и свирепостью, он был способен справиться в единоборстве с любым врагом, а его смышленость и инстинкт могли помочь ему успешно выполнить задание.
Вула не ослушался моего приказания, но покинул нас с явной неохотой. Я не мог удержаться, чтобы не обнять на прощание верного друга. Он потерся своей щекой о мою и через мгновение уже мчался к внешнему миру.
В записке я дал подробные указания относительно местоположения пещер Кариона. Я подчеркнул, что проникнуть в страну можно только этим путем и не стоит пытаться преодолеть ледяной барьер с помощью флота. Не могу даже представить себе, писал я Карторису, что лежит за восьмой пещерой, но уверен, что где-то по ту сторону барьера находится его мать во власти Матаи Шанга, а может быть, его дед и прадед, если они еще живы.
Далее я советовал ему обратиться к Кулану Титу и к сыну Тувана Дина с просьбой предоставить ему воинов и корабли. Экспедиция должна быть настолько мощной, чтобы обеспечить успех с первого же удара.
«И постарайся привести с собой Тарса Таркаса, – закончил я. – Если я буду жив, когда вы прибудете, для меня будет большой радостью сражаться плечом к плечу с моим старым другом».
После того как Вула покинул нас, Туван Дин и я, спрятавшись, стали строить разные планы, как пройти через восьмую пещеру. Из нашего укрытия было видно, что драка между аптами стихала, и многие улеглись спать. Вероятно, скоро они все мирно заснут, а тогда у нас появится возможность, хотя и очень рискованная.
Один за одним сонные звери растягивались на липкой массе из гнили и костей, покрывающей пол в их берлоге. Не лег только один: он беспокойно бродил по пещере, обнюхивая своих товарищей и отвратительную подстилку. Иногда он останавливался то у одного, то у другого входа в пещеру. По всему было видно, что он сторожевой.
Через некоторое время мы убедились, что он не ляжет, пока спят другие, а потому начали придумывать, каким бы образом его провести. Наконец мы разработали план действий и принялись за дело.
Туван Дин тесно прижался к левой стене около входа в пещеру, а я тем временем умышленно показался апту. Затем быстро прыгнул вправо от входа и тоже прижался к стене.
Не издав ни одного звука, огромный зверь стремительно двинулся к нам, чтобы посмотреть, какое дерзкое существо вторглось на его территорию. Он просунул голову в узкое отверстие, соединяющее пещеры, но здесь с двух сторон его ожидали острые мечи. Он не успел издать ни единого звука, как голова его покатилась к нашим ногам.
Быстро заглянули мы в восьмую пещеру – никто из аптов не проснулся. Мы перелезли через огромную тушу, загородившую нам дорогу, и осторожно вошли.
Апты беспорядочно развалились по всей пещере, и нам надо было осторожно обходить их грузные тела, так чтобы не разбудить их. Иногда только раздавался плеск, когда нога попадала в лужу разлагающейся жидкости. Когда мы были посередине пещеры, один из аптов беспокойно зашевелился. Как раз в ту минуту я собирался перешагнуть через него и занес ногу над его головой. Затаив дыхание и балансируя на одной ноге, я сжал меч правой рукой и направил его острие в то место, где билось сердце огромного хищника.
Но апт успокоился, глубоко вздохнул и снова погрузился в глубокий сон. Я перешагнул через его голову и благополучно пошел дальше.
Через минуту мы очутились у противоположного выхода.
Пещеры Кариона состоят из двадцати семи смежных гротов, которые, по-видимому, были когда-то промыты большой рекой, протекавшей здесь.
В остальных девятнадцати пещерах нам не встретилось никаких приключений.
Впоследствии мы узнали, что только один раз в месяц все апты собираются в одной пещере. Обычно они бродят парами или в одиночку по всему подземному коридору. Только раз в месяц они высыпаются целые сутки, и наша счастливая звезда привела нас сюда как раз в такой день!
Наконец мы вышли на унылую равнину, покрытую снегом и льдом и сплошь заваленную огромными каменными глыбами, так что разглядеть можно было лишь небольшой участок пути перед собой. Часа через два, обойдя огромную скалу, мы увидели крутой склон, который вел в долину.
В нескольких шагах от нас стояли несколько человек. Их кожа была лимонного цвета, и у всех росли черные бороды.
– Желтые люди Барсума! – воскликнул Туван Дин. Даже теперь ему с трудом верилось, что эта раса действительно существует.
Мы поспешно спрятались за ближайшую глыбу, чтобы проследить за ними. Они столпились у подножия другой глыбы, спиной к нам. Их было человек шесть, все одеты в красивые полосатые шкуры, черные с желтым. Один из них выглядывал из-за камня, как бы выслеживая кого-то, кто должен был подойти с другой стороны. Вскоре появился еще один желтокожий: он был в белоснежной шкуре апта.
Каждый человек был вооружен двумя мечами и коротким дротиком. На левой руке на металлическом браслете висел круглый вогнутый щит не больше тарелки, причем вогнутая сторона была обращена к противнику. Щиты показались мне бесполезной игрушкой, которой нельзя было защитить себя от меча, но потом я увидел, с какой поразительной ловкостью владеют ими желтые люди.
Как я уже сказал, каждый воин имел при себе два меча. Один из них сразу обратил на себя мое внимание. Я называю это оружие мечом за неимением другого слова, но, в сущности, оно представляет собой острое лезвие, конец которого загибается крючком. Другой меч, прямой и обоюдоострый, почти такой же длины, как оружие с крюком. Кроме этого, я разглядел у каждого воина на поясе кинжал.
При приближении человека в белой шкуре остальные крепче сжали свои мечи: прямой меч в правой руке, оружие с крюком – в левой.
Когда одинокий воин подошел к глыбе, все шестеро бросились на него с диким ревом, напоминающим боевой клич американских индейцев. Воин немедленно выхватил оба своих меча, и мы стали свидетелями интересного боя. Сражающиеся старались крюками захватить противника, который быстро подставлял свой щит, чтобы крюк попадал в его вогнутую поверхность. Один раз одинокому воину удалось поймать своим крюком одного из врагов; он притянул его к себе и ударил мечом.
Но бой был неравен. Хотя одинокий воин, несомненно, выделялся отвагой и защищался отлично, я понимал, что его гибель – только вопрос времени.
Мои симпатии всегда были на стороне слабейшего, а потому, хотя я и не знал причин драки, не мог равнодушно наблюдать, как падет храбрый воин, подавленный численностью врагов.
Полагаю однако, что главным мотивом
