— Я же говорил: впервые встретились в нашем ресторане. Я обедал, и он подсел за мой столик. Тогда мне показалось — случайная встреча, теперь же понимаю — он следил за мной и выбрал удобный момент для разговора. Понимаете, я немного выпил, потерял контроль над собой, вот и вышло, что он смог втянуть меня в негодное дело.
— Но ведь говорите, обедали, то есть встреча состоялась не после рабочего дня. И вы позволили себе выпить?
Хрущ растерянно развел руками:
— Так ведь он заказал бутылку марочного коньяку. Я, хоть и директор завода, такого еще не пил.
— И вам не показалось подозрительным, что незнакомый человек угощает вас дорогим коньяком?
— Что же тут подозрительного: симпатичный человек, и мы разговорились.
— Вы сказали, что во время первой встречи Геннадий Зиновьевич не предлагал вам ничего. Как же встретились снова?
— Теперь я вспомнил. Он намекнул, что наше общение может стать полезным. В тот же самый день, когда мы впервые обедали. Я считал — какой-то столичный жук. То есть человек с положением. А влиятельных знакомых всюду надо иметь...
— Когда же опять встретились?
— В тот же вечер.
— И во время вечерней встречи он предложил вам аферу с листовым алюминием?
— Да. Воспользовавшись тем, что я был нетрезвый и, повторяю, не мог контролировать свои поступки...
— Это не смягчает вашей вины. Утром, когда в голове прояснилось, могли заявить в милицию.
— Так уж случилось, не заявил — виноват.
— Когда получили деньги от Геннадия Зиновьевича?
— Три тысячи дал мне в тот же вечер.
— Аванс за преступные дела?
— Выходит, так.
— И как вы договорились?
— Геннадий Зиновьевич сказал, что главк выделит нашему заводу алюминий. Для производства различных бытовых изделий. На самом же деле мы их не изготовляли, только оформляли. А листовой алюминий отправляли в Коломыю. Я могу еще раз рассказать, как все это происходило.
— Пока не надо, — остановил его Коренчук, — есть акт ревизии. Скажите, вы сразу договорились с Геннадием Зиновьевичем о вознаграждении?
— Да, пять тысяч с каждого вагона. Один я не мог обеспечить операцию, поэтому пришлось привлечь главного бухгалтера Березовского. А значит, и поделиться.
— Пополам?
— Нет, мне три тысячи, ему — две.
— Знаете, сколько имели преступники с каждого вагона?
— Догадывался. Но Геннадий Зиновьевич объяснил, что очень большие накладные расходы: надо платить людям из главка и прочее.
— Кому из главка?
— Не говорил. Я хотел узнать, чтобы в случае чего найти там защиту, но он не сказал. Дескать, не мое дело.
— Каким образом получали деньги?
— У меня был контакт только с Геннадием Зиновьевичем. После того как нам выделяли алюминий, он звонил мне, и мы договаривались о встрече. В нашем городе либо я приезжал в Киев.
— Приглашал вас к себе?
— Никогда. Приходил ко мне в гостиницу или назначал свидание в ресторане.
— Вы знали его фамилию?
— Нет, в таких делах чем меньше знаешь, тем лучше.
— Хоть какие-то координаты Геннадий Зиновьевич вам давал? Телефон или адрес? На крайний случай?
— Нет.
— И не намекал? Или, может, проговорился во время ресторанного застолья.
— Я знал, что он живет в Киеве. И все. Где работает и его адрес — это меня не касалось.
— А кто получал алюминиевый лист в Коломые?
— Также не знаю.
Коренчук подумал немного и спросил:
— Вы ничего не утаили, Хрущ? Ведь уже завтра у нас будет возможность организовать вам очную ставку с Геннадием Зиновьевичем Скульским.
— Задержали? — не мог скрыть радостной улыбки Хрущ, и Коренчук понял, что он сказал ему правду и не боится встречи со Скульским.
Дал подписать Хрущу протокол допроса, не ответив на его вопрос, тем более что Президента еще не арестовали. Но теперь, после опознания его Хрущем, арестуют немедленно, ведь оснований для этого более чем достаточно.
25
Бублик сидел, положив ладони на колени, и просительно заглядывал Хаблаку в глаза.
— Надеюсь, вы уже выяснили это недоразумение? — спросил, — Честное слово, я не знал о рубашках, просто заглянул к знакомой. И вдруг — милиция. А у меня работа, неотложные дела...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Откуда знаете Марию Афанасьевну Анчевскую? — поинтересовался Хаблак.
Бублик вздохнул.
— Хорошая женщина и очень нравится мне, она из Яремчи, — сообщил, как будто Хаблак не мог знать этого, — работает администратором на турбазе. Я останавливался там, вот и познакомились.
— Это ваша белая «Волга» ночевала перед гостиницей? — спросил Хаблак.
Бублик едва заметно поморщился: известие о том, что милиция узнала о машине, не очень обрадовало его, но отрекаться не стал: ведь этот факт можно установить за несколько минут.
— Моя, — ответил кисло.
— Прекрасная машина. Давно перекрасили?
Бублик притворился удивленным:
— Я?!
— Анчевская сказала, что раньше ваша «Волга» была вишневой.
— Конечно, — глаза у Бублика забегали, попытался выкрутиться, правда, не весьма удачно: — Но ведь перекрашивал не я, а мастер. Есть у нас маляр в гараже, делает как новую, а я свою «Волгу» поцарапал, вот и решил перекрасить. Белый цвет — чудо.
Хаблак хотел уточнить, почему же тогда прежде перекрасил белую машину в вишневую, однако это могло насторожить Галинского, и он, листая какие-то бумаги на столе, поинтересовался:
— Где вы находились с пятого по седьмое июня?
Поинтересовался вроде бы не по делу, как-то между прочим, но наблюдал за Бубликом внимательно: ведь именно шестого июня был обнаружен труп Манжулы на черноморском берегу.
— Для чего это вам? — недоумевал Бублик.
— Мы, гражданин Галинский, расследуем одно дело, и ваши показания тут могут пригодиться.
— Об этой спекуляции? — метнул на него взгляд Бублик. Хаблак, не отвечая, барабанил пальцами по бумагам на столе. — Но ведь я не имею к ней никакого отношения.
— Я прошу вас ответить.
Бублик пошевелил губами, словно что-то подсчитывал.
— Ага, вспомнил, — заявил, обрадовавшись, что это ему удалось, — я растянул ногу и пришлось лежать у себя в квартире.
— И никуда не выезжали из Киева?
— Как мог?
— Итак, пребывали дома?
Этот вопрос явно не понравился Бублику, но подтвердил:
— Да.
— А машина? Где в эти дни была ваша «Волга»?
— Летом я оставляю ее на стоянке возле дома.
— Там и стояла?
— Конечно.
— Никому не давали доверенность на право вождения?
Бублик помрачнел, глаза у него сузились.
— При чем тут моя машина? — взорвался. — Чего прицепились ко мне? Продержали целые сутки в милиции, а у меня неотложные дела!
— Ну хорошо, — согласился Хаблак, — на время оставим машину. Теперь скажите мне, Степан Викентьевич, откуда вы знаете Терещенко?
Бублик энергично помотал головой.
— Какого такого Терещенко? Не знаю и знать не хочу.
— Однако это не помешало вам пить с ним водку.
— Вы имеете в виду того мерзкого типа, принесшего Анчевской рубашки?
— Именно его.
— Ну, знаете, пришел человек к моей приятельнице — почему же не угостить? Но кто он — не знаю.
— Допустим, говорите правду. А Михаила Никитовича Манжулу вы знаете?
Хаблак увидел, как испугался Бублик. Пальцы у него задрожали и полные щеки отвисли, он сразу постарел лет на десять, но сумел все же овладеть собой и ответил как ни в чем не бывало:
— Впервые слышу.
— Нехорошо получается, Степан Викентьевич. А вот одна девушка, есть такая Инесса Сподаренко, она вам хорошо знакома, узнала вас по фотографиям и свидетельствует, что вы несколько раз с Манжулой и с нею ужинали в ресторане, бывали в номере у Манжулы, даже возили ее вместе с Михаилом Никитовичем в Броварский лес. Более того, она припомнила, что вы вместе с Терещенко отвозили Манжулу в Бориспольский аэропорт. Еще выпили в номере на прощанье бутылку шампанского, потом Терещенко взял чемодан Манжулы, а вы пошли вслед за ним. Сели в вашу «Волгу», тогда она была еще вишневой, и поехали в Борисполь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
