Растерявшиеся люди Кассиуса примирительно подняли руки, залепетав что-то о своей ему верности, когда он приблизился к ним с острым охотничьим ножом в руке. И могло бы это беснование закончится для них крайне печально, но припадок разъяренного Кассиуса был прерван глухим кашлем — кто-то из числа гвардейцев не выдержал влияния болезнетворной силы.
Не став дожидаться закономерной развязки, Остин первым высунулся из проема погреба во весь рост, открыв хлипкий деревянный люк настежь и выпустив арбалетный болт прямиком в темный силуэт невменяемого Пекоса. Снаряд ударил убийцу в область лба, отскочив от слишком уж прочного материала маски. Но наемники предполагали такой исход, а оттого вслед за первым болтом отправилось еще двое, в свою очередь попавшие в грудь и живот противника. С глухим щелчком поразили они цель, не пробив ее, но лишь застряв в толстой прослойке плаща. Специфический звук однозначно указывал, что под плащом скрывалось что-то покрепче дубленной кожи, при этом, что-то определенно неметаллическое. Слишком уж далек был звук от скрежета или звона стали.
Снаряды сумели если не погубить, то пошатнуть безумца, вынудив того сделать пару шагов назад. Этого было достаточно чтобы он сблизился с той самой бочкой, в которой ждала своего часа Карательница.
Крышка деревянного сосуда отлетела, и лишь мгновеньем позже тонкая струна-удавка обвила горло Кассиуса, но по неизведанной причине, вопреки всем усилиям женщины, не смогла стянутся плотнее. Что-то под воротником плаща мешало смертоносному инструменту. Убийца не дал Эмилии времени на выяснение причины неудачи. Одним ловким движением он ухватился за горло женщины, потянув ее на себя, другим же вогнал зажатый в руке нож ей в живот, прямо через подставленную для защиты руку.
Сила убийцы приумножила в своем действии, — если его недавние попытки были призваны лишь наказать подчиненного, то теперь он всерьез рассматривал возможность убийства всех, кто был в корчме. Люди в считанные мгновения покрывались сетью проступающих через кожу синеватых вен, оседая на пол, будучи не в силах сделать и единого вдоха. Часть гвардейцев даже не успела вытащить на свет оружие, а орудия боя уже просто попадали из хаотично сокращавшихся рук.
Словно позабыв о ставших беспомощными наемниках, Пекос с особой жестокостью расправился с удерживаемой им женщиной, раз за разом нанося ей все более яростные и глубокие ножевые ранения. Когда с ней было покончено, он приказал остолбеневшим от увиденного приспешникам, что были спасены носимыми поверх носа платками, вытащить всех, кого только было можно из погреба, пока содрогавшиеся в агонии тела еще окончательно не разложились. Бандиты ступали осторожно и боязно, опасаясь любым своим резким движением разозлить помыкающее ими чудовище. В этот момент они прекрасно осознавали, что ввиду обострения состояния Кассиуса, их положение было немногим лучше от положения полумертвых гвардейцев. Страх смерти вызывал в них особую исполнительность, заставив позабыть о собственной усталости, работая методично и безостановочно, с несвойственным людям их толка усердием.
Веберу едва удалось удержать слипавшиеся глаза открытыми, когда его вытянули из погреба. Безвольно лежащий в луже собственной, вытекающей изо рта пены, предсказатель старался не сводить взгляда с фигуры нависавшего над ним противника. Он внимательно рассмотрел, что скрывалось под одеждами склонившегося Кассиуса. Неудивительно, что ни болты, ни дротики, ни даже бритвенно-острая удавка не смогла навредить этому человеку: под слоем продырявленной саржевой ткани находился полный комплект отличнейшего хитинового доспеха. Плотные пластины наслаивались одна на другую, умело учитывая и дополняя анатомические особенности человеческого тела. Гладкая темно-бурая поверхность слегка отсвечивала в свете разожженных в помещении ламп, как если бы была недавно отполирована. Пластины не просто охватывали корпус убийцы, их надежно скрепленные сегменты оплетали собой его руки, ноги, и даже его шею, формируя непроницаемый воротник, что все это время скрывался от чужих взглядов за обыденной тканью плотного плаща. Вне всяких сомнений, такой доспех, будучи столь идеально подогнанным под пропорции Пекоса, должно быть, стоил целое состояние.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты, — удивленно пропыхтел убийца, всматриваясь в лицо предсказателя. — Не понимаю. Если ты освободился, ты же мог просто уйти? Зачем ты пришел за мной? Он послал и тебя тоже? Чертов Ли… — кто именно должен был послать Верго, последний уже не сумел расслышать. Шла ли речь об ранее упомянутом безумцем человеке, или о ком-то другом, чье имя тоже начинается на букву «Л»? Да и имя ли это? Знакомый звон заглушил собою все звуки. В глубине души предсказатель даже был немного разочарован что не успел добраться до столь любопытной информации. Разумеется, все сказанное Кассиусом могло оказаться обыкновенным бредом сумасшедшего маньяка, окончательно съехавшего с катушек после свалившейся на него череды неудач, но не узнав подробностей, об этом едва ли можно было рассуждать.
На этот раз видение подошло к концу еще до смерти предсказателя. Хоть, судя по всему, и не дотягивая до нее каких-то жалких нескольких минут. Все же Верго был в определенной степени доволен что на этот раз ему не пришлось особо мучатся. Подумать только — его никто не съедал заживо, никто не копошился в его внутренностях, и никто даже не пытался оторвать у него ноги. Не видение, а прелесть.
* * *
— Ну что там, — нетерпеливо поинтересовался Голдберг, вглядываясь в сосредоточенное лицо предсказателя. — Что увидели? Мы потерпели поражение?
Вебер поморщился. Послевкусие его предсказаний всегда было малоприятным, едва уловимой атмосферой страха и отчаянья оно могло не оставлять мужчину часами, влияя на восприятие всего вокруг, в особенности, на восприятие глупых вопросов.
— Если бы мы победили, Филипп, моего видения бы не было, — Верго многозначительно фыркнул, собираясь с мыслями и оборачивая эти самые мысли в презентабельные словесные выражения. — На нем самый дорогой комплект хитинового доспеха что мне только доводилось когда-либо видеть. Болты его не берут, да и удавкой до его защищенной шеи не добраться.
— Вот же хренов параноик! — закатила глаза Эмилия. — Интересно, спит он должно быть тоже в своем панцире, не снимая. И пьет, пожалуй, только из своей фляги.
— Такая его одержимость безопасностью усложняет дело, — серьезно задумался Голдберг. — Но ведь у доспехов есть какие-то крепления-шарниры там, где должны располагаться суставы. Он же сгибает как-то руки и ноги, верно? Значит и бить нужно будет в эти менее защищенные области.
— Сложно будет подобраться так близко, — покачал головой предсказатель. — Этот человек абсолютно невменяем, он готов разорвать в клочья все и вся что к нему приблизится. Я даже не знаю…
— Постой, но ведь его прихвостни от этого колдовства не страдают? — с надеждой в глазах спросила, не иначе как у себя же, Арчи. — Значит нам нужно просто нацепить на себя такие же платки, закрыть нос и рот тряпками, и тогда мы будем с ними на равных. Нет, мы будем гораздо опаснее и сильнее, ведь нас больше!
— Ну, без своих сил Пекос определенно поубавит в опасности, так что, почему бы и не попробовать? — пожала плечами Карательница, следом переключив свое внимание на Верго. — Нам же все равно не придется испытывать это на своей шкуре, так? Наш прорицатель все нам расскажет.
В иной ситуации Вебер едва ли бы смог сдержать скрип зубов, вызванный такой ненамеренной колкостью. Но в этот момент он отлично понимал две грустные истины: первая состояла в том, что в случае неудачи их плана, он испытает на себе все прелести своих болезненных видений вновь, хочет он того или нет; вторая, устанавливала приоритет иначе — устранить Кассиуса было совершенно необходимо, и ради этого можно было и пострадать еще немного. Конечно, ехидно ухмыляющаяся Эмилия не имела и малейшего понятия, каково это — переживать один болезненный кошмар за другим, испытывая раз за разом те предсмертные ощущения, что обычному человеку за время своего бренного существования встретить доведется не более раза. Да и откуда ей было знать? Должно быть она полагала, что события предстают перед взором предсказателя подобно череде ярких картинок, а его реакция, не более чем результат впечатлительности мужчины.
