— Мелькала бы каждый день поблизости, хоть бы глаза порадовались…
— Почему?
— Ты очень красивая.
Действительно, красивая. Что-то итальянское, наверное. Только села отвратительно: ног не видно, стол.
— Ты итальянка?
— Иллирийка.
— Тоже здорово. Ядран…
— Любишь море?
— До озверения. Гийом звал сегодня, но как-то… Я — и все врачи. Наверное, со своей аппаратурой. Унизительно.
— Не надо так думать, Коль. Разве забота унизительна? Ты столько перенес…
— На ногах.
Она только через секунду поняла игру слов, засмеялась.
Как бы это пересесть, чтобы видеть ее всю.
— Хочешь, я возьму тебе соку? — спросил он.
— Нет, спасибо, Коль.
И стол, собака, просторный, коленками не стукнешься…
— Гийом не обещал вернуться, — вдруг сказал он. — Я соврал. Боялся, ты уйдешь.
Нет, что-то не так было между ним и ими. Ничего невозможно понять. Она расцвела, словно он сделал ей невероятный подарок.
— А я не ушла.
У Коля опять пересохло в горле.
— Как тебя зовут-то хоть?
— Светка.
— Светка… — со вкусом повторил он. — Ты извини, Светка, я сейчас действительно малость прибабахнутый. Пошутить толком не в состоянии. С Гийомом мы сейчас поговорили очень умно, очень серьезно и абсолютно непонятно.
— О чем? — тихо спросила она.
Он только рукой махнул.
— Я восхищаюсь тобой, Коль, — сказала она. — Нет, не тем, что ты такой пилот, что водил машины в самых бешеных атмосферах, что крейсер в одиночку дотянул до Земли, это все тоже прекрасно, но это ремесло, рефлексы… Я — ассистирующий психолог… знаю, что говорю, мы занимались психографированием экипажа по засечкам ежедневных осмотров и тестов, которые вы делали так пунктуально… Это же кошмар, на утлом звездолетике вы столкнулись с такими силами… А ты вернулся добрее, чем был.
Вот это поехали за орехами, подумал Коль. Добрее… Да я бы тебя прямо здесь изнасиловал! Если аритмия позволит… и конвергенция эта, как ее… Нет, не позволит. И уважение не позволит — к женственности твоей и к чистым глазам… На языке завертелось жалкое, козлоногое, голозадое: «Тогда сжалься, давай переспим!»
Она покраснела как маков цвет.
Учуяла что-то.
— Спасибо на добром слове, — сказал Коль мягко. — Знаешь, Светка, ты ужасно похожа на одну замечательную женщину, которую я очень любил. В той жизни. Просто вылитая.
Она вздрогнула крупно, трижды, словно кто-то невидимый отстегал ее кнутом. Но его уже понесло:
— Я улетел, а она осталась. Мы, наверное, еще до Тау не добрались, а она уже стала старушкой… а может, и умерла. Я ее до сих пор люблю… а ты просто вылитая. Я как ошалел, когда ты вошла. Поэтому извини, если я иногда… ну, смотрю слишком…
У нее, кажется, даже слезы навернулись. Ей нездоровится, может? Тьфу, какое теперь нездоровье. Неужели так сочувствует? Добрый знак…
В Кишиневе у Коля действительно была регулярная подружка, по выходным он мотался к ней с авиабазы. После второго аборта она что-то расклеилась, а тут как раз кликнули добровольцев для Аральской операции; Коль воспользовался случаем, подал заявление и, оказавшись героем, так и не вернулся. Получил два преданных письма уже в Звездном — и откуда узнала про Звездный? — но на оба не ответил, открылись другие горизонты… Да и совестно было перед нею.
Что, Гийом? Это ей сейчас рассказать? Это?!
— У вас были дети? — едва не плача, спросила Светка.
— У нее — наверное, — печально улыбнулся Коль. — Хорошо бы, если так. А я не успел.
Свечерело. В буфете стало сумрачно, затекала снизу, от степи, синева.
— Полетишь со мной к морю? — спросил Коль тихо. — Соглашусь и на врачей, и на их инвентарь. Мужская компания просто поперек горла встала.
У Светки было лицо обиженного ребенка.
— Коль, — позвала она, уже словно превозмогая себя. — О чем вы говорили с Гийомом? Расскажи мне, пожалуйста.
— О хищных гейзерах, — нетерпеливо ответил он. — Полетишь?
И тут она вдруг встала. Так резко, что, толкнув висящий столик, чуть не опрокинула пустой Гийомов бокал.
— Я должна подумать, Коль, — проговорила она, и голос был совсем чужой, без малейшего намека на недавнее тепло. — До свидания. — И она почти бегом вылетела из буфета. Он наконец вновь увидел ее ноги, но от этого только сердце закрутило мясорубочным винтом. Кажется, она бежала вниз и по эскалатору.
Коль остался сидеть, ошалев. Как оплеванный.
Нет, что-то не так было между ним и ими всеми, что-то не так. Что-то не так.
…Утреннее солнце захлестывало комнату, как в первый день. Словно ничего не произошло. Всеволод вошел, широко улыбаясь, и сказал голосом командора:
— Я на зов явился! — Сменил тон: — Что случилось такое срочное?
Его улыбка умерла, а потом стекла с лица, как вода.
И это было все. Можно ни о чем не спрашивать.
— Да, Коль. Ты правильно понял.
Добрыня сгорбился и как-то сразу усох.
Даже удобно. Коль еще не успевал огранить вопрос словами, а Всеволод отвечал.
— Обычно пять — семь метров. Только гениально одаренные люди принимают на километры, изредка на десятки — но таких по пальцам перечесть.
— Садись, маршал, — сказал Коль вслух. — В ногах правды нет.
Всеволод послушно сел.
— На что же вы надеялись? — негромко спросил Коль.
— Решено было обеспечить постепенное вхождение… а пока ты не адаптируешься, не начнешь правильно относиться к миру в целом, потом не начнешь правильно относиться к тому, что тебя слышат… — всем выглядеть как ты. Но… — Он помолчал. Молчал и Коль. — Случайные проколы пошли сразу. А твое отношение к себе… к своим воспоминаниям и своим же собственным мыслям… такой разрыв…
— О чем ты?
— Подожди. — Всеволод, сам теряясь, с силой провел пальцами по вискам. — Дай собраться с мыслями. Так неожиданно…
— Значит, все это время я как голый ходил перед вами? Перед вами всеми?!
— Подожди, Коль. По порядку… — Чихал я на порядок! Да, скажи? Да?! — Да, — невнятно выговорил Всеволод. — Так… — Коль сцепил пальцы рук, глядя в пол. — Так.
Мертвым голосом, спрятав глаза, Всеволод начал по порядку:
— Вскоре после вашего отлета разразилась жуткая эпидемия. Занесли с Луны… Чудом удалось быстро найти методику лечения, иначе… ты рисковал застать пустую Землю. Методика была сложной, комплексной — химия, облучения… и плюс всем детям следующего поколения делали прививки, тоже комплексные. И вот такой побочный эффект. Дети этих детей оказались телепатами. Представляешь, сколько страшных коллизий возникало, когда они начали подрастать? Ведь родители даже не понимали сразу, это не замечалось несколько лет… а детишки с рождения с этим, иного не представляли. Самоубийства были, детоубийства были, потом планету разделили на зоны… Твое по сравнению с этим, прости, Коль, — тьфу! Ты пришел уже в стабильный мир! И мы все понимали, как тебе может оказаться… — Он помедлил, подбирая слово, видимо избегая сказать «тяжело». Сказал: — Неуютно. Но, представь, мы до сих пор не знаем, как этот эффект возник, чем он индуцирован. Не знаем, как его вызвать у взрослого человека… не знаем даже, возможно ли это в принципе! Сейчас эти работы очень активизированы из-за твоего появления, но… Может, черт возьми, напрочь уничтоженный вирус тоже как-то участвовал в прогрессе! И вот решили вводить тебя постепенно, чтобы избежать шока, чтобы ты как-то освоился вначале… Почувствовали, что тебя обидели наши простецкие рубахи при встрече, — нашлепали за ночь мундиров и в то же время постарались на этом примере объяснить тебе разницу между формальной субординацией и действительным уважением, как она сейчас понимается… И, знаешь, идея прижилась…
— А похороны?! — вдруг крикнул Коль и даже на миг привстал с кресла. — Что? Тоже карнавал?!
— Нет, Коль. Нет. Стене действительно два века.
— На колени вставали — из-за меня?!
— Мы хотели, — побелевшими губами пролепетал Добрыня, — показать тебе, что не надо стесняться порыва. Захотел — сделал… Это было ужасно, когда ты хотел встать на колени перед телами друзей — и сдержался…
— Садисты.
Всеволод помолчал.
— А вчера Гийом рискнул, буквально открытым текстом объяснил… Ясутоки был против, потому и не пошел с вами из зала, но сам он ничего конструктивного предложить не мог, а мы были почти в панике, мы чувствовали, ты проваливаешься куда-то во враждебность…
— А потом девчонку подослали проверить, как пещерный козел усвоил урок? Мужика не нашлось?
— Светка… — медленно проговорил Всеволод. Его лицо совсем потемнело. — Она очень эмоциональная девочка. И ты ей очень нравился, Коль, именно за то, за что она сказала… и правильно, в сущности, сказала, мы все уважаем тебя. Когда Гийом сказал…
