мгновение наступила тишина, только Фриц ныл, потому что не мог дотянуться до кружки с молоком.
– Господи! – вырвалось у Эльзы. – Парень, который иногда ее навещал. Тот старый пьяница. Как его звали?
– Зеф, кажется, – пробормотала Брунненмайер. – Она когда-то сказала, что он ее муж.
Августа чуть не поперхнулась кексом с изюмом. Да, конечно, иногда кто-то тайком пробирался по служебному коридору. Она ночевала у Эльзы, но однажды, когда ей пришлось выйти ночью, встретилась с ним.
Фу, что за тип. Она чуть не умерла от страха. Муж! Какой ужас. Если это правда, значит, он наследник Йордан.
– Я тоже видел его однажды, – сообщил Гумберт. – Он бежал через служебный коридор и попал прямо в мои объятия. Это было отвратительно. Он был такой грязный. И от него воняло. Грязью, выпивкой и… Ну, лучше я не буду говорить. Я тогда чуть не упал в обморок от отвращения.
Все согласились, что это было еще до войны. Фанни Брунненмайер также знала, что этот Зеф, или как там его звали, когда-то давно был большой любовью Йордан. Тогда, когда она еще танцевала в варьете.
Глаза Герти расширились от удивления. Какая женщина эта Мария Йордан! Танцовщица в варьете. Горничная. Директор сиротского приюта. Владелица магазина. Гадалка.
– Попробуй это повторить! – воскликнула впечатленная Герти.
– Не только это, – вмешался Кристиан. Поскольку оба мальчика к тому времени соскользнули с его колен, чтобы пошалить на кухне, он был уже не так занят. И прежде чем Августа успела его остановить, начал говорить. – Кроме всего она также давала деньги в долг под проценты! – с гордостью поведал он. – Госпожа Йордан была богатой женщиной, каждый месяц должники приходили и платили ей.
Брунненмайер присвистнула сквозь зубы. Августе хотелось бы сейчас исчезнуть в норе, потому что теперь все уставились на нее. Лишь Эльза была слишком глупа, чтобы что-то заподозрить, но Герти уже все поняла, да и Гумберт начал соображать.
Все давно подозревали, что с этим большим наследством не все в порядке.
– Этот… этот Зеф когда-нибудь появлялся в магазине на Мильхберг? – спросила Августа у Кристиана, стремясь отвлечь от себя внимание.
– Один раз я его видел. По крайней мере, думаю, что видел, – неуверенно протянул он. – Это было в первые дни, когда в магазин пришел какой-то оборванный бродяга. От него пахло шнапсом. Я хотел его выгнать, но он просто зашел в подсобную комнату, а когда я открыл дверь, чтобы помочь госпоже Йордан, она меня выгнала. Да, я думаю, это был он.
– И он был у нее только один раз? – с недоверием спросил Гумберт.
Раздался громкий рев, потому что Максл толкнул Фрица и тот упал.
– Он хотел дотянуться до горячей плиты, мама!
Августа встала и, схватив своего младшего, прижала его к груди, через мгновение он затих.
– Я не знаю, как часто он ходил к ней, – задумчиво произнес Кристиан. – Ведь он мог проникнуть и через заднюю дверь.
Августа все еще был ошеломлена новостью о том, что у Йордан есть муж. Но остальные уже думали дальше. Как обычно, Герти была самой быстрой. Особенно когда дело касалось острого языка.
– И откуда у этого вонючего парня теперь такой дорогой костюм, шляпа и гетры?
– Он еще передал священнику конверт, – заметил Гумберт.
Августа рукой смела со стола несколько крошек пирога и высыпала их на свою тарелку.
– Наверное, он получил наследство, – предположила она, – если он ее муж.
– Что же он должен был унаследовать? – удивился Кристиан. – Там ведь ничего не осталось. Все украдено. Кроме долговых расписок.
– Возможно, у нее были деньги в банке.
– Возможно, – признал Кристиан. – Но я этого не знаю точно. Она была очень скрытной, когда речь шла о деньгах.
– И теперь она замолчала навсегда. – Эльза многозначительно кивнула.
За столом стало тихо, слышно было, как на плите закипает чайник. Снаружи во дворе Дёрте, Лизель и Максл сажали цветы.
– А что, если это вовсе не Юлиус? – тихо спросила Герти. – Вдруг это был Зеф? Зашел через заднюю дверь, зарезал ее и взял деньги.
– Пфффффф! – произнес Гумберт, покачивая головой. – Неужели ты думаешь, что он пришел бы тогда на похороны? В новых гетрах?
Все с ним согласились. То, что кто-то совершил убийство ради денег, а потом рыдал у гроба своей жертвы на похоронах, – это не укладывалось в голове. Такой человек давно бы уже скрылся с деньгами, и его бы больше никогда не видели.
Они еще немного поболтали о господах. С тех пор как фрау фон Хагеман оказалась на вилле, многое изменилось к лучшему. Прежде всего потому, что она дала жару фон Доберн.
– Еще несколько недель, и мы от нее избавимся, – предположила Брунненмайер. – И видит Бог, я не буду об этом жалеть!
Кристиан сопровождал Августу и детей, когда они возвращались домой. Он подал заявления на временную работу в двух магазинах: в магазине посуды Мюллера и в типографии Eisele, которая также продавала книги. Еще он хотел попробовать устроиться в кинотеатры, потому что там ему было действительно интересно работать, ведь тогда можно было всегда смотреть фильмы.
Когда Августа свернула на парковую дорожку к садовому домику, им пришлось расстаться.
– Знаешь, Кристиан, есть еще кое-что, о чем тебе лучше не говорить, – осторожно начала Августа и оглянулась убедиться, что Лизель не подслушивает. Девочка была довольно сообразительной и много чего понимала.
Кристиан улыбнулся. Его уши при этом зашевелились, это выглядело смешно.
– Про долговую расписку. Я в курсе. Вот, у меня есть кое-что для вас. – Он достал из кармана скомканную бумажку и протянул ей. Потом заговорщически посмотрел на нее. – Она все время лежала на ковре передо мной, пока они меня допрашивали. Когда полицейский пошел в туалет, я быстро спрятал ее в карман.
Расписка! Смятая почти до неузнаваемости, но, несомненно, тот самый проклятый лист, который она подписала. Там была и дата – пятница, третье октября. И подпись: Йордан. Августа чуть было не бросилась юноше на шею.
– Ты хороший парень, Кристиан! Если хочешь, можешь начать работать у нас.
– Как же я рад, – улыбнулся он.
36
Элизабет зажмурила глаза и на мгновение задержала дыхание. Всякий раз, когда мальчик прикасался к груди в первый раз, ее правый сосок адски болел. Но позже становилось легче, она уже ничего не замечала, и это было просто прекрасно. Она посмотрела вниз на розовощекого малыша и ощутила глубокое чувство нежности. Как жадно он сосал! Малышу приходилось при этом напрягаться, бедняжке. Он уже стал красным и потным. Ранее, когда Роза принесла ей сына, он громко кричал – о,
