– Проблема состоит в том, что Блэр хочет изучить это существо, – продолжил Мак-Реди. – Он предлагает разморозить его, сделать снимки и провести массу других экспериментов. Норрис считает затею небезопасной, но Блэр с ним не согласен. Доктор Коппер поддерживает Блэра. Норрис, конечно, физик, а не биолог, но он сделал одно замечание, которое, я думаю, нам следует принять во внимание. – Метеоролог снова обвел взглядом присутствующих. – Блэр как-то говорил, что существуют микроскопические жизненные формы, способные выжить даже в таких экстремальных условиях, как холод Антарктики. Зиму они проводят в замороженном состоянии, а на три летних месяца оттаивают и оживают, чтобы снова замерзнуть на зиму... Так вот Норрис опасается, что если мы разморозим это существо, микроорганизмы на его теле могут ожить. В результате на Землю может быть занесена неизвестная зараза, перед которой мы окажемся беззащитны. Блэр допускает, что хотя само существо так же мертво, как найденные в Сибири мамонты, микроорганизмы могли выжить. Однако возможность заражения он отвергает напрочь, объясняя это тем, что природа этого существа совершенно чужда природе человека, и потому бактерии из его мира не могут повредить людям. Наша биохимия не имеет с ним ничего общего.
Маленький биолог быстрым птичьим движением поднял голову:
– Да, я так думаю!
Ореол серебристых волос на его черепе встал дыбом.
– Возможно, – согласился Мак-Реди. – Несомненно, это существо неземного происхождения. Мне кажется, оно и в самом деле слишком отличается от нас, чтобы его инфекционные болезни могли передаться человеку. Я считаю, оно не представляет для человечества никакой опасности. – Метеоролог посмотрел на доктора Коппера.
Хирург поддержал его.
– Известно, что людям не страшны заболевания таких сравнительно близких нам родственников, как змеи, – сказал он. – А змеи, я вас уверяю, намного ближе к нам, чем это.
Норрис брезгливо поежился. На этом сборище гигантов он казался сравнительно невысоким. При росте в шесть футов один дюйм и коренастом телосложении он выглядел ниже, чем на самом деле. Его темные жесткие волосы были похожи на короткую стальную проволоку, а серые глаза светились несгибаемым упрямством. Если Мак-Реди был человеком из бронзы, то Норриса можно было назвать человеком из стали. Его движения, мысли, манера поведения – все производило впечатление стальной пружины. Нервная система физика тоже была стальной – прочная, нерушимая, быстро реагирующая.
– К черту вашу биохимию! – выпалил он. – Это существо может быть мертвым или живым, но – черт побери! – оно мне не нравится в любом виде. Ну-ка, Блэр, покажи им эту тварь. Покажи им ее, и пускай они сами решают, оставаться ли ей в лагере. – Он снова выругался. – Если мы эту тварь оставляем, она полностью оттает ночью. Кстати, кто сегодня дежурит?.. А-а, вспомнил! Космические лучи... Прекрасно, Коннант! Вот ты-то и будешь сидеть с этой ледяной мумией двадцатимиллионолетней выдержки. – Он повернулся к биологу. – Покажи-ка ее, Блэр. Какого черта они рассуждают о том, чего не видели!.. Этот гуманоид, может быть, и имеет другую химическую структуру. – Норрис рубанул рукой воздух. – Меня вообще не волнует, что он там еще имеет, но я точно знаю одно: у него есть то, что мне не нравится. Посмотрите на его лицо, и вы поймете, до какой степени это существо было раздражено, когда замерзало. Я бы даже сказал, что слово «раздражено» мало объясняет его выражение. Это существо переполняли ненависть и гнев. Оно было безумно обозлено. У меня даже нет слов, чтобы описать всю ярость, горевшую в его взгляде. Ни одно порождение Земли не может иметь такого выражения... Черт! С тех пор как я увидел эти три красных глаза, меня не перестают мучить кошмары. Мне снится, что существо оттаяло и ожило, что оно вовсе не было мертво – просто его жизненные процессы были замедлены... и что оно просто ожидало все это время, пока не появятся такие дураки, как мы.-Он повернулся в сторону специалиста по космическим излучениям. – А ты, Коннант, я думаю, получишь неизгладимое удовольствие, сидя всю ночь в тишине и слушая, как завывает ветер и капает вода с этой штуковины! – Он внезапно замолк и поежился. – Вы скажете, это не научный подход. Но психология – тоже наука. Тебе, Коннант, еще целый год будут сниться кошмары. С того момента, как я увидел это существо, они меня не оставляют. Вот почему я его ненавижу... а я его действительно ненавижу... и не хочу, чтобы оно разморозилось. Отвезите его туда, где нашли, и пусть оно валяется там еще двадцать миллионов лет. Мне уже снятся сны о том, что оно из другого вида материи, которую вполне может контролировать... что оно способно менять облики, превращаться в человека... что оно привыкло выжидать и таиться с целью убить и съесть...
– Все эти аргументы не вполне логичны, – прервал физика Блэр.
– Но это существо и не поддается земной логике! – взорвался Норрис. – Если его биохимия отличается от нашей, значит, отличается и микрофлора. Его клетки могли не выдержать холода, а как насчет вирусов, Блэр? Вы говорили, что вирус – это ферментная молекула, которой для развития необходим только белок. Как вы можете быть уверены, что из миллионов разновидностей микрофлоры, которые могут в нем обитать, ни одна не несет в себе угрозы человечеству? А что вы скажете насчет таких заболеваний, как бешенство, которым подвержено любое теплокровное существо независимо от химии тела? Или попугайчиковая лихорадка? А оспа, гангрена, рак? Как насчет этих болезней? Они не очень-то разборчивы к химии тела.
Блэр взглянул на Норриса, выдержал злой взгляд его серых глаз и сказал:
– Единственное логичное место в твоей горячей речи – то, что существо влияет на твои сны. Вполне допускаю! – На лице Блэра мелькнула усмешка. – Мне тоже иногда кое-что снится, правда утром я почти ничего не помню.– Биолог повернулся к слушателям.– Итак, эта штука влияет на сны. Это, без сомнения, опасно. – Блэр снова усмехнулся. – Из всего сказанного Норрисом можно сделать вывод, что у него совершенно неверное представление о вирусах. Во-первых, никто еще не доказал, что ферментная молекула действует именно подобным образом. А во-вторых, если ты, Норрис, заметишь, что заболел какой-нибудь болезнью, присущей злакам или другим растениям, непременно сообщи мне. Пшеница намного ближе к нам по химии, чем это инопланетное существо!.. А если серьезно, число болезней, которым подвержен человек, строго ограничено. Невозможно изобрести новую болезнь или напрочь избавиться от старой. Пшеница или рыба, чьи заболевания на нас не распространяются, имеют единую природу с человеком, а это существо – нет. – Блэр кивнул в сторону стола, на котором лежал брезентовый сверток.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
