Но рядом с этими светлыми сторонами женевской жизни выступали и неразлучные с ними темные стороны. Господствовавшее во всех классах благосостояние породило любовь к роскоши, которая, в связи с легким и подвижным характером населения и постоянным наплывом иностранцев, гибельно отражалась на общественной нравственности. Разврат совершался открыто, и все ограничительные меры городских властей сводились лишь к тому, чтобы по возможности урегулировать его. Страсть к игре также свирепствовала среди жителей Женевы. Часто благодаря этой пагубной страсти целые семейства разорялись в короткое время. Но все эти темные стороны были, в сущности, обычными явлениями всякого большого торгового и промышленного центра. Наряду с печальной легкостью нравов мы видим здесь и черты глубокой религиозности и истинного самопожертвования. Многочисленные храмы, украшенные драгоценными произведениями искусства, более двадцати религиозных братств, члены которых по большей части состояли из ремесленников, частые и богатые пожертвования в пользу церкви – все это, конечно, свидетельствует о религиозном духе, которым было проникнуто женевское население. Но еще более говорят в его пользу многочисленные благотворительные учреждения. При населении приблизительно в 20 – 25 тысяч человек в Женеве было не менее девяти госпиталей для бедных; кроме больниц, здесь имелись и богадельни для стариков, для нуждающихся проезжих, для нищих, старающихся скрыть свою бедность; устроен был даже приют для заброшенных детей. И все эти учреждения, так же как и ученая академия Версонэ, имели церковное устройство.
Но важнейшей отличительной чертой женевских граждан, более всего отразившейся на ходе исторической жизни города, был их пламенный патриотизм и непреодолимая любовь к независимости. Эта любовь к свободе придает особую окраску всей истории Женевы, всем явлениям ее политической и религиозной жизни.
Как мы уже видели, из трех властей, разделявших между собой город, власть графа была наименее значительной. Но савойские герцоги, к которым перешла эта власть, были слишком честолюбивы, чтобы довольствоваться ролью простых исполнителей приговоров женевского синдиката. Всевозможные средства – хитрости, подкупы, угрозы – все пускается ими в ход, чтобы постепенно расширить свои права, стать твердой ногой в городе. Но у герцогов, помимо горожан, ревниво оберегавших свои вольности, был другой соперник – епископ, который всегда принимал сторону граждан и издавна считался их естественным защитником и охранителем против притязаний графа. Таким образом, чтобы добиться цели, герцогам оставалось одно – расстроить доброе согласие между обоими союзниками. Средство для этого нашлось отличное. Под влиянием савойского двора папа присвоил себе право самому избирать епископов для Женевы и стал назначать на этот важный пост принцев из савойского дома. Новые епископы, по большей части люди в высшей степени недостойные, стали, конечно, содействовать во всем замыслам герцога, и в 1513 году Иоганн Савойский, самый безнравственный из всех, совершенно уступает герцогу Карлу III свою светскую власть и совершает целый ряд возмутительных насилий над свободой и жизнью граждан. С тех пор между герцогом и епископом, с одной стороны, и гражданами Женевы, с другой, – начинается ожесточенная борьба, которая продолжается вплоть до 1535 года. Во главе партии патриотов стоят трое замечательных людей: Бертелье, Безансон и Боннивар. Они ищут союза с соседними кантонами, Фрейбургом и Берном, которые действительно обещают им свою помощь против Савойи. Но вместе с этим они открывают доступ в Женеву реформации.
При своих обширных сношениях с соседними странами Женева, конечно, не могла оставаться в неизвестности относительно происходившего в них религиозного движения. Тем не менее, реформация вряд ли могла бы рассчитывать здесь на серьезный успех. Несмотря на то, что духовенство и здесь часто вызывало осуждение благодаря своему недостойному образу жизни, в Женеве все-таки не было того враждебного отношения, той оппозиции против духовенства, которая в такой степени обусловливала успехи реформации в Германии. Город был безусловно предан католичеству, и даже измена последних епископов, поставленных Римом, не могла изгладить из памяти граждан тех услуг, которые были оказаны городу их предшественниками. К тому же новый епископ, поставленный в 1523 году, был предан интересам скорее граждан, чем Савойи. Гораздо больше значения имел в этом отношении союз с Берном.
В начале этой борьбы Берн, несмотря на обещание помощи, относился довольно холодно к критическому положению своего союзника. Партия патриотов терпела поражения, мужественный Бертелье был захвачен герцогом и казнен, Боннивар томился в заключении в Шильонском замке[3], другие вожаки находились в изгнании, а обещанная помощь все не приходила. Но с 1526 года в политике этого двусмысленного союзника намечается крутая перемена. В 1526 году протестанты одерживают в Берне верх над католиками, и с тех пор этот кантон решительно выступает в защиту Женевы. Уже и раньше бернские граждане стали появляться в Женеве, проповедуя новое учение, обличая пороки духовенства и находя сочувствие преимущественно в среде людей мало религиозных, желавших сбросить с себя узы церковных предписаний или ненавидевших духовенство и его главу, епископа. Совет, хотя и не сочувствовал этому движению, но, дорожа дружбой Берна, смотрел сквозь пальцы на такие проповеди. Таким образом, в этом недавно еще столь преданном католичеству городе появилась партия, не столько реформационная, сколько антиклерикальная. Вряд ли, однако, оппозиция церкви зашла бы далеко, если бы не политика Савойского двора.
Для Карла III это движение показалось лишь удобным средством, чтобы придать больше законности своим посягательствам на свободу города. В своих донесениях императору и папе он не замедлил представить дело так, будто весь город склонен впасть в ересь, а сам он является лишь защитником интересов католицизма. Это обстоятельство решило дело. Приписав церковной оппозиции характер борьбы за независимость, он тем самым усилил ее популярность в народе. Теперь приверженцы новых идей стали выставлять себя единственными искренними защитниками Женевы и, под прикрытием патриотизма, продолжали свою религиозную агитацию. На духовенство и монахов стали смотреть подозрительно, как на врагов свободы и приверженцев Савойи. Совет также стал относиться к духовенству менее почтительно, задерживал выдачу десятины и, в ответ на заступничество католического Фрейбурга, предложил ему убедить соборный капитул и остальное духовенство “употреблять свои доходы более достойным образом, иначе ему придется отдать десятину бедным в госпиталь”.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
