История не признает выражения «если бы». Но при таких огромных и, надо прямо сказать, неоправданных потерях в людях и технике невольно возникает мысль: а стоило ли вообще наносить контрудар, тем более по наиболее сильному месту вражеской группировки? Правомерно поставить вопрос: почему бы в создавшейся к 12 июля обстановке не использовать часть резервов для усиления обороны и отражения удара противника, а уже потом ввести в сражение основные силы 5-й гв. танковой армии? Ведь ударная мощь танковой армии Гота была в значительной мере подорвана, а соединения ее 48-го тк скованы боем. Темп продвижения врага снизился до 2 км в сутки.
1-я танковая армия, роль которой в операции в официальных источниках незаслуженно принижена, совместно с 5-м гв. и 10-м танковыми корпусами и войсками 6-й гв. армии упорной обороной сумела остановить противника на обояньском направлении, нанеся ему большой урон в людях и бронетехнике. При этом она за 4 суток (с 6 по 9 июля) ожесточенных боев с более сильной группировкой противника потеряла значительно меньше танков – 453 (из них безвозвратно – 220), чем армия Ротмистрова за один день 12 июля94. Как это часто бывало в советской действительности, оценка действий 1-й танковой армии, как и других соединений, зачастую зависела не от их реального в клала в успех той или иной операции, а от положения и занимаемой должности участников событий в период создания ими исторических трудов или написания мемуаров.
С вводом в сражение двух свежих гвардейских армий противник, вне всяких сомнений, был бы остановлен. Нанеся ему потери и сохранив свои силы, можно было бы перейти в контрнаступление без большой паузы. В этом случае Манштейну вряд ли удалось бы беспрепятственно вывести свои войска из района вклинения.
Вспоминает маршал А.М. Василевский: «У нас хватило воли, характера, просто выдержки и нервов, чтобы не совершить просчета, не начать преждевременно боевые действия, не дать врагу лишний шанс»95. Да, в стратегическом масштабе переход к преднамеренной обороне полностью оправдался. Но вот выдержки нашему командованию, чтобы следовать ранее принятому плану, явно не хватило. Видимо, Ставка настояла на проведении контрудара 12 июля, приурочив его к началу наступления Брянского и Западного фронтов. Возобладало искушение одновременно перейти в контрнаступление силами сразу трех фронтов. При этом решили опробовать в деле мощное танковое объединение (кстати говоря, созданное во многом благодаря инициативе и настойчивости самого П.А. Ротмистрова), обладающее огромной ударной силой и высокой маневренностью.
Опыт войны свидетельствует, что наибольший эффект мог быть достигнут в момент, когда противник попытался бы вывести свои танковые соединения для перегруппировки на другой участок фронта. Советское стратегическое руководство в 1944 году перешло к практике нанесения мощных последовательных ударов на различных направлениях советско-германского фронта. Это вынуждало противника, не имевшего крупных стратегических резервов, маневрировать силами и средствами, снимая их с других участков фронта. Но наши удары наносились с таким расчетом, что он опаздывал с усилением угрожаемых направлений. А в это время на ослабленном участке фронта наносился следующий удар. Система ударов, разнесенных по месту и времени, вполне оправдала себя в 1944–1945 годах.
Здесь необходимо остановиться еще на одной существующей точке зрения по поводу результатов боев под Прохоровкой. Некоторые горячие головы, не согласные с однозначным выводом официальных советских историков об успехе контрудара 12 июля, бросаются в другую крайность. Они считают, что 5-я гв. танковая армия под Прохоровкой потерпела поражение, а войска Воронежского фронта проиграли начатое 12 июля контрнаступление.
Действительно, контрудар закончился крупной неудачей и не перерос, как планировалось, в контрнаступление. В ходе его танковая армия понесла тяжелые потери, но считать это поражением неправомерно. Иначе не понять, почему Манштейн сразу не воспользовался этим, не завершил разгром армии Ротмистрова (Хауссер попытался сделать это на «танковом поле», но получил отпор) и не продолжил своего «победного» марша к Курску. Ведь он понимал, что время начало работать на противника. Неужели только потому, что ОКХ вывел танковый корпус СС из его подчинения? Но это произошло только 17 июля. О планах Манштейна провести после 16 июля операцию «Роланд» мы уже говорили. В стратегическом и в оперативном отношении исход оборонительной операции Воронежского фронта был предрешен, несмотря на некоторые просчеты нашего командования и неудачи в тактическом плане.
Упростим ситуацию до предела, хотя это не совсем корректно. Противник вклинился в оборону дивизии, прорвал первую позицию, вторую. Полк второго эшелона контратаковал с задачей разгромить вклинившегося в оборону противника и восстановить положение. Но задачу выполнить не удалось (опоздали с контратакой, не обеспечили надежное огневое поражение противника, соотношение в силах на направлении контратаки не соответствовало поставленной задаче). Полк понес большие потери, но сумел закрепиться на достигнутом рубеже. Но и противник, понеся потери, приостановил наступление. Разве можно назвать эту неудачу поражением? Дивизия, которая, кстати, сражается, как правило, в составе армии, полосу обороны удержала. Тем самым она выполнила поставленную задачу.
Нельзя побеждать везде и всегда. Разве только слабых противников, к которым немецкую армию не отнесешь. Да, можно потерять важный опорный пункт, но удержать рубеж, можно проиграть бой и выиграть сражение. Вся военная наука на этом держится. Итоги сражения определяются не столько потерями, хотя это и важнейший показатель, но главным образом степенью достижения целей, поставленных противоборствующими сторонами. Поле боя осталось в руках немцев – это тактический успех. Но в оперативном и тем более в стратегическом плане противник поставленных целей не добился.
Да, в абсолютных цифрах 5-я гв. танковая армия 12 июля потеряла больше, чем 2-й тк СС. Но, как ни странно это звучит, наше численное превосходство в танках над противником сохранилось, а шансы немцев на успешное продолжение наступления резко снизились. Наши войска располагали крупными резервами для восполнения потерь (на подходе были войска Степного фронта), не сравнимыми с противником.
Решение на контрудар (как оно было реализовано), учитывая огромные потери, – несомненная ошибка нашего командования, если не сказать больше… А что может быть больше? Преступление? Некоторые так и считают. Но злого умысла не было, значит, не было ни преступления, ни преступников. Наоборот, хотели как лучше, а получилось как всегда, когда надеются на русское «авось». У немцев же получилось проткнуть мощным танковым клином нашу хорошо подготовленную оборону, авось и у нас получится.
Все-таки это была ошибка. Ошибка, а точнее, головотяпство, из числа тех, которые повторялись не только в 1941 и 1942 годах. Ошибка, граничащая с преступлением и оплаченная большой кровью, которая самым отрицательным образом повлияла на все дальнейшие действия войск фронта. Танковая армия, которая должна была сыграть главную роль в контрнаступлении на белгородско-харьковском направлении, понесла потери, не сопоставимые с достигнутым результатом и уроном, нанесенным противнику.
И отход противника, вопреки очередному советскому мифу, был вызван не разгромом его ударной группировки, а необходимостью высвобождения танковых соединений противника в связи с назревающим кризисом под Орлом и в Донбассе. Учитывалась, несомненно, и невозможность удержания оставшимися силами района вклинения протяженностью по фронту до 150 км. Тем более что в 35 км южнее находился хорошо оборудованный рубеж. К сожалению, войска Воронежского фронта, понесшие большие потери, не смогли опрокинуть части прикрытия противника и сразу перейти в неотступное преследование, чтобы разгромить его отходящие главные силы.
Естественно, в своих выводах автор вовсе не претендует на истину в последней инстанции. Окончательное заключение можно будет сделать лишь после тщательного изучения документов Воронежского фронта и Ставки, а также результатов работы комиссии Маленкова.
П.А. Ротмистров приводит в своих воспоминаниях содержание разговора с Н.Ф. Ватутиным после завершения оборонительной операции:
«Командующий критически разбирал эти действия [танковых войск], отмечал допущенные ошибки и был самокритичен. По его мнению, большинство промахов произошло вследствие недостаточного опыта в применении танковых соединений и объединений в оборонительных боях. Некоторые командующие общевойсковыми армиями вместо того, чтобы приданными танковыми бригадами цементировать оборону – использовать на танкоопасных направлениях совместно с противотанковой артиллерией, стали бросать их в контратаки против сильных танковых группировок врага, имевших в своем составе тяжелые танки «тигр» и штурмовые орудия «фердинанд».
