Там. Талант, память и сосредоточенность встали на свои места, став единым целым, и он шагнул навстречу ветрам, которые никто другой даже не мог ощутить. Они унесли его прочь, как струю осенних листьев, унося в пространство между мирами. Он никогда не мог объяснить это пространство никому, кроме другого ходящего с ветром. Его пронзил рев его личного ветра, резкий на вкус, как последствия удара молнии, потрескивающий и наполненный энергией, которая, казалось, бурлила и танцевала на его коже каскадами искр. Это было... что-то было не так!
Ветры дрогнули, затем переменились, их ровный рев внезапно превратился в безумный вой. Энергия, танцующая на его коже, в мгновение ока превратилась из потрескивающего, успокаивающего кокона в печь, раздуваемую этими неистовыми ветрами, шипящую и хлопающую, поглощая его. Его пронзила агония, такой агонии он никогда не испытывал, подобной которой не описывал ни один ходящий по ветру, и ему показалось, что он закричал, хотя ни один маг никогда не мог решить, может ли обычный человеческий голос вообще функционировать в таком месте, как это, и этот отвратительный вой ветров должен был бы все равно поглотить его.
Ловушка.
Каким-то образом эта мысль пробилась сквозь красные волны боли, навязываясь ему. Он понятия не имел, как это можно было сделать. Действительно, все, что он когда-либо узнал о своем собственном таланте, говорило ему, что это невозможно сделать. И все же, даже в своих мучениях, он знал, но что он мог?
Он протянул руку. Каким-то образом, даже не осознавая, что он делает, Брейас Дэггерэкс использовал то, что сделало его магом так много лет назад. Он чувствовал, как изнашивается, растворяется, разваливается на части в пасти этой огненной ярости, и каким-то образом он держался. Он цеплялся за то, кем он был, за долг, который сделал его тем, кем он был, и отчаянно цеплялся невидимыми руками за ветры. Они рвали его ладони, это были уже не ветры, а демоны, пронзая его еще более ужасными потоками боли, но он стиснул зубы, отказываясь отпускать, а затем, способом, который он никогда не смог бы описать даже самому себе, он дернулся в сторону.
Он потерял концентрацию. Этого никогда не случалось. Он никогда не представлял, что такое может случиться, и паника душила его, даже более ужасная, чем боль, когда он почувствовал, что заваливается набок, проваливаясь в темноту, которую он никогда раньше не видел. Это была пронзенная молниями бездонная ночь, наполненная раскатами грома, его ветры превратились в бурю, завывающую, как какой-то хищный зверь, и он снова закричал, почувствовав, как эта обжигающая молния разрывает все, что он когда-либо знал или кем был.
Чернота поглотила его.
Глава тридцать вторая
Бутс двигался размеренно и мягко, легким галопом по выжженной золотистой траве позднего лета, в то время как Гейрфресса скользила за ним характерной для ее вида походкой, пожирающей расстояния. Мерин хорошо знал о присутствии всадницы. На самом деле, у него была явная склонность вести себя в ее присутствии скорее как дружелюбный котенок, чем как боевой конь зрелых лет, резвясь с ней, как будто он был детским пони, и она относилась к его выходкам с нежным, иногда раздраженным терпением.
<Конечно>, - сказала теперь Гейрфресса, слегка повернув голову, чтобы лучше рассмотреть Лиану, когда она уловила веселые мысли своей наездницы. <У младших кузенов великие сердца. Это же не их вина, что волшебники не дурачились с их предками, не так ли?>
- Да, это так, - согласилась Лиана. Скакунам было удивительно комфортно с мыслью, что они, как и халфлинги, были продуктом тайного вмешательства. Конечно, в их случае это была преднамеренная манипуляция, все последствия которой, включая непредвиденные, были в высшей степени благотворными, произведенными Белым советом, чтобы сделать их предков сильнее, могущественнее и намного разумнее. Халфлинги не наслаждались этим продуманным процессом проектирования. Они представляли собой несчастный случай, совершенно непреднамеренное последствие и побочный продукт самой разрушительной войны в истории Орфрессы, и ни они, ни какая-либо другая человеческая раса не смогли этого забыть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
<Я действительно не знаю, почему они должны это делать>, - резонно заметила Гейрфресса. <Что есть, то есть; попытка "забыть это" не может этого изменить. И это не значит, что халфлинги - единственная "случайность"! А как насчет волхвов? Или, если уж на то пошло, как насчет градани и Ража? И если то, что Венсит однажды сказал Базелу и Брандарку, правда, то даже эльфы являются результатом "тайного вмешательства". Хотя, я полагаю, и в их случае это было сделано намеренно.> Скакунья удивленно вскинула голову. <Я не понимаю, почему вы, двуногие, так сильно беспокоитесь об этом!>
- Я не говорила, что действительно беспокоюсь об этом, - заметила Лиана. - Я думаю, что халфлинги делают это главным образом из-за того, что большинство других человеческих рас... предубеждены против них, я полагаю. И я должна отметить, что то, что было сделано с градани, точно не было "случайным". Или сделано волшебниками, которым было наплевать на то, что случилось с их жертвами, если уж на то пошло. - Ее тон ожесточился. - И они заплатили за тот Раж, который у них есть сейчас, более чем двенадцатью сотнями лет чистого, безжалостного ада.
<Верно.> На мгновение голос Гейрфрессы звучал более приглушенно, чем обычно, хотя Лиана сомневалась, что это продлится долго. <Я не хотела легкомысленно относиться к тому, что случилось с другими людьми, сестра.>
- Я знаю, что ты этого не делала, дорогуша, - улыбнулась ей Лиана. - Думаю, однако, что вы, скакуны, вероятно, получили лучшее предложение из всех этих... переделанных видов. И я рада, что вам оно досталось.
<Я тоже.> Гейрфресса придвинулась ближе, голубая звезда ее восстановленного правого глаза заблестела, когда она протянула руку, чтобы очень нежно коснуться носом левого плеча Лианы. <Если бы с нами не "повозились", то мы с тобой никогда бы не встретились, не так ли?>
- Это тоже не то, о чем мне нравится думать, - мягко сказала ей Лиана.
Она на мгновение заглянула в сияющий глаз Гейрфрессы, затем повернула голову, осматривая бескрайнее море травы вокруг них. За последние несколько недель год выдался неожиданно сухим, как будто Чемалка решила отправить обычный дождь куда-то в другое место, и эти высокие, колышущиеся на ветру волны травы были более коричневыми и сухими, чем обычно, даже для такого позднего лета. Они бесконечно мерцали и шевелились под легким ветерком, заманивая в ловушку и сбивая с толку неосторожный глаз.
Равнина Ветров всегда была местом, где легко заблудиться неосторожному, но к этому времени Лиана знала местность вокруг Кэйлаты даже лучше, чем земли вокруг Балтара. Она знала бугры земли, разбросанные отдельные колонии осин и берез, более зеленые линии крошечных ручьев и сезонных водотоков. Она знала, где находятся источники и где найти лучшие места для лагеря на всех этих бескрайних просторах. И она знала свое небо, где находилось солнце в любое время суток и как находить дорогу по его указаниям или по чистым, сверкающим звездам, которые сияли в разреженном, кристально чистом воздухе Равнины Ветров, как собственная диадема Силендрос. На самом деле ей не нужно было думать об этом, чтобы понять, в каких отношениях она находится с Кэйлатой... или понять, что им пора возвращаться домой.
Она скорее сожалела об этом, и она знала, что Бутс тоже пожалеет. Она взяла за правило ездить верхом на мерине по крайней мере три раза в неделю, и он проводил свои дни в открытом поле, ограниченном рекой, с легким доступом к полевому укрытию. Гейрфресса делила с ним одно поле, хотя, в отличие от Бутса, она так же ловко открывала калитку в окружающем его заборе, как и любой двуногий, и приходила и уходила, когда хотела. Управляющий городской конюшней помогал возвести загоны в обмен на разрешение выводить в поле с Бутсом полдюжины других лошадей, владельцы которых предпочитали держать их на траве, что давало ему много компании. С дополнительными лошадьми, с которыми можно было поиграть, он достаточно упражнялся, чтобы поддерживать себя в форме, но Лиана ездила на нем не только для того, чтобы потренировать его. Ему нужно было время с ней, так же как и ей нужно было время с ним, и странным образом часы, которые она проводила на спине Гейрфрессы, только делали езду на нем еще более приятной. Ее связь с Гейрфрессой была настолько глубокой, что они действительно были одним существом; с Бутсом ей пришлось поработать над такого рода слиянием, и это заставило ее оценить это еще глубже.
