О, надо видеть как виртуозно производил командование перемещением Пантегри! Присутствовал в этом рослом, честолюбивом жаворонарце какой-то артистизм, когда он выступал во главе отряда эвакуаторов, словно на торжественном мероприятии. Когда он в сопровождении своей свиты на белых жеребцах стремительно облетал идущие колонны беженцев и подгонял господ гвардейцев. Как шли они красивым клином над брошенными и разорёнными сельскими домами и с лёту посылали языки огня в опустевшие постройки, чтобы невозможен был возврат, бегство к прежней жизни. Как горели его глаза, и гордо вздымалась сильная грудь, оттого что чувствовал он свою власть, и за ним была вся мощь небесного города. Вот только теперь Лён осознал, что представляют собой жаворонарцы, и чем вообще завлекает их Дивояр.
Жаворонар — дикий и неустроенный мир, обиталище охотничьих племён, незнакомых с земледелием, со слабо развитыми ремёслами. Попасть из него окультуренную среду Дивояра, получить все удобства и привилегии небесного мага — это стоит самой искренней преданности! Природная воинственность жаворонарцев идеально сочеталась с кастовой надменностью небесных магов, в итоге давая самых бестрепетных, никогда не сомневающихся слуг Закона. Вот почему Пантегри, Диян и даже более рефлексивный Очерота полагали, что Паф и Лён должны испытывать восторг от своей "миссии". Ведь оба показали себя в учёбе такими крутыми парнями!
"Ты дикарь, Пантегри!" — бессильно думал про себя Лён, наблюдая, как безжалостно порой обращается тот с людьми.
Когда к жаворонарцу бросилась с просьбой о помощи девчонка, которая млела по нему в те дни, когда все они были веселы и беспечны, гуляли в кабаках и флиртовали с девушками, Пантегри решительно пресёк малейшие претензии на особое положение: никакого кумовства! И был горд своей принципиальностью.
Ох, и эти парни его учили жить! Наставляли его как следует справляться с проблемой рока! Говорили об оправданности лёгких отношений. О моральной компенсации за нелёгкое служение дивоярца, поскольку материальное вознаграждение — пошлость! Вот теперь понял Лён, отчего пришлась по душе Пантегри и его друзьям история завоеваний Гаральда Гардрады — этот дикий викинг есть их идеал.
— Мне никогда не смыть с себя этот позор, — сказал Лёну как-то вечером товарищ.
Он уже отказался от имени Алай и предпочитал, чтобы его звали по-прежнему — нисколько не идущим ему и вообще ненастоящим именем Паф.
Назавтра предстояло начинать эвакуацию западной части. После всего того, что было с восточной половиной Сильвандира, народ западной был в ужасе. Завтра утром первые колонны двинут в сторону Бреннархайма и будут идти целую неделю, если не больше.
— Паф, хотел бы ты быть королём своему народу? — неожиданно прорвало Лёна.
— Смеёшься, что ли?
— Спасти хоть оставшуюся половину!
— Я думал об этом, — устало признался друг, — Летал тайком в Дивояр и просил Совет дать нам пустующие земли, хоть самые плохие. Нет, там последние полторы тысячи лет политика строгая: новых земель не занимать!
— И всё же есть такая незаселённая земля — большая, огромная. Больше твоей в десятки раз! Ты не представляешь, что это такое!
И он рассказал другу про свое открытие: эльфийский холм, только не сказал, что когда-то в этом месте произошло. Теперь этого уже не будет: никто, кроме него, не заберётся в хрустальный дворец в горах Кентувиора и не выключит этот мир.
Сначала Паф отказывался верить, потом воодушевился и буквально ожил. Той же ночью он слетал с Лёном к эльфийскому холму, побывал внутри и вернулся, очарованный увиденным. Это было так чудесно, как в сказке. Они вдвоем разработали план как увести народ в это тайное место. Делать это надо непременно ночью, чтобы дивоярцы в свои наблюдательные экраны не увидели, куда исчезает народ Сильвандира. Надо сделать всё за одну ночь, для чего надо будет устроить последний привал рядом с холмом.
— Я буду навещать вас и приносить вести сверху! — блестя глазами от радостного возбуждения, шептал Лён Пафу.
— К чёрту Дивояр! — тихо смеялся Паф. — Я не хочу жить тысячу лет!
Всё получилось на удивление легко и просто. Благодаря Пантегри и его команде, колонны беженцев были выстроены очень аккуратно — ничего лишнего. Городские районы один за другим двигались в путь — слаженно и чётко, совсем не то, что с восточным крылом. По пути к ним присоединялись сельские части, и всё напоминало хорошо разработанную военную операцию. Никто не знал, что до места назначения сильвандирцы не дойдут. Так двигались шесть дней с ночными остановками, и король Алай не отходил от своего народа, постоянно во всем им помогая, подбадривая, наводя порядок и дисциплину.
Уже два дня они двигались без сопровождения летучего отряда жаворонарцев — те улетели жечь деревенские дома. Это Лён сказал Пантегри, что не надо делать это на глазах беженцев, чтобы не увеличивать панику. Тот признал свою ошибку и согласился с магом, которого все уважали в Дивояре, и который был живой легендой. Что и говорить, это здорово сыграло на пользу задуманному делу — чем меньше чужих глаз, тем вернее.
В последнюю ночь Лён открыл перед беженцами проход в подземный мир, и те, невидимые сверху, только под светом луны и звёзд, тихо двинули со всем имуществом и скотом навстречу новой жизни. Там, под холмом, их встретил день, и огромные просторы открылись перед взорами измученных страхом и переживаниями людей. И король Алай Сильванджи повёл свой народ по девственным долинам страны эльфов. Гора за ними закрылась наглухо, но никто не оглядывался в прошлое. Жаль только, не было с ними в это время Лёна — он отправился зарабатывать себе алиби, летая вместе с жаворонарцами над Ворнсейнором и посылая языки пламени в пустующие дома: земли должна быть чистой, когда к ней подберётся граница зоны наваждения.
А перед самым рассветом он сделал то, о чём давно мечтал, да случая не выпадало. В самый тихий предрассветный час, когда тьма всего гуще, и когда спит всякая природная тварь, возник молодой дивоярец одним пространственным прыжком на голой вершине эльфийского холма, а оттуда слетел на своем крылатом жеребце к подножию горы, поросшей мелкой весенней травкой.
Открытое пространство, по которому проходила дорога, огибала холм и уходила на Бреннархайм, было нещадно разъезжено колёсами повозок, и по-весеннему сырая почва хранила глубокие колеи и следы множества ног — человеческих и лошадиных. Следы отчётливо вели к подножию холма и резко обрывались на чёткой линии, откуда начинался подъем в гору. Оставлять всё это просто так нельзя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
