— Коня моего возьмите, он за стеной! — крикнул Илья.
— Не надо, — перебил его Гусев. — Клим приведёт Казначея в обитель. — И велел молодому светловолосому парню: — Слетай, поищи его.
Влас повёл свой отряд за обитель на юг, а Ромодановский и Гусев направились к конюшне. По пути Владимир спросил:
— Где ты порубил татей?
— Да здесь, в конюшне. Тебе, может быть, кто‑то из них ведом, — заметил Илья.
— Кто их знает, надо посмотреть, — ответил Гусев.
В конюшне Владимира передёрнуло от увиденного.
— Эко, право, какого зверя завалил, — сказал он и, глянув в лицо Молчуна, признал: — О, сие сын новгородского боярина Ивана Волка. Да помнишь, поди, как жгли в клетке двух Иванов да Дмитрия, изменников новгородских, кои немцев приводили из Ливонского ордена? Этому же по молодости милость оказали, лишь языка лишили. А вот рыжий мне неведом.
Возле татарина Владимир стоял долго, склонился и даже повернул лицо. Сказал значительно:
— Это Хамза, ордынский сеунщик [10] из посольства. Вон куда ниточка потянулась. Неспроста, — заметил он и, поспешив к тапкане, взял в руки заячий полог. — Это матушки–княжны? — спросил он.
— Её, — ответил Илья и тут же пояснил: — Сын Волка вытащил его из кладки, хотел куда‑то унести, очевидно, в подземелье. Тут я его и застал…
— Подземелье, говоришь? Это хорошо, что зацепка нашлась, — отметил Гусев. В его карих глазах вспыхнули огоньки. — Мы то подземелье найдём. Найдём! Знаю я этих новгородских хитрованов. Они и под рекой пройдут не вымокнув. — Он спросил Илью: — Ты когда в обитель вошёл?
— Солнце чуть только поднялось, — ответил князь.
— Вона! Мы же в скиту за Островом задержались. А сей миг уже за полдень пошло. И ещё раз искал после схватки?
— Да.
— В кельях, говоришь, никого нет? В храме? И в трапезной?
— Нигде ни души. В одной келье лишь горящую лампаду видел, а в трапезной тёплые горшки с кашей и щами.
— Так… — Владимир задумался, пощипал опрятную русую бородку. — Вот что. Идём в церковь. Там обязательно зацепку найдём.
— Да я всё там облазил. И раки в усыпальнице видел, и стены в ней всё ощупал.
— А в ризнице был?
— Весь пол обшарил, сундуки сдвигал.
— Это хорошо. Но всё-таки туда и пойдём. Думаю, что за сундуками паутину ты не увидел.
— Ну что там паутина!
— Да в ней и суть, — усмехнулся Владимир.
Князь Ромодановский и Гусев вошли в ризницу и осмотрелись. Владимир сказал:
— Видишь, там пол с уступом и ниже, чем здесь?
— Так. Но он как литой — ни щёлочки. И ни одна доска не шелохнётся, не скрипнет.
— Верно. Но мы всё-таки потрогаем его. — Владимир склонился у задней стены и, ухватившись за плинтус, подёргал его, обнажил меч и просунул между стеной и брусом, потянул меч на себя, и брус отжался от стены. — Вот она и разгадка тайного лаза, — бодро сказал он.
Владимир сошёл с трёх средних досок и нажал на меч сильнее. Под его усилием доски сдвинулись и словно бы поехали под противоположную стену, под уступ на полу. И открылся саженной длины лаз. Илья увидел лестницу. Его нетерпение было так велико, что он в тот же миг ступил на неё и поспешил вниз, во тьму. Гусев окликнул его:
— Подожди, княже! Витень [11] нужно бы найти или свечу хотя бы. Без них разобьёмся и проку мало будет.
— Да полно, любезный, и во тьме пройдём, — ответил Илья и добавил: — Искал я и то, и другое — ничего не нашёл. Скупо жили монахи или упрятали всё в захороны.
Тьма поглотила их мгновенно, лишь только они скрылись за первым поворотом. Илья шёл впереди, касаясь мечом и рукой стен подземного хода и кровли. Они были из брёвен — надёжны. И настил под ногами лежал из плах. Гусев считал шаги, ощупывал рукой левую стену, предполагая, что в главный вход могут влиться боковые ходы слева. Он подумал, что наверняка есть скрытые лазы в кельях и в покоях игумена. На тридцатом шагу рука Гусева провалилась в узкий лаз. Ещё через двадцать шагов он обнаружил проход чуть попросторнее. В подземелье было сухо. Гусев понял почему: оно проходило под сосновым бором в песчаных пластах. Шли Илья и Владимир осторожно, готовые к любым неожиданностям. А они поджидали спасителей. Знал Асан–Дмитрий–Певун, что ждёт его, если он попадётся в руки великого князя, предстанет перед его грозными очами. Шкуру с живого сдерут, и это будет самое малое, что угрожает ему. Потому он вовсе не хотел отдавать себя в руки палачей. Лучше смерть в схватке с князем Ромодановским, которого он узнал в конюшне. А ещё лучше перехитрить муксаидов — христиан по Корану — и увезти княжну на священную реку Куасар, в которой вода белее снега и слаще мёда. Сожалел Асан-Дмитрий, что потерял верных товарищей — Молчуна, Андрея–юзбаши и Хамзу–унбаши. Но, потеряв одних нукеров, он нашёл других. Видел он, как вспыхнули глаза новгородских бунтарей, когда он сказал, что в его руках дочь великого князя. Не сомневаясь, они согласились отвезти княжну по Волге в саму Астрахань. Асан–Дмитрий пообещал им:
— За хороший подарок бакшиш–хану Касиму вас ждёт царская жизнь. А если не захотите жить при дворце, вам построят обитель.
Старцы, собравшиеся на совет в келье игумена Вассиана, приняли обещание на веру и решили во всём способствовать похитителям княжны. Все они, ещё крепкие телом, жаждали покинуть монастырь и Русь. Они знали, что подземный ход поможет им бежать незамеченными из проклятого места и приведёт их к самой реке. А там у них был припрятан лёгкий и быстроходный струг и в нём — припасы на долгий путь. Стоило им дождаться ночи, и ничто уже не задержит их на Московской земле. Но ночь была ещё далеко, а преследователи близко, и один из них — в монастыре.
Асан–Дмитрий понял, что если он хочет выбраться из обители благополучно, то должен действовать, не теряя ни минуты. Увидев, как в конюшне завязалась схватка между его сотоварищем и князем, он прибежал в покой игумена, где находились старцы, и сказал:
— Святой отец, в обители государевы люди, сколько их, я не знаю, но нам пора уходить, пока их задерживают мои кунаки. Мы дождёмся ночи в подземелье.
— Мы готовы в путь, — ответил Вассиан и велел открыть лаз в своей опочивальне. — С Богом отверзите врата!
Исполняя волю пастыря, два монаха открыли в малом покое лаз, сдвинув, как это делал в церкви Гусев, средние доски. Служка Ипатий и Певун привели Елену и Палашу, укрытых в чёрные плащи, старцы накинули на плечи торбы с кормом, и следом за монахом с факелом все стали спускаться в подземелье. Кто‑то из монахов запел псалом:
— «Расторгнем узы их и свергнем с себя оковы их…»
И многие старцы подхватили псалом:
— «Живущий на небесах посмеётся. Господь поручается им…»
С пением государевы преступники исчезли в подземелье, закрылся, словно сам собою, лаз. Никто бы не мог сказать, что в покоях игумена Вассиана ещё несколько минут назад толпилось почти двадцать иноков. В покоях царила тишина, чистота и таинственность. Какая‑то сила надвинула на доски лаза пёструю дорожку и поставила стол. Всё это и застал Илья, появившись в покоях игумена спустя те самые несколько минут.
В подземелье сквозь пение прорывались возмущённые крики Елены и Палаши. Но они были слабые, непохожие на голоса здоровых девиц. Ещё утром княжну и сенную девицу насильно напоили квасом с беленой, и теперь они какой‑то час пребывали как бы во сне. И люди, и вещи казались им тенями, сами же они не ходили, а плавали, будто во сне, и были ко всему безразличны. Они забыли, что с ними произошло за минувшие полсуток, не представляли, где находятся. Лишь изредка к ним приходило некое просветление. Так случилось и в подземелье. Они начали кричать и звать на помощь, но силы их быстро иссякли, и они вновь впали в состояние засыпающих рыб.
Асан–Дмитрий неотступно следил за ними, иногда подносил к их лицам терпко пахнущую льняную подушечку, и окружающий мир становился для Елены и Палаши волшебным, притягательным.
Путники шли подземным ходом медленно и долго. Только Вассиану было ведомо, какой путь они преодолели. А он тянулся больше версты и к тому же ещё ветвился. Вассиан со старцами два раза сворачивали от главного хода. Наконец из узкого хода они вышли в просторную клеть с широкими лавками вдоль стен. Вассиан проверил, все ли собрались в клети, и велел Ипатию перекрыть проход в неё тяжёлыми дубовыми плахами. Они плотно и словно намертво ложились в пазы толстых брёвен, и вынуть их со стороны хода было невозможно. Когда Ипатий завершил работу, Вассиан сказал:
— Дети мои, здесь будем дожидаться наступления ночи. Да хранит вас Бог Вседержитель. — Асану–Дмитрию он прошептал несколько слов: — Мы с тобой, сын мой, берём слишком большой грех на душу, потому стоять нам смертно и без обмана.
