— Простите меня, господин, — заплакала она, хватая его за сапог и падая на колени.
— Грета? — изумился он.
— Господин дивоярец, — упорно не называла она его по имени, — сжальтесь надо мной!
— Что с тобой случилось? — смягчился он при виде её непонятного горя.
— Я только что купила домик, — заливаясь слезами, проговорила девушка, — Я же не знала, что так выйдет! Потратила денежки на швейную мастерскую, а теперь надо всё бросать! Нет у меня денег, чтобы купить лошадь и тележку! Такие цены грабительские! С пустыми руками пойду!
Тут она так горько зарыдала, что у него сжалось сердце. Бедная девочка только думала наладить жизнь!
Что делать, как помочь ей? Нет у него с собой ни монеты, и лошадь взять негде, потому что нет сейчас просто свободных лошадей!
В замешательстве он начал оглядываться по сторонам, не зная, что можно предпринять, и увидел внимательные взгляды: на Грету смотрели, и читалось в этом презрительное: шлюха! Дивоярская шлюха, так тебе и надо! Никто ничем тебе не поможет!
— Оставь все вещи, Грета, — сказал он ей, — пойдём со мной.
Она так и обмерла, вся сникла от отчаяния. Он потянул её к себе, посадил на коня сзади и велел крепко держаться за него. Потом, не обращая ни на кого внимания, направился к королевскому дворцу.
— Всё украдут, — сказала Грета за его спиной.
— Неважно, — ответил он, хотя и сам не знал, как будет он решать её судьбу.
Западная половина города пока стояла нетронута — здесь начнут сборы через месяц, когда покончат с восточной частью.
С девушкой за спиной Лён проехал под удивленными и завистливыми взглядами прямо на двор перед дворцом. Провёл испуганную девушку по разорённым коридорам и провёл её в свою комнату, которую никто не посмел трогать даже без всякого заклятия.
— Побудь пока здесь, — сказал он ей, — А завтра что-нибудь придумаем.
Конечно, он мог добыть ей денег, но сейчас у него не было на это времени.
* * *
Тот холм на границе королевства Сильвандир, в котором был вход в подземную страну, здесь назывался эльфийским холмом. Про него ходили сказки, как про всякое такое место, что-де в незапамятные времена жил в этом холме таинственный народ остроухих. Что открывались раз в тысячелетие у подножия холма зелёные ворота, и выезжала на белом коне королева эльфов со своей свитой. И что бывало такое: забирали к себе эльфы кого-нибудь из людей, и тогда такой человек пропадал навеки, и никто не знал, что с ним дальше было. А другие говорили, что видели людей, вышедших из холма. Говорили, что время внутри страны эльфов течет вспять, и тот, кто попадал туда, уже никогда не старел. Входил такой человек туда старцем, а выходил молодым.
Теперь Лён точно знал, что это всё сказки и небылицы. Эльфийский холм на краю королевства Сильвандир уже лет так полторы тысячи стоит пустой: столько лет назад погиб мир внутри него. И только теперь до молодого дивоярца дошло как именно это случилось.
От Гедрикса, от его памяти он получил непоколебимое убеждение, что мир его погиб оттого, что эрл разбил Живой Кристалл. Все годы своих странствий, до самой смерти, Гедрикс винил себя в убийстве своей родной страны. Лён теперь знал, что граф не виноват ни в чём. Кристалл не управлял жизнью подземного мира, не он содержал своей силой гармонию этого замкнутого пространства. Не с разрушением Кристалла замерзло море Грюнензее и осел ледяными хлопьями воздух. Это сделала Эйчвариана — при помощи рычагов управления погодой. Просто выключила этот мир. Сделала это за своей надобностью — хотела попасть в Джавайн!
Как он ненавидел эту подлую гадину, которой было ничто погубить множество народу ради своей прихоти. И самое гадкое то, что она сделала это так, чтобы Гедрикс подумал, что в этом его вина. Он не знал как унести огромный кристалл, и разбил его — это она дала ему невыполнимое задание!
Это всё он думал, пока смотрел с высоты полёта грифона на цветущий мир внизу. За две недели его отсутствия выросли по удивительному эльфийскому волшебству прекрасные леса и наполнились чистой водой реки. Снова бил прибоем в берега великолепный Грюнензее, как и другие моря этого огромного пространства. Здесь возвышались горы и были чудные, плодородные долины. Здесь уже летали пчёлы, бабочки, реки полны рыбой, завелись лесные и полевые звери. Откуда, из каких тайников были взяты их зародыши? Как всего за две недели снова ожила эта дивная страна?
Летал он и на Рауфнерен, где снова гремели мощным, устрашающим прибоем грозные скалы-иглы, охраняющие разорённое хранилище кристаллов.
Дворец в горах, который он больше не называл дворцом Эйчварианы, стал его домом, куда он перенёс свои драгоценные эльфийские осколки, о которых всё время беспокоился, покидая свой дом в небесном городе. Сюда он будет сносить всё, что отыщет. А он найдёт и клад Финиста, и добычу Елисея, добудет и тот каменный шар, сгинувший в окрестностях Дерн-Хорасада.
Вот так делил он свое время между радостью и горем. Ещё две недели шло переселение восточной части Сильвандира, и ничего хорошего для народа в этом не было. Он не оставлял Пафа, который пытался ободрить свой народ и говорил ему: так надо, сейчас трудно, но потом всё утрясётся, терпите, люди. Его друг отдал всё, позволил разграбить наследие королей Сильвандира, чтобы облегчить людям переезд. Он лично казнил мародёров и летал на своем белом жеребце Вейко над восточными землями, гневно карая воров и наказывая самоуправство. Его мучение и страдание понимали все сильвандирцы, и не осуждали своего короля. Что он мог сделать против всесильного Дивояра, хотя сам был дивоярцем! Но и его терпению пришёл конец, когда пришли вести с западного края, от королевства Бреннархайм, что тамошние люди уже потихоньку начинают шарить по территории Сильвандира и грабить население.
— Этому унижению уже нет предела! — мечась по своему опустевшему кабинету, рычал он.
Дивояр смотрел на это очень философски: таких переселений на памяти небесного города было уже немало, и опыт тысячелетних магов говорил, что всё утрясётся и образуется. В конце концов, разве не предок Алая, некий варвар-наемник Сильван Хромой устроил в этих землях захватническую резню и порешил тогдашнего короля, завладев его короной и королевой? И ничего — утряслось. А стали бы тогда маги устраивать разборки, судить виноватых и защищать правых — сколько крови ещё бы пролилось! Нет же, признали разбойничий успех Сильвана Хромого как де-факто и приняли как де-юре. Пройдет, Паф, — говорили ему друзья-старшекурсники.
О, надо видеть как виртуозно производил командование перемещением Пантегри! Присутствовал в этом рослом, честолюбивом жаворонарце какой-то артистизм, когда он выступал во главе отряда эвакуаторов, словно на торжественном мероприятии. Когда он в сопровождении своей свиты на белых жеребцах стремительно облетал идущие колонны беженцев и подгонял господ гвардейцев. Как шли они красивым клином над брошенными и разорёнными сельскими домами и с лёту посылали языки огня в опустевшие постройки, чтобы невозможен был возврат, бегство к прежней жизни. Как горели его глаза, и гордо вздымалась сильная грудь, оттого что чувствовал он свою власть, и за ним была вся мощь небесного города. Вот только теперь Лён осознал, что представляют собой жаворонарцы, и чем вообще завлекает их Дивояр.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
