Мауриск печально рассмеялся.
— Самая популярная эпитафия в мире.
Расиния обожгла его гневным взглядом. Пальцы ее до боли сжались на краю стола. Мауриск дошел до стены, развернулся и направился к ней.
— Что произошло той ночью? — Он остановился прямо перед Расинией, отвел прядь волос с ее виска. — Я видел, как Фаро застрелил тебя. Я знаю, что мне не почудилось. И все же…
— У меня был… двойник. — Расиния давно успела продумать правдоподобную историю. — Девушка по имени Лорен, похожая па меня. Мы иногда прибегали к ее услугам при дворе, если мне нужно было скрыться из виду. В ту ночь, когда Сот собиралась разоблачить Фаро, она сказала, чтобы я осталась во дворце, а Лорен заняла мое место. Я не хотела этого, но…
— Что–то в этом роде я и предполагал, — перебил Мауриск. — Стало быть, на твоей совести еще одна жертва. Вместе с Беном, Фаро и наивным беднягой Дантоном.
— Мы делали то, что необходимо было сделать. И ты это знаешь. — Расиния жестом указала на дверь, за которой томились охранники–гвардейцы. — Разве вышло не так, как ты хотел?
— Может, потому меня это так и бесит, — нехотя признал Мауриск. — Ты… использовала нас. И все же в конечном счете мы преуспели.
— Быть может, господу свойственна ирония.
— Возможно, — Мауриск сунул руку в карман, и Расиния услышала хруст бумаги, — а может быть, и нет. Видишь ли, сюда движется Орланко и с ним семь тысяч регулярной армии. Отряд наших сторонников покинул город, рассчитывая их остановить, и мы только что узнали об исходе сражения. — Он помотал головой. — Если это можно назвать сражением. Депутаты охвачены ужасом.
Что они намерены делать?
Понятия не имею. — Мауриск вздохнул. — Потому–то и пришел повидаться с тобой. Завтра утром состоится заседание Генеральных штатов — вполне вероятно, последнее. Может быть, депутаты захотят, чтобы ты взяла оборону города в свои руки. Или решат передать тебя Орланко, чтобы спасти наши шкуры. Так или иначе, я подумал, что это может быть последняя возможность… поговорить.
Чего ты от меня хочешь? — спросила Расиния. — Извинений?
Знаешь, даже нс представляю. Я думал, приду сюда, брошу тебе в лицо обвинение и заставлю признать правду. А уж потом… — Он не договорил и лишь пожал плечами.
— Теперь, когда тебе все известно, ты намерен объявить об этом публично?
— Я думаю, не стоит. К чему? Да и какой сейчас от этого прок? — Мауриск опять зашагал по комнате. — Ты должна заплатить за то, что обращалась с людьми как… с пешками, но правда в том, что мы всё еще нуждаемся в тебе.
— Могу я кое о чем спросить?
Мауриск развернулся к ней, сверкнув глазами.
— О чем?
Как дела у… наших? О смерти Дантона я знаю. Как там Сартон и Кора? Он выразительно фыркнул.
— Думаешь, я поверю, что тебе есть до этого дело?
— Прошу тебя, — тихо проговорила Расиния.
Мауриск помолчал, затем тряхнул головой.
— У них все в порядке. Сартон совместно с гвардией трудится над каким–то секретным проектом. Кора участвует в заседаниях Генеральных штатов и в основном помалкивает.
Он помрачнел.
Знаешь, она ведь любила тебя, точно собственную сестру. Если б только я рассказал ей, что ты натворила…
Расиния в глубине души полагала, что Кора скорее обрадовалась бы, увидев ее живой и невредимой, чем оскорбилась бы, как ее обвели вокруг пальца. Для Мауриска, однако, двойная игра Расинии стала лишь еще одним примером того, как лживы и коварны по сути своей власть имущие. Он один из всего их кружка был самым пылким и непреклонным противником государственной власти.
— Спасибо тебе, — вслух сказала она.
Мауриск холодно кивнул.
— Не стоит благодарности. Поглядим, что будет завтра.
Маркус
Маркус понял, что их замысел увенчался успехом, когда охранники доставили ему свежевыглаженный мундир, мыло и бритву. Около часа он приводил себя в пристойный вид (насколько это было возможно с одним тазиком и ручным зеркальцем), с облегчением избавившись от старой, пропотевшей насквозь формы. Новый мундир, не зеленый жандармский, а мундир армейского капитана, был ему великоват, но почти впору, и когда, поглядев в зеркало, он увидел ровно подстриженную бороду и белые нашивки на плечах, то впервые за долгое время почувствовал себя самим собой.
Вскоре за ним явился учтивый молодой гвардеец. В сопровождении еще полудюжины солдат Патриотической гвардии они покинули Вендр и направились в собор. Впрочем, как заметил Маркус, не прямым путем — иначе им бы следовало пересечь Триумфальную и Соборную площади. Вместо этого небольшой отряд кружной дорогой двинулся но Водяной улице и подошел к собору с тыла, проникнув в здание через вход в давно заброшенные поварни. Капитану показалось, что он различает возбужденный гул собравшейся неподалеку толпы, и при мысли об этом он затаенно усмехнулся.
Заседание Генеральных штатов живо напомнило ему визит к принцу Хандара в Форте Доблести: те же отчаянные старания навести подобающий лоск, но примененные в такой спешке, что результат смахивал скорее на неумелую побелку поверх трухлявых досок. Депутаты группками сбились на недостроенных трибунах и вели сразу с десяток жарких дебатов; грубые синие с серебром полотнища у них над головами кое–как прикрывали череду врезанных в стены символов Истинной церкви. Алтарь в дальнем конце зала был задернут занавесом.
Судя по всему, никто не заметил его появления, пока человек на ораторской кафедре не призвал к тишине. Гвардейцы, с обеих сторон окружавшие его, замолотили прикладами мушкетов по полу и не унялись, пока депутаты не притихли — и тогда стали еще слышнее возгласы собравшейся снаружи толпы. Стены собора заглушали шум, однако Маркус мог различить, как тысячи голосов размеренно, словно заклинание, повторяют одно и то же слово.
— Капитан Д’Ивуар, — проговорил председатель собрания — молодой человек с худым изможденным лицом, которого Маркус смутно помнил по событиям достопамятной ночи падения Вендра. — Я рад, что вы смогли присоединиться к нам, и прошу прощения за то, что вам довелось претерпеть заточение. Надеюсь, вы понимаете, что таковы были сложившиеся обстоятельства.
— Разумеется. — Маркус учтиво наклонил голову. — Я всегда готов служить Вордану.
Он обвел взглядом ряды обеспокоенных лиц в зале и наконец отыскал Игернгласса. Лейтенант по–прежнему изображал женщину — правда, по мнению Маркуса, не слишком удачно, но у него так и не хватило духу высказать это вслух. Игернгласс был одет в темный сюртук, на шее — черный депутатский шарф. Поймав взгляд капитана, он едва заметно кивнул. Маркусу стоило немалых усилий сохранить невозмутимый вид.
— Приятно встретить подобную преданность у военного, — продолжал председатель. — С сожалением должен сказать, что многие ваши коллеги по армейской службе отказались встать на сторону настоящего собрания, провозглашенного королевой и избранного народом. Вы, возможно, слыхали, что в эту самую минуту на город движутся несколько полков королевской армии.
— Да, я об этом слышал, — признал Д’Ивуар.
— Один из нас, доблестный депутат Педдок, по собственной воле предпринял попытку остановить их. Собрание не выразило своего одобрения… — при этих словах председатель уничтожающим взглядом ожег группу депутатов на скамьях слева, — и действия Педдока были, таким образом, противозаконны, однако же невозможно подвергать сомнению ни его личную храбрость, ни отвагу тех, кто пошел за ним. К великому несчастью, они были… — Он замялся, подыскивая уместное слово.
— Разгромлены? — подсказал Маркус.
Председателя передернуло, но все же он кивнул. Капитан пожал плечами.
— Меня это не удивляет, — заметил он. — Будучи военным, могу сказать, что выводить необученных ополченцев в бой против тяжелой кавалерии — невероятная глупость. Полагаю, они не выдержали первой же атаки кирасир.
— Похоже, что так, — подтвердил председатель. — Капитан, надеюсь, вы понимаете всю сложность положения? Наш долг — защитить жителей этого города, наш народ, от иноземцев, что стремятся узурпировать трон, насадить в Вордане свои налоги и свою религию. Очевидно, что наилучшим образом исполнить это могли бы офицеры армии ее величества. И вместе с тем…
