— Ты прав, герой, — кивнул Архонт. — Это то, что обеспечивает безопасность нашему прекрасному городу.
— Безопасность? — Геракл изобразил удивление, смешанное с явным недоверием, хотя внутренне весь напрягся. Похоже, он натолкнулся на нечто интересное. — Эти жалкие колючки не смогут остановить воинов. Или вы думаете, что ваши враги испугаются одного их вида?
В интонациях героя звучала издевка — почти на самой грани оскорбления, и вряд ли Архонту удастся уловить нарочитость насмешки. Лишь бы Властитель не попытался уйти от ответа.
Тот и не собирался… просто подбирал слова, дабы объяснить «невежественному дикарю» нечто, вряд ли доступное его пониманию. Ошибка Архонта была вполне объяснима — конечно, даже в Атлантиде слышали о Геракле и его подвигах. Отношения с Гиперборей пусть и были напряжены, но еще не прервались, хотя по молчаливому согласию сторон Властители Посейдониса не являлись с визитом в Олимпийскую цитадель, а гиперборейские маги, в свою очередь, не тревожили атлантов своим присутствием. До последнего времени… да и то явились не сами, а послали пусть и известного, но все же варвара. Пожалуй, Лорд-Протектор проявил бы больше осторожности, если б знал, что Геракл — сын самого Громовержца, пусть и полукровка. Но в родственных связях Зевса досконально разбирались немногие, а сам Геракл о своем родстве с величайшим из живущих гиперборейцев не особенно распространялся.
Но мир, несмотря на его необъятные размеры, все-таки тесен. Посланцы Атлантиды явились во многие племена, дабы обращать их в свою веру, да и гиперборейцам необходимы были и слуги, и работники, и солдаты. Обмен новостями происходил пусть и неспешно, но неуклонно. И о величайшем из героев говорили немало — в основном о его подвигах, об убитых чудовищах, об одержанных победах. Не удивительно, что у Архонта Галаса сложилось мнение о госте, только лишь как об умельце махать своим грубым оружием.
— Эти столпы… смотрителем которых я, кстати, являюсь, держат на себе… э-э… небо, что защищает город от любой угрозы.
— Небо? — Геракл покачал головой, выражая высшую степень сомнения. — Я вижу то небо, что у меня над головой — но я не вижу неба, которое держали бы твои столпы, Властитель Галас. Ты хочешь, видимо, посмеяться надо мной?
Произнося последние слова, Геракл сжал зубы, выпятил челюсть и посмотрел на Архонта мрачно и недобро. Галас пожал плечами.
— Сейчас я не вижу угрозы, славный Геракл, а потому небо… отдыхает. Но его нетрудно вызвать. Пойдем, я покажу тебе, дабы рассеялись все сомнения.
Шагая вслед за Архонтом, гипербореец усмехался — правда, только мысленно. Похоже, все оказалось даже легче, чем он предполагал. То ли Архонту несвойственна была простейшая хитрость, без которой выжить в жестоком и опасном мире было попросту невозможно, то ли его, Геракла, здесь вообще не воспринимали всерьез. Что ж, возможно, за столь пренебрежительное отношение атлантам придется поплатиться.
Они поднялись по узкой лестнице в невысокую башню. Ступени привели в небольшое помещение без стен — вместо стен здесь были все те же прозрачные пластины, сквозь которые можно было легко рассмотреть немалую часть Посейдониса. Большую часть помещения занимало нечто странное — сделанный из металла предмет, вся верхняя поверхность которого была усыпана небольшими, с ноготь, пластинками, часть из которых источали разный свет. Желтый, зеленый, красный… И на каждой пластинке было что-то нарисовано.
О письменности атлантов Геракл знал очень мало. Только то, что каждый такой рисунок означал даже не слово, а несколько, иногда много, слов. Некоторые рисунки казались понятными, смысл остальных ускользал. Аполлон, показывая как-то Гераклу такие же пластинки в своей вимане, объяснял, что это письмо очень удобно — удобнее, чем то, что было принято у гиперборейцев. Смотришь на пластинку — и сразу ясно, что произойдет, если притронуться к ней. В ответ на вопрос о нескольких пластинках Аполлон замялся, явно ощутив неловкость, и пустился в путаные объяснения, из которых герой понял лишь одно — светоносный Аполлон и сам мало понимает в том, что ему доверено.
Рядом с этим сооружением стоял вполне обычный столик, изящный, темного дерева, отполированный до блеска. На столике лежал тяжелый золотой шлем. Архонт поднял его двумя руками, бережно, как великую драгоценность, и надел, а затем повернулся к Гераклу спиной, закрывая от него постамент со светящимися пластинками, даже не обратив внимания, что в прозрачных плитах прекрасно видно его отражение, как и то, к каким пластинкам прикасаются длинные пальцы Властителя.
Вдруг воздух пронзил надсадный рев… Геракл вдруг осознал, что стоит в боевой стойке, рука закинута за спину, пальцы лихорадочно ищут рукоять меча. Он уже слышал похожий звук — так ревела перед смертью искалеченная Лернейская гидра.
— Не стоит бояться, славный Геракл, — Архонт по-прежнему стоял к герою спиной, но Геракл мог бы поклясться бессмертием олимпийцев, что Галас усмехается нагло и удовлетворенно, считая, что ему все-таки удалось испугать гиперборейца. — Это предупреждение. Каждый, услышав его, должен отойти подальше от тех шпилей, что заинтересовали тебя. Иначе… когда спасительное небо опустится на Посейдонис, неосторожные могут умереть.
— Кому же опасно это ваше небо, вам или вашим врагам? — лицо Геракла снова приобрело каменное выражение.
— Оно опасно глупцам, которые считают себя сильнее неба, — ухмыльнулся Архонт, вкладывая в эти слова еще один смысл, давая понять, что тот, кто посмеет посягнуть на город, защищаемый самим небом, найдет лишь смерть.
На кончиках шпилей вдруг зажглись яркие даже в солнечных лучах звезды. Они разгорались все сильнее и сильнее, и вдруг вверх ударили струи голубого огня. В самой верхней точке синева встретилась — и вдруг разлилась, подобно воде, но не рухнула вниз, на город, а стекла словно по прозрачному куполу. Несколько ударов сердца — и уже город укрыт синим, как полуденное летнее небо, покрывалом.
— Смотри, воин… — голос атланта звучал напряженно. — С юга летят птицы…
То ли гуси не сочли синеву впереди препятствием, то ли вожак стаи был на редкость бесстрашен, но птицы не свернули. Первым в укрывшее Посейдонис небо влетел сам вожак — полыхнула яркая голубая вспышка, затем еще одна, еще. Сквозь синеву видно было не очень хорошо, Геракл с трудом разглядел, как заметались испуганные птицы, как попытались увернуться от всплесков всепожирающего пламени… некоторым это удалось, но большая часть стаи просто прекратила свое существование.
— И так… — Архонт произносил слова медленно, с усилием, — и так произойдет с каждым, кто попытается пройти сквозь защиту города. Да… не хочешь ли сам… попробовать, каково это… держать небо?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
