— А, по-твоему, эта идея никуда не годится? Может, как раз то, что нужно, чтобы расширить круг моих читателей.
— У тебя и так неплохо получается.
— Надеюсь. — Джереми подождал, пока Дакс поставит стакан. — Это не для публикации, — сказал он доверительным голосом, наклоняясь через стол к Даксу. — Мой друг сенатор собирается вступить в брак.
— Знаю. Я видел его невесту, она очень красива. Джереми уставился на Дакса в немом изумлении.
— Откуда? — наконец выговорил он. — Ведь все держится в секрете, в газетах ничего еще не было.
— А чего ты так удивлен? Если, как ты говоришь, я вошел в моду, то совершенно естественно, что время от времени я слышу о подобных вещах. — Дакс улыбнулся. — Да все очень просто. В прошлом месяце на Капри я катался на водных лыжах с девушкой, которая, как у вас говорят, была его подружкой. Должен заметить, она философски восприняла готовящееся событие. Видимо, он хорошо позаботился о ней.
— О, брат! Полагаю, тебе также известно и то, почему мы с тобой тут обедаем?
— Пока еще нет.
— Если ты знаешь, на ком собирается жениться сенатор, значит, ты имеешь представление о таком типе женщин. Из хорошей семьи, великолепное образование, жизнь дома и за границей. И впрямь ему под стать. Только вот несколько отрешена, излишне сдержана и прохладна. Средний американец назвал бы это снобизмом. — Джереми замолчал.
— Понимаю, — задумчиво протянул Дакс. — Не совсем отвечает облику жены человека, который вынашивает планы стать президентом США.
— Вот-вот, нечто в этом роде, — согласился Джереми.
— А ко мне-то все это имеет какое-то отношение?
— Теперь в самый раз об этом поговорить. У них появились некоторые разногласия по поводу ее туалетов. Свое приданное она хочет заказывать в Париже, а он против. Боится, что это может вызвать нежелательную политическую реакцию. Ясно, что я хочу сказать?
Дакс кивнул. Он имел некоторое представление о проблемах американской политики.
— Сенатор попросил меня как друга помочь в столь деликатном вопросе, — продолжал Дщжереми, — и мне пришла в голову мысль о князе Никовиче. В прошлом году, будучи в Париже, она купила у него кое-какие вещи, так что ей также нравится моя идея. И сенатор доволен, поскольку сейчас князь живет в Америке.
— Как это, должно быть, приятно Сергею.
— Без сомнения. Но есть маленькая оговорка. Сенатор считает, что все бы значительно упростилось, если бы еще до официальной помолвки князь объявил о своем намерении принять американское гражданство. В таком случае голоса недовольных смолки бы.
— Я не вижу здесь проблемы. Уверен, что Сергей легко согласится.
— Не поговоришь ли ты с ним от нашего имени? Сам я не могу, моя дружба с сенатором слишком широко известна.
— С радостью.
— И еще кое-что.
— Да?
— Но это может оказаться посложнее. Мой младший брат, Кевин, заканчивает в этом году Гарвард.
— Бэби?!
Джереми рассмеялся.
— Бэби! Ты бы видел его — шести с лишним футов ростом. Как бы то ни было, он вместе с братом сенатора — они учатся в одной группе — едет на каникулы в Европу. И, насколько я этих парней знаю, они люди рисковые, пальца в рот им не клади, и уж слишком привязаны друг к другу.
— Хорошая характеристика.
— Если бы речь шла только о Кевине, — продолжал Джереми, — было бы проще, но брат сенатора обязательно привлечет к себе внимание репортеров.
— Понимаю. — Дакс посмотрел на Джереми. — У твоего друга немало проблем.
— Что правда, то правда. От наших младших братиков всего можно ожидать.
— Что же ты хочешь, чтобы я сделал?
— Подумай, нет ли какой возможности приглядеть за ними, так, чтобы они не попали в историю?
— Это будет нелегко. Уж больно молодые люди быстро передвигаются.
Некоторое время приятели сидели молча, потом Дакс сказал:
— Нам бы здорово помогло, если бы мы знали, куда они направятся и кто их будет окружать. Джереми ничего не ответил.
— Вот что может сработать. — Дакс посмотрел на друга. — Я свяжусь с одной своей старой знакомой. Она проследит за тем, чтобы мальчики сразу после приземления были заняты буквально каждую минуту.
— Но каким образом? Дакс улыбнулся.
— Ты не знаешь мадам Бланшетт. Она, конечно, давно на отдыхе, но уж мне-то окажет честь.
— Только они ни в коем случае не должны знать, что все заранее обговорено и подготовлено. Если они догадаются — все рухнет.
— Этого не произойдет. — Дакс громко расхохотался. — Риск только в том и состоит, что им может не захотеться возвращаться домой.
18
Ди-Ди вошла в роскошный номер римского отеля в тот момент, когда Дакс завтракал.
— Где ты был ночью?
Нож, намазывающий масло на свежую булочку, остановился.
— В городе.
— Со Сью-Энн. — Ди-Ди швырнула на стол газету. — Ваши снимки на первой странице.
Дакс посмотрел на газету, затем на Ди-Ди.
— Эти писаки никак не научатся делать хорошие фотографии, правда?
— Ты не говорил мне, что Сью-Энн здесь. Дакс откусил кусок булочки, отпил кофе.
— Я и не знал, что она имеет для тебя значение.
— Но мы же вчера должны были ужинать вместе!
— Согласен. Я прождал тебя здесь до десяти, потом позвонил в студию. Мне сказали, что ты будешь занята на съемках до полуночи, и я решил, что ты так устанешь, что кроме сна и думать ни о чем не захочешь.
Ди-Ди молча смотрела на Дакса. Он с невозмутимым видом принялся за вторую булочку.
— А теперь будь паинькой, возвращайся к себе в номер и поспи еще. Ты ведь знаешь, как я не люблю спорить во время завтрака.
— Мне до смерти надоело видеть, как Сью-Энн липнет к нам, куда бы мы ни отправились.
— Но не могу же я приказывать ей, куда ехать. Это она решает сама.
— Просто тебе нравится, что она увивается вокруг тебя.
Дакс улыбнулся.
— Не скрою, это тешит мое самолюбие.
— Ненавижу тебя!
— У меня есть одна теория, — тут же отозвался Дакс, — она преследует не меня, она преследует тебя. Я думаю, она влюблена в тебя.
Ди-Ди рассердилась по-настоящему.
— Придется тебе решать. С меня уже хватит!
— Не дави. — Голос Дакса был холоден как лед. — Мне очень не нравится, когда на меня давят.
— Не пойму, что ты в ней нашел. Она похожа на животное.
— Вот-вот, — голос его был по-прежнему ледяным. — С ней можно появиться в обществе, повеселиться, а потом лечь в постель — и все. Никаких выяснений отношений, романов, никакой лжи о любви — завтрашний день принадлежит тебе, без всяких обещаний, без всяких требований. К тому же она не домогается аплодисментов всякий раз, когда ложится с тобой в постель.
— А я домогаюсь?
— Этого я не говорил. Ты спрашивала о Сью-Энн, вот я и рассказал. — Дакс протянул руку за третьей булочкой. — А теперь уходи. Я уже сказал, что не люблю спорить за завтраком.
— Ты — самодовольный выродок! — Ди-Ди подняла руку, чтобы отвесить Даксу пощечину.
Его рука инстинктивно взметнулась вверх, чтобы отразить удар, и задела ненароком щеку Ди-Ди. В изумлении она сделала шал назад.
— Ты ударил меня! — Она обернулась к зеркалу. — Да еще в глаз! Будет синяк!
Дакс поднялся из-за стола. Он не думал, что удар был такой уж сильный. К тому же ему была хорошо известна склонность Ди-Ди драматизировать даже самую пустячную ситуацию.
— Позволь-ка взглянуть.
Ди-Ди повернулась к нему лицом.
— Ничего особенного. — Он не мог сдержать смеха. — Но синяк, похоже, действительно будет. Подожди, я найду тебе что-нибудь от него.
— Отойди, ты, животное! Ты хочешь опять меня ударить!
— Брось, Ди-Ди. Съемки закончились еще ночью, перестань играть!
Повернувшись, она побежала к двери. Дакс успел поймать ее за руку. Она посмотрела ему в глаза.
— Решай! Или она — или я!
Смеясь, Дакс продолжал тянуть ее в номер. Она со злостью вырвала руку.
— Больше ты не посмеешь меня ударить! — крикнула она и, широко распахнув дверь, вихрем вылетела в коридор. Со всех сторон заполыхали фотовспышки.
Этот снимок обошел газеты всего мира.
Когда Ди-Ди с пластырем над бровью выходила из самолета в нью-йоркском аэропорту, журналистов оказалось еще больше. Впервые в жизни она, как и мечтала, оказалась в центре всеобщего внимания. Но только неделей позже, когда какой-то борзописец сунул ей под нос газету с фотоснимком на первой странице и спросил:
— Что вы на это скажете, мисс Лестер? — Ди-Ди поняла, что наделала.
— Комментариев не будет, — ответила она, отворачивая лицо, чтобы журналист не успел заметить брызнувшие из глаз слезы.
В это утро Дакс и Сью-Энн поженились в Шотландии.
— Здесь темно.
— Здесь спокойно.
— И воняет. Опять ты куришь свои вонючие сигареты! — Президент пересек комнату и, разведя в стороны шторы, распахнул окно. В комнату ворвался напоенный ароматами свежий воздух. Минуту-другую он стоял, глубоко вдыхая его, затем повернулся к дочери.
