— Дед, а ты?.. — крикнула Даума, но дверь уже захлопнулась.
Сквозь сети ветвей сочился свет с негаснущего темно-жемчужного неба. Воздух был прохладным и свежим, и Коль жадно хлебал ночной таежный дух. Из скита неслись слегка усталые вскрики и топот. Плясали, видимо. Стало завидно и одиноко. Коль сунул голову в душную тьму и громко сказал: «Эй, шпана! Кончай бузить, отбой!» — «Да, уже…» — хлюпающим от смеха голосом отозвался кто-то — Коль даже не понял кто. Из темноты на него задышали — Коль отшатнулся; отдуваясь, вышел Цию.
— Ф-фу, как хорошо… Дед, что ты с нами сделал?
— Не я это. Медок.
— Чудесный продукт!
— Больше не дам.
— Не бойся, не сопьемся. — Цию, смеясь, тронул Коля за плечо.
— Все равно. Подлое это веселье, не настоящее.
— Что же в нем подлого?
Становлюсь ортодоксальнее ортодоксов, подумал Коль.
— Какие же мы ортодоксы? — ответил Цию. — Просто хорошие робяты.
— Черт бы побрал эту вашу пси!..
— Дед, что ты! Это же такая прекрасная штука!
— Я знаю, мил друг, кака така она прекрасная.
Цию внимательно посмотрел на него. Помялся.
— Дед, мы… чувствуем себя виноватыми. Что слышим. Ты не сердись на нас, пожалуйста. Хорошо?
— С чего ты взял, что на вас? — улыбнулся Коль. — На себя.
— И на себя не надо. Когда ты вернулся сегодня из лесу, мы почувствовали… — Черт бы вас побрал.
Цию кивнул и, вновь приоткрыв дверь, крикнул внутрь: — Эй, хватит париться, смертные! Дед зовет на прогулку!
И Сима вышла, будто стояла у порога и ждала, когда позовут.
Белки, белки! Медведи, куницы, лисицы… кобылицы… Девицы. Черт!
— Не на прогулку, а дрыхнуть пора! — угрюмо поправил Коль.
— Мы чуток проветримся и рухнем, — пообещала Сима. — А кстати, дед, ты ведь озеро обещал показать. Может, прямо сейчас? Светло ведь. Я такой ночи никогда в жизни не видела.
— Черта лысого, красавица, — проворчал Коль. — У тебя кровушка молодая по жилкам бегает, а мне, старику, на покой пора, погреть кости.
— Да, прости, — покаянно сказала она. — Я забыла. Очень тянет погулять, поговорить…
Вот змея… Змеи! Змеи!
— Здесь много змей? — спросила Сима.
Коль только сплюнул в сердцах и пошел к сараю. Отойдя шагов на десять, за пределы слышимости, обернулся. На крыльце стояли и дышали все четверо.
Сима была стройной, как кабарга.
— А ежели неймется, Серафима-красавица, то речка вона, рядышком! Охладись!
При воспоминании о вынужденном купании в реке всех передернуло.
— Н-нет уж, — пробормотала Даума.
— Мы вокруг дома слегка погуляем, — ласково глядя на нее сверху, предложил Цию. Но даже тут она должна была сделать вид, что могла бы и не согласиться.
— Пожалуй, — покрутила приплюснутым носом. Парень улыбнулся еще шире, и они, как король с королевой, сошли по голосистым ступеням, повернули и скрылись за углом скита. И сейчас же Сима, будто испугавшись того, что осталась вдвоем стоять рядом с Макбетом, звонко крикнула:
— А я так пойду окунусь!
И кабаржиными легкими скачками унеслась в темную массу деревьев, замершую во влажной тишине. Помелькало, удаляясь, светлое пятно майки, потом деревья захлопнулись.
— С ума сошла, — сказал Макбет дрожащим голосом. — Заблудится…
— Утром найдем, — ответил Коль из своего далека. — Зверь нынче сытый, добрый… не загрызет.
Мак стоял на крыльце, будто знал, что Коль хочет расстояния. Постоял, затем, переломившись в поясе и коленях, опустился на ступеньку крыльца. Печально проговорил:
— Тишина какая… Будто в мире и нет никого.
— На десять тыщ квадратов нас пятеро, — подтвердил Коль. — А так и впрямь один я тут. Да зверушки.
— Ты действительно Симе позировать будешь… с медведем?
— Нет, конечно.
Помолчали. Небо истекало призрачным светом.
— Чего ты киснешь? — спросил Коль.
— Видно? — Макбет воровато взглянул на Коля и сказал: — Люблю ее очень.
— А она знает? — глупо спросил Коль.
Макбет только усмехнулся:
— Конечно.
— И — нет?
— Не-а.
— Зачем же поехали вместе? У тех — пара, а вы… мучительство одно.
Макбет помедлил.
— Разрешила… А мне так все равно лучше. Лучше рядом мучиться, чем вдали.
— Экий ты, братец, не мужественный. А еще южанин. Это Симке такие фортеля позволительны, у ней кровь холодная, северная…
Макбет опять помолчал. Даже не обиделся, чудак.
— Кровь у нее, как я понимаю, бурлит и пенится… Ладно. — Он вдруг встал. — Пойду-ка залягу. Спокойной ночи, дед. — И, пригнув голову, чтобы не задеть притолоку, ушел в темноту скита. Слышно было, как он ворочается, умащиваясь на скрипучем полу. Потом затих, все совсем замерло.
Так. Их могли прислать. Для какого-то очередного надо мной эксперимента. В целях адаптации. Дальнейшей. Успешной. Дали годик погнить в лесу, чтобы спесь поотшибить, и — подбросили тщательно подобранную и вызубрившую роли опергруппу. Вот, мол, наша здоровая молодежь, наша смена, подрастающее поколение. Симпатичные, правда? Попробуй-ка не согласиться, старый козел! Но проблемы есть, без проблем не бывает, не ты один, хрен космический, с проблемами. Все с проблемами, и никто от них не умирает. Счастливая пара — да, это нормально. Но девушка явно не во вкусе козла — чтобы не запутать его рефлекторных движений. А вот несчастная пара. И девушка, гляньте-ка, полный персик! Сейчас как выйдет из-за дерев мокрой русалкой — брюки ведь лопнут. Если, конечно, мхом все не заросло… Ничего, подлечат, главное, чтобы наживку заглотил. И — у-тю-тю, к нам, в наш светлый мир! Ходи среди нас единственным уродом, мы посочувствуем!
Какая чушь лезет в голову! Замечательные ребята свалились с небес, радоваться надо!
Станешь шпиономаном, когда у тебя в башке хозяйничает кто хочет, а ты, этого даже не чувствуя, даже не ведая, что им видно, что нет, стоишь посреди зрячих бельмастым козлом и знай себе мемекаешь только: ме-е!.. ме-е!.. десять ме-е-етров! Да там, может, целый институт пахал весь год, чтобы меня наколоть!
А зачем им, собственно, меня накалывать?
А что, собственно, имеется в виду — наколоть Коля Кречмара?
Стал бы я выдирать из его грязной норы безногого спившегося калеку и селить в своей квартире, чтобы им любоваться постоянно, — и не просто выдирать, а с ухищрениями, с интригами, с пятерным обменом цепочкой, с обильным подмасливанием городских властей… Черта лысого! А они?
О Господи…
Из-за угла, держась за руки и не то молча, не то воркуя, медленно ступая по росистой траве, показались Цию и Даума. Улыбнулись Колю, сказали: «Спокойной ночи» — и вошли в скит. Коль тоже улыбнулся и сказал: «Спокойной ночи». Задребезжали старенькие пружины дивана. Даума тихонько засмеялась, потом они явно поцеловались, опять поцеловались, старательно пытаясь соблюдать тишину, и через несколько секунд раскатистым басом гаркнула какая-то особенно подлая пружина; Даума снова засмеялась, и тогда уже действительно все затихло.
Земля плыла сквозь дымчатый хрусталь.
Где ж это красавица застряла, подумал Коль. Русалка выискалась! Тревога стремительно вспухла, затопляя сознание. Я тут сижу, гнусь измышляю — а она действительно заблудилась, что ли? А может — течением об камень?.. Против воли он сделал несколько шагов к реке, но в этот миг из сумрака выступила Сима и, ни слова не говоря, поманила Коля рукой. Коль задохнулся. Что такое? Пересек поляну, подошел. До скита метров тридцать. До Симы — шаг. Она сказала смущенно:
— Прости, я ждала, когда Мак уйдет, боялась, услышит. Я не хочу спать в скиту. Мак… ему тяжело, когда я так рядом. Он не спит, и я не могу.
— Чавой-то? — спросил Коль.
— Он не спит, горюет…
— Чего ж это он горюет в таку погоду?
Она озадаченно взглянула на Коля:
— Он же меня любит.
— А-а, — отозвался Коль. — И спать тебе не дает, фулиган несознательный!
— Ну что ты… Зачем ты так говоришь?
И Светка тогда кричала: «Зачем?!» Она же слышит!!!
— Мне… его жалко, но что же делать?
Коль сдержанно предложил:
— Хочешь, в скорди ложись, на сиденье. Там, правда, тесновато, а ты девка голенастая… поместишься?
— Помещусь. — Сима улыбнулась. — А ты где?
— Как зайчик, под самой дальней сосенкой. — И внезапно вырвалось: — Чтоб тебе не стало меня жалко.
— Послушай, — заговорила она очень поспешно, — я шла и наткнулась на крест. Я знаю, так раньше хоронили. Ты кого-то здесь… потерял?
Коль помолчал.
— Кабарга у меня была, дружили очень. Красивая, как ты вот. В холода ее волки порешили.
— Расскажи.
Коль стал вспоминать. Глаза Симы влажно заблестели, она вслушивалась жадно и грустно.
— Спасибо, я поняла…
— Ну вот, — сказал Коль, — распечалил я тебя, старый дурень…
