Надо же, всё-таки принёс.
– Простите, ваше величество! – воскликнул я. И объяснил Иллайуни: – Я снова соврал. Конечно же это король... но правда, не наш. Какой-то иноземный монарх. Вечно они мне снятся и норовят затеять дипломатический скандал на пустом месте, сам не знаю, за что мне такое наказание, наверное я читаю слишком много газет...
Они переглянулись.
– Ужас, да? – сказал Шурф.
– Если бы он был моим учеником, я бы утопился, – согласился Иллайуни.
– Если бы он был моим учеником, я бы давным-давно утопил его самого. К сожалению, с друзьями так поступать не принято. Приходится терпеть.
– Да ладно вам, – сказал я. – Тоже мне нашли великое бедствие. Великое бедствие это у нас вот что, – с этими словами я ловко выхватил ишку из рук Шурфа.
Наяву ни за что бы с ним не справился, но тут получилось. Всё-таки это был мой сон. А в своих снах я очень сильный и проворный. И вообще герой хоть куда.
Шурф, впрочем, тоже вполне себе герой, даже в моих снах, и с этим ничего не поделать. Вот и сейчас поднял меня за шиворот, как кошка котёнка, встряхнул и насмешливо спросил:
– А дальше что?
– Вот на хрена мне такие ужасы про тебя снятся? – вздохнул я, беспомощно болтая ногами в воздухе. – Вроде бы никого особо вредного на ночь не ел...
– Самые настоящие безумные угуландские колдуны, как из анекдотов! – восхитился Иллайуни. –Однако пора бы вам успокоиться, пока не проснулись.
Не то чтобы мы согласились с его предложением – просто не успели. Но нашего согласия и не требовалось. Миг спустя мы уже почему-то сидели на дальнем краю пирса, Иллайуни стоял между нами с ишкой в огненных руках, а его пернатая кошка ласково бодала меня в плечо своей дурацкой слепой ушастой башкой. Хвала магистрам, хоть не мурлыкала, а то пришлось бы мне умирать на месте. Вопреки прогнозам, от умиления.
– Теперь это мой сон, – строго сказал Иллайуни. – Поэтому вы будете вести себя так, как я считаю нужным. Извините, но в рабочем сновидении иначе нельзя.
Мне это совсем не понравилось. Как это – его сон? С самого начала был мой, моим и остался. Здесь я всё решаю.
Но я не стал спорить, а просто смотрел вниз, на тёмное море, пока под тяжестью моего взгляда оно не стало пронзительно-жёлтым, как взбесившийся лимон.
Так-то лучше.
Удивительно, но Иллайуни, похоже, не заметил этой перемены.
– Конечно, вы оба вольны проснуться в любой момент, – сказал он. – Вы не мои ученики, поэтому я не считаю возможным удерживать вас в этом сновидении силой. Да и врагов в вашем лице не хотелось бы нажить. Но пока вы здесь, извольте не отвлекаться на ерунду и не вносить хаос.
– На твоём месте я поступил бы так же, – откликнулся Шурф. – С нами иначе нельзя. Мы оба пока довольно неопытные сновидцы. К тому же, Максу обычно снится, что мы впадаем в детство, а я ему в этом потакаю, потому что...
– Потому что, подобно большинству людей, относишься к сновидениям, как к возможности отдохнуть и развлечься, – нетерпеливо кивнул Иллайуни. – Это понятно, не стану тебя осуждать. Я сам примерно так же веду себя наяву. Не в точности как вы, но тоже отдыхаю и развлекаюсь. А теперь хватит болтать. Вы когда-нибудь видели, как выглядит человеческая смерть? Смотрите внимательно. В ученики я вас теперь не возьму, хоть убейте, так что это, пожалуй, ваш единственный шанс.
Он размахнулся и швырнул обломок ишки в моё лимонное море. Пока я смятенно думал: «Вот и всё», «Бедная Танита», «Ай, ерунда, это сон, наяву она никуда не делась», «Теперь он велит нам за нею нырять?» – и прочую ерунду в таком духе, Иллайуни сел между нами, сложил свои огненные ладони лодочкой, и мы увидели, что в них лежит бесцветный, прозрачный, словно бы ледяной цветок с пятью лепестками, узкими и острыми, как шипы.
– Удивлены? – спросил он. – Не ожидали, что всё так просто? Ну и правильно, молодцы. На самом деле, смерть конечно же так не выглядит. Откровенно говоря, она не выглядит вообще никак. Смерть – это слепая сила, стремление, импульс, удар. Но в сновидении она легко обретает зримую форму. Моя, к примеру, выглядит так, – он ласково потрепал по загривку свою пернатую кошку. – Но её облик – наша общая заслуга, мы приложили много усилий, чтобы прийти к устраивающему нас обоих компромиссу, и потратили много лет, чтобы его воплотить. А обычная смерть обычного человека, который никогда сознательно не занимался её приручением, в сновидениях, как правило, похожа на лезвие, наконечник, коготь, иглу, кинжал, непременно что-нибудь острое, чаще прозрачное; впрочем, порой встречаются совершенно удивительные цвета. Но на вашу долю досталось самое редкое зрелище: смотрите, как интересно они срослись – не остриями, а основаниями. Сам до сих пор ничего подобного не видел. И отпускать их на волю придётся одновременно. Дать каждой возможность устремиться к своей цели – единственный способ их разлучить.
– И что из этого следует? – спросил Шурф.
Он выглядел очень спокойным и всем своим видом демонстрировал намерение внимательно слушать. Но я совершенно не сомневался, что мой друг уже приготовился проснуться и немедленно начать тормошить меня. Хотя, готов спорить, окажись он тут один, остался бы, не раздумывая.
– Совсем дураком надо быть, чтобы проснуться в самый интересный момент, – укоризненно сказал я.
Он ничего не ответил.
– Можешь не слишком спешить, – подмигнул ему Иллайуни. – Я не дурак и не враг – ни вам, ни себе. Без предупреждения их не отпущу и умирать никого не заставлю. Просто даю вам возможность полюбоваться редким зрелищем. Это очень красивый и напряжённый момент: когда мастер держит смерть в своих руках, она неподвижна, но дрожит от вожделения, чует, что вот-вот отправится в свой вечный, первый и последний полёт. Когда я остаюсь один на один с чужой смертью, я позволяю ей взять меня. Пользуюсь тем обстоятельством, что для смерти нет разницы между сновидением и явью, а для меня – есть. Я могу честно, с полной самоотдачей умереть, а потом проснуться в той реальности, где мы со смертью никогда не встречались, и я по-прежнему жив, но её всё равно больше нет. Уверен, вам обоим легко было бы освоить это искусство. Вы упрямы и всегда норовите повернуть всё по-своему. Довольно неприятное свойство характера, но бесценное качество для того, кто хочет уметь воскресать. А умирать и учиться особо не надо, смерть всё сделает сама, достаточно ей разрешить. Но я не стану предлагать вам попробовать. Их здесь пять, а нас всего трое. Меня не устраивает такое соотношение сил. Поэтому я твёрдо намерен отпустить их восвояси.
– Эй, ты же обещал, что мы хотя бы попробуем, – в отчаянии напомнил я.
– Нет. Твёрдого обещания я тебе не давал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
