розовое облезлое здание, как и главный. Немытые окна были местами с трещинами, местами заклеены бумагой или закрашены изнутри. На первом этаже, возле турникета-вертушки, их встретил дед ушка-вахтер.
— Вы к кому? — спросил он, отложив газету и высунувшись из своего оконца. У дедушки было плохо побритое скомканное личико с ясно-голубыми младенческими глазками. От личика даже на значительном расстоянии шибало сивушным перегаром.
Такого вопроса Сергей не предусмотрел и наугад брякнул:
— К директору.
— К Толстопятову, что ль? Так его нет, он в Москве.
— Да мы знаем. Мы к тому, кто за него, — встрял Зотов. — Этот, как он…
— Бачило? Так он не тут. Он в главном сидит, на третьем этаже.
— Там сказали, сюда пошел. Это корпус Е?
— Е. Сюда? Не иначе проглядел… Я по нужде отходил, он, видно, и прошел. Вы на втором этаже посмотрите, в лаборатории, только там и может быть.
Поблагодарив бдительного вахтера, Зотов и Сергей поднялись по темной лестнице с расшатанными перилами на второй этаж.
— Ну и секретный объект, — бурчал Зотов. — Да тут рухнет все со дня на день! На лестничной площадке второго этажа их встретил всклокоченный мужчина в белом — на этот раз чистом — халате. — К кому? — с ходу спросил он.
— К Бачило, — выдал Зотов.
— Я Бачило. Не имею чести… «Вот тебе раз, — подумал Сергей. — Бачило-то и в самом деле тут. Занесла нелегкая… Что ж теперь делать?»
— Капитан Слесарев, старший лейтенант Зотов. — Сергей сунул под нос заместителю директора удостоверение.
Тот не сдался:
— А что, собственно, случилось?
— Где можно с вами поговорить?
— Да хоть бы вот здесь. — Он распахнул дверь с непонятной надписью «ХБ-12». Это оказалась пустая комната с рядом стульев у стены и большим шкафом в углу, запертым на висячий замок. В комнате ощутимо пахло кошками и хлоркой.
— Прошу. — Бачило указал на стулья и сел сам.
— Спасибо. Мы, собственно, по вопросу… — Сергей не знал, с чего начать неожиданный разговор с мифическим Бачило, оказавшимся на месте совсем некстати. — По вопросу… Вы не знали такого Корнеева Бориса Протасовича?
— Корнеев… Корнеев… — Бачило задумчиво поморгал водянистыми глазами. — Не припоминаю. У нас работал?
— Да нет. Есть вероятность, что у вас в институте его просто… могли знать. И вообще, если можно, расскажите нам немного об институте.
— А что рассказывать? Сдыхает институт, — нервно сказал Бачило. — Финансирование никакое, что из федерального бюджета, что из областного… Сокращение вот недавно провели.
— Значит, совсем плохи дела? — посочувствовал Зотов.
— Совсем.
— А как же побочные проекты?
— Что вы имеете в виду? — воззрился на Сергея Бачило.
— Например, вот это. — И, действуя, скорее, по наитию, Сергей показал ему давешнюю «карту».
— Что это такое?
— Вы не знаете?
— Первый раз вижу. Зачем вы мне это показываете?..
Бачило смотрел на нее несколько мгновений, но Сергей мог поклясться, что за этот короткий промежуток времени в глазах ученого промелькнуло все: испуг, подозрение, удивление…
Но прежде всего — испуг.
ГЛАВА 8
Ты щедро опекаем КГБ.
Егор Летов
Ленинградский вокзал встретил весенней, истошной воробьиной стаей. Совершенно ошалевшие от тепла воробьи резво носились по всему перрону и орали так, будто только что собственноручно завалили кота и теперь опасаются мести со стороны его родственников.
«Или по-русски правильней сказать собственнок-лювно?» — подумал Хейти, припоминая особенности языка этой ненормальной страны.
— Касатик, ай красавец, можно спрошу, а? — Какая-то то ли давно не мытая, то ли просто от природы смуглая толстуха в цветастом платке торопливо подкатила сбоку, внимательно и оценивающе заглядывая в глаза.
— Нельзя, — отрезал Хейти машинально. Цыганка со свойственной ей проницательностью сообразила, что ловить тут нечего, и испарилась. А может быть, так на нее подействовал маячащий неподалеку патруль.
Хейти стоял на перроне, всеми силами сопротивляясь воробьиной суетливости и этому общему птичье-людскому сумасшествию. Его, отвыкшего от теплого ветра и солнечного тепла жителя северной Эстонии, ослепляли крики птиц, оглушали лучи солнца, толкало со всех сторон тепло… Дурацкое желание распирало изнутри, хотелось улыбаться во весь рот и идти… Куда попало.
Хотя куда попало идти как раз не стоило.
Стоило отойти чуть-чуть от вагона и встать. Деланно проверить документы. Потянуть время. Осмотреться.
Осмотреться ему не дали. Двое. Почти сошедшие с афиши гангстерского боевика или типового сериала о зловещей роли спецслужб в жизни государства. Белые рубашки, накрахмаленные до хруста, черные костюмы, остроносая обувь, короткая стрижка.
«Люди в черном», — подумал Хейти и на всякий случай встал так, чтобы большая спортивная сумка была между ним и этими приятными людьми.
Приятные люди сей маневр оставили без внимания и аккуратно обошли сумку с двух сторон, остановившись в полутора шагах от Хейти. Удобная дистанция для любых действий — от дружеского разговора до задержания.
— Здравствуйте, — произнес один приятный человек. Его Хейти решил именовать Первый.
— Добрый день, — сказал второй приятный человек, тут же получивший от Хейти банальное прозвище Второй.
— Приветствую вас, — нейтрально отозвался Хейти.
— Хейти Эвальдович? — спросил Первый.
«Господи, по отчеству меня не называли лет так… Двенадцать. Наверное, с самого начала „поющей революции“, — удивленно подумал Хейти. В эстонской традиции обращения к человеку отчество не использовалось.
— Карутар? — спросил Второй.
— Совершенно верно, — ответил Хейти, а про себя подумал: «Классно сработались парни!»
— Нам приказано вас встретить. И разместить.
Хейти, улыбаясь, кивнул. Однако с места не тронулся.
Парни удовлетворенно кивнули и выхватили удостоверения. Так выхватили, что Хейти даже не смог рассмотреть, откуда и каким образом они оказались в их руках.
Порассмотрев корочки, Хейти кивнул и поднял сумку:
— Пошли.
Теперь, однако, молча стояли парни, и пришла очередь Хейти лезть за своим удостоверением. После чего парни взяли Хейти в оцепление и, обеспечивая ему коридор в привокзальной толпе, бодрой рысцой домчались до черной, хищно вытянутой машины. Хейти даже марку разглядеть не успел, только бухнулся на мягкое сиденье, вежливо, но четко оказавшись зажатым между двумя широкоплечими ребятами.
Когда автомобиль тронулся, Хейти подумал, не мрачно, но с оттенком фатализма: «Как в кино».
Ощущение «киношности» происходящего усугублялось еще и тем, что всю дорогу молодые люди справа и слева молчали и смотрели перед собой. Шофер впереди вообще казался отлитым из какого-то высокоуглеродистого сплава. Очень прочного и гибкого только в местах, положенных по уставу.
