— Рон не такой, не наговаривай…
— Да заткнись уже! Заткнись и слушай!.. Вот, так-то лучше… В общем, единственные, с кем он «посоветовался», были родители. Ну как, посоветовался — нажаловался, на самом деле, только и всего. В том духе, что она с ним «холодна», что-то такое. Из-за этого Гермиона потом имела довольно своеобразную беседу с нашей матерью, что, конечно, в лучшую сторону на ситуацию повлиять никак не могло… Впрочем, это всё не важно вообще! Я постоянно отвлекаюсь в сторону, так мы до главного никогда не доберёмся. Главное то, что день ото дня становилось всё хуже. Она угодила на работу, которая требовала всего её внимания, и стала этой работой банально прикрываться, а он начал потихоньку прикладываться к бутылке. Как бы поступил нормальный мужик в такой ситуации, если не считать мыслей о разводе? Правильно — нашёл бы себе любовницу…
— Что ты такое говоришь?!
— Правду, Гарри! Правду жизни. Но у Рона же это была идея фикс — Гермиона, Гермиона, о-о, Гермиона!
— Тебе не приходит в голову, что это и есть любовь?
— От того, кого любишь, не добиваются своего любыми путями! Да, да, нечего на меня так смотреть. Об этом-то и весь разговор. Что бывает, когда молодая жена целыми сутками пропадает на работе и «не даёт» мужу, а тот всё больше и больше пьёт и не получает разрядки? Ну-ка, догадайся с трёх раз? В конце концов, контроль теряется настолько, что от уговоров переходят к последнему аргументу.
— Нет…
— Ага, если бы «нет»! «Да», «да» и ещё раз «да». И ещё много раз «да».
— Много раз?.. — прошептал он, ощущая, как диван куда-то уплывает из-под него.
— Так и бывает. Попробовал один раз — потом входишь во вкус. Даже начинаешь получать удовольствие.
— Удовольствие?! Удовольствие?!
— Не ори! Представь, каково мне было всё это читать. Дело в том, что она, естественно, далеко не сразу решилась написать об этом. Сперва всё шли намёки, намёки… А потом, когда я уж догадалась, она стала на меня вываливать все подробности.
— Да как?! Как же…
— Вот так. Постепенно, Гарри, постепенно. Сперва банальные приставания, потом, в один прекрасный вечер, они доводятся до конца. На следующее утро, конечно, раскаяние, попытки вымолить прощение… через какое-то время всё повторяется. И чем дальше, тем осознаннее такие попытки, чем они безнаказанней, тем больше ощущения, что ты в своем праве. Жена же!..
— Постой, постой, да постой же! — выпалил он, желая остановиться, отдышаться, отъехать чуть назад, потому что понимание никак не приходило к нему. — Я правильно понял то, что ты говоришь? Потому что мне ну вот совсем не хотелось бы здесь ошибиться. Он… насиловал её?
Слово далось ему с огромным трудом, он как будто выдавил его из себя тонкой струйкой звука, да и то, лишь потому, что боязнь ошибки висела над ним темным облаком, иначе бы он просто оставил предложение незаконченным, с повиснувшим финалом, с многоточием, как угодно, лишь бы не произносить это слово вслух.
Джинни сглотнула воздух. По мере разговора решительность улетучивалась из неё, и на её месте появлялось всё больше горечи. Она снова защелкала своими ногтями, сосредоточенно их разглядывая.
— Да. Об этом и речь.
— Да нет! Тут какая-то ошибка! Ты просто что-то не так поняла. Такого же не может быть. Вспомни, о ком ты говоришь. Это же Рон! И Гермиона. Это невозможно, — сказал он уверенным тоном.
В сущности, это была последняя линия его обороны. Он засел на ней с решимостью удерживать её до самого конца.
— Я могла бы дать тебе почитать её письма, чтобы ты убедился самостоятельно. Но я не буду этого делать, боюсь, что тогда точно не смогу удержать тебя от чего-то ужасного.
— Нет, нет, нет, — он замотал головой.
— Честное слово, Гарри, никогда не хотела, чтобы ты через всё это проходил. По собственном опыту знаю. Когда стала читать во всех подробностях, я… Со мной стали твориться жуткие вещи…
— …Я не верю, не верю… — бормотал он.
— В первый момент мне хотелось сорваться, помчаться в Лондон, покончить со всем этим раз и навсегда. Но я не могла, не могла! И меня начало всю разрывать изнутри. Я довела себя до такого состояния, что оказалось в больничном крыле, никто не мог понять, что со мной. Провалялась там две недели, на нервной почве, наверное. Проклятый темперамент! — она судорожно затянулась несколько раз, чтобы унять дрожь. — Но это меня и несколько успокоило. Я поняла, что должна быть сдержанней, чтобы не наделать ужасных глупостей.
— Вот почему ты примчалась вся такая невменяемая на рождественские каникулы? Орала как ненормальная.
— Да. Я орала одно, а думала о совсем другом. Если бы, если бы она не взяла с меня слово…
— Да к черту это слово! — он взорвался. — Ты о чем говоришь?! Если это правда, тебе нужно было всё рассказать. Как ты могла позволить этому продолжаться?!
— Ты просто идиот! Если жена позволяет этому продолжаться, что тут может сделать посторонний?! Будет только хуже, особенно, учитывая обстоятельства.
— Какие обстоятельства, какие обстоятельства?! — он поймал себя на том, что кричит уже во весь голос, но отбросил эту мысль в сторону.
— Такие! — не стала она расшифровывать.
— И вообще! Почему она не сопротивлялась? Я не верю. Это же Гермиона. Она могла… могла… я не знаю…
— Вот именно! Вот именно, что это Гермиона. Если бы это была я… если бы кто-то даже попытался… я бы его на клочки разорвала! Но это Гермиона. Что она сделала в первую очередь, как ты думаешь? Обвинила во всём себя, вот что.
— Да это чушь какая-то!
— Конечно, чушь. Только не для неё. Она всегда хорошо знала, что делать с чужими, и не совсем представляла, как поступать со своими. Вспомни её поведение с Маклаггеном. Типичная жертва, ты сам всё видел. Она всю жизнь думала, что за всех вокруг отвечает, понимаешь ты это?! За вас обоих в первую очередь. И, естественно, решила, что раз с ней так поступает собственный муж, то это из-за того, что она не смогла всё сделать правильно, что она всему первопричина. Начала искать способы, чтобы это исправить, и постепенно всё зашло совсем далеко… И потом, я только что подумала… Вот я тут ору, но мне пришло в голову, что если бы, скажем, ты… так себя со мной повёл… Ну, чисто теоретически. Я бы тоже, наверное… терпела бы.
— Что ты несёшь?!
— Я же сказала: теоретически. Я знаю, что ты никогда так не поступил бы, но ради того, чтобы тебя не потерять, ради брака…
— Прекрати! Ради какого брака?! Это же… мерзость! Это…
Он не мог найти слов. Кажется, только сейчас до него начало доходить. По-настоящему, не на уровне информации, на уровне чувств. Он вспомнил Гермиону, трепещущую под его руками. Это маленькое, хрупкое тельце. Её доверчивые глаза, когда она сказала «делай всё, как ты хочешь». Нужно быть чудовищем, чтобы причинить ей боль! Она для них двоих была самым близким, самым дорогим существом все эти годы. Она доверила себя, вручила себя на брачной церемонии, вручила с намерением прожить с этим человеком всю свою жизнь, надеясь на то, что он станет ей главной жизненной опорой, больше-то у неё никого и не было. И так обмануть её ожидания?! Её доверие, её тихие надежды?! Из-за чего? Из-за банального нетерпения?! Тебе досталось такое сокровище, а ты надругался над ним?! Да как вообще можно было даже подумать о таком?! Это же Гермиона, разве Рон забыл, это же ЧЁРТ ПОБЕРИ, Гермиона!!! Их Гермиона!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
